Идеальные разведенные

35. Агата

— Сколько недель? — спрашивает Саша, сидя в кухонной зоне с будущей олимпийской чемпионкой на руках, пока я строго с аптекарской точностью отсыпаю смесь в бутылочку.

Сашке не хватает молока, потому что эта немелкая засранка жре… ой, кушает за троих! Сколько ей? Шесть дней отроду? Со вторника она стала еще больше и громче, а сегодня только пятница. С Никиткой Саша не знала, куда девать молоко, и сцеживала в раковину, а этой прЫнцессе пришлось вводить докорм.

— Четыре-пять ставят, — пожимаю плечами.

Я знаю, для чего она спрашивает. Поскольку не сложно сложить два плюс два и понять, что близость с Игнатовым у нас была после развода.

— Что сказала Котельникова?

Ох, Санька, моя ж ты корректная и тактичная! Издалека заходит!

— Что все в норме. Кучу анализов выписала и записала на прием через три недели, — размешиваю смесь и поглядываю на угрюмую Юльку, которая остервенело терзает пустую Сашкину грудь.

— Хорошо, — кивает Саша, — как она тебе?

— Располагает к себе, мне понравилась, — ставлю бутылочку на стол и усаживаюсь рядом. — Саш, хватит ходить вокруг да около, спрашивай.

— Пф-ф, — фыркает подруга, — какие все профессионалы вокруг меня собрались: всё видят, всё понимают. Я настолько примитивна и открыта? — злится Сашка и пихает в рот богатырше бутылку со смесью.

Когда подруга злится, она становится очень милой. Такая бешенная рыженькая белочка!

— Просто мы все тебя очень хорошо знаем! Не злись!

— Хм, знают они! Вообще-то, это моя работа! — дуется Сашка, но уже наигранно и озорно.

— Ты в декрете! Мы за тебя поработаем! — смеюсь я.

Сашка улыбается, но продолжает испепелять меня своим профессиональным взглядом а-ля «продолжайте, больной, я записываю»!

— Ну да! Да! — громко шепчу я, сдаваясь. — У нас было после развода. Один раз, — непременно уточняю, чтобы подруга вдруг не подумала, что мы какие-то извращенцы, занимаясь ЭТИМ в статусе развода.

— Понятно, — хохочет подруга, — интересно у вас, с перчинкой!

— Да ну тебя, — отмахиваюсь от подруги и краснею, как тургеневская барышня на смотринах.

Нашу девчачью идиллию разрушает звук моего орущего телефона, лежащего на столе и благополучно о нем забытого. Юлька дергается и отпускает бутылочку, заходясь недовольным воем.

Проклятье!

Как же я так забыла выключить звук?!

Ругаю себя еврейским матом.

Хватаю телефон и знаю, кто звонит.

Сашка успевает рассмотреть звонящего, когда я отключаю вызов и перевожу телефон в беззвучный режим. Потому что после того, как я не отвечаю, начинают сыпаться сообщения.

— Ты избегаешь его? — интересуется Филатова.

— Нет. Просто я пока не готова к разговору.

После моего побега из квартиры Филатовых, когда мы крайний раз виделись с Леоном, бывший муж названивает мне каждый день. Ненавязчиво, но словно каждый раз напоминая о себе.

Я не беру трубку. А потом приходят сообщения. Практически в каждом из них он спрашивает, как я себя чувствую.

Я очень боюсь, что мое молчание может заставить его приехать ко мне домой, но видеть его я сейчас не хочу.

Потому что он поймет.

— Ты не собираешься ему рассказывать? — округляет глаза Сашка и осуждающе смотрит на меня.

— Я расскажу. Обязательно расскажу, но… позже.

Я не готова.

Я пока сама не разобралась, что со всем этим делать. Да я до сих пор не могу свыкнуться с мыслью, что я беременна.

Как я ему скажу?

«Милый, мы, конечно, уже друг другу никто, но я от тебя беременна! Сюрприз!»

Или…

«Слушай, а что ж мы с тобой раньше-то не развелись, давно бы уже родила!»

Или так…

«Леон, ты сейчас не переживай, но у нас будет ребенок! Я тебе перезвоню, пока!»

Я не готова…

И я боюсь… Боюсь увидеть его реакцию: радость ли это будет, а быть может огорчение…

— Ты не должна проходить через это всё одна. Я знаю, каково это. Первые недели самые опасные, ты нуждаешься в заботе, поддержке и внимании. Это ведь совершенно новые эмоции, новые ощущения и другой мир. С тобой должен быть тот, кто поддержит, успокоит и предаст уверенности в том, что всё правильно. У меня другая была ситуация, меня просто бросили. А Леон никогда так не сделает. Вы же се… — Саша замолкает на полуслове, — расскажи ему. Он должен знать.

Я знаю, что не сделает.

Леон — самый порядочный и ответственный человек, кого я знаю. Но дело в том, что я не хочу, чтобы меня принимали как обузу, от которой некуда деваться, из жалости и чувства ответственности.

Так я не хочу.

— У меня есть ты, — я снова плачу.

Никогда столько не плакала, а сейчас от слова «молокоотсос» готова разреветься!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— И я тебя очень люблю, — соглашается моя Рыжуля. — Но сказать ты обязана, и как можно раньше.

Киваю.

Мне так хочется забраться к ней на ручки вместо заснувшей Юленьки, чтобы меня так же покачали, убаюкали и пожалели.

Вытягиваю вдоль стола руку и раскрываю ладонь. Сашка понимающе вкладывает свою маленькую теплую ладошку, и мы крепко сцепляем наши пальцы. Я готова выцарапать глаза любому, кто говорит, что женской дружбы не бывает.

— Я так рада за тебя, подруга, — шепчет Сашуля, — а ты не верила в чудо.

Чудо…