Идеальные разведенные

46. Леон

Три дня спустя

Я стою перед дверью палаты и не решаюсь войти. Не то, что бы я боюсь, но опасаюсь… праведного гнева Агаты.

А то, что она обижена на меня, я знаю точно, потому что эти три дня она общалась со мной односложно и холодно. Но я радовался и этому, получая пусть и скупые, но все-таки ответы.

Мы общались исключительно в мессенджере.

Уверен, мы оба осознанно выбрали такой способ общения, чтобы дать друг другу времени. Наши беседы не касались ничего личного, только мои вопросы о самочувствии и ее список вещей, которые требовались Агате в больнице.

Я единственный, кто не видел ее после операции. С утра мою девочку уже успели навестить Сашка с Максом и родители Агаты, которые прилетели вчера. Теща обещала нас откормить, ругая за то, что, по ее мнению, оба выглядим как жертвы Бухенвальда. Тесть, будучи врачом-хирургом, обещал ускорить процесс реабилитации любимой беременной дочери.

Ладно, ну че я в самом деле?! Ну получу по морде, так ведь заслужил же.

И я благополучно позаботился об этом, купив нежные пионы вместо роз.

Резко выдыхаю, перекладываю цветы в руку с подарочным пакетом, берусь за ручку двери и захожу.

Агата сидит, прислонившись к спинке высокой кровати, и ее внимание занято просмотром фильма на макбуке. Сбоку установлен дренаж, и мне становится невыносимо больно от понимания того, что моей девочке пришлось пережить, и что приходится терпеть сейчас.

Моя сильная Богиня!

Рядом на тумбочке стоит пиала с неаппетитно выглядящей жижей, похожей на детское питание.

С сегодняшнего дня Агату перевели на перетертую полужидкую пищу и она, спасибо, Боже, её ест. Маленькими порциями, но ест!

Знаю, что впереди нас ждет долгий процесс восстановления, наполненный многочисленными ограничениями, жесткими диетами и щадящим режимом.

Но мы справимся! Впереди целая жизнь! А вернее целых две!

В палате полумрак, потому что после обеда сюда просится ослепительное солнце, которое вот уже три дня радует своим присутствием!

Изобилие цветов наполняют комнату живыми ароматами, вытесняя запахи больницы.

— Долго будешь так стоять? — голос жены как мед.

И давно она меня заметила?

Прикрываю за собой дверь и прохожу внутрь, укладывая пакет и цветы в кресло.

— Привет, — мечусь глазами по палате, выискивая место подальше. Вдруг придется уворачиваться.

Кивает вместо ответа.

Упрямо следит за мной, а я рассматриваю ее.

Три дня не видел, а, кажется, целую вечность.

Она всё еще неприлично худая, но в глазах появился свет, а губки вернули свою нежно-розовую окраску.

Хочу поцеловать их.

На щечках заиграл легкий румянец.

Хочу провести кончиками пальцев по ним.

Чистые, отросшие светлые пряди волос собраны в высокий хвост.

Хочу распустить их и сжать в руке, открывая тонкую шейку и лизнуть.

Полная налитая грудь мерно вздымается с каждым ее вдохом.

Хочу обхватить ее ладонями и ласкать.

Агата, краснея, ухмыляется и отводит глаза, словно прочитав то, о чем я сейчас думаю.

Краснеет моя Богиня!

Я тоже стесняюсь, словно у нас всё впервые!

И чувства снова те же, как тогда, там в библиотеке.

Я вновь влюбляюсь в свою Богиню.

И как же мне это нравится!

Мне бы только заслужить ее доверие и прощение.

Я попробую:

— Я знаю, что…

— У меня было достаточно времени, чтобы подумать, — перебивает Агата.

Я несказанно удивлен. Подбираюсь, напрягая свое тело, потому что если у Агаты было достаточно времени, то надумать она могла всё, что угодно.

— Мы виноваты оба, — да ладно? Не верю своим ушам, — поэтому я решила, что обижаться долго не буду.

Господи, спасибо тебе, Господи!

— Но это не значит, что ты так легко отделаешься.

Ну еще бы!

Киваю и еле сдерживаюсь, потому что смотрю на Агату, которая всеми силами пытается обуздать рвущуюся наружу улыбку.

Она расслаблена и спокойна, и я решаюсь пересесть к ней на кровать, соблюдая дистанцию.

Позволяет.

— У меня есть условия.

Снова киваю. Я согласен на всё, чтобы вернуть ее расположение и искупить вину.

Агата убирает макбук, устраивается поудобнее, а я мысленно зацеловал ее уже всю и везде.

— Я хочу белковые трубочки, — задумывается, — каждый день.

— Легко! — утвердительно киваю. Пф-ф, раз плюнуть! Я готов выкупить эксклюзивное право на их изготовление!

— Ты будешь есть мою яичницу и всё, что я приготовлю, — снова деланно задумывается, — есть и восхищаться! — еде сдерживается, чтобы не засмеяться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Да мне самому приходиться прилагать невероятные усилия, чтобы не растянуться в довольной лыбе.

— С удовольствием!

Вообще легко! Упаковка Гастала мне в помощь! А если серьезно, тот куриный суп и еврейский пирог до сих пор фонят приятным послевкусием.

— Ты уволишь Алину, — ее лицо мрачнеет, а в меня летят все ее мысленные ядовитые стрелы.

— Уже.

Это было не сложно. Без истерик, выяснений отношений и взаимных оскорблений.

Я щедро выписал Алине «отступные», потому что, как ни крути, она ни в чем ни разу меня не подвела профессионально, выполняя каждое поручение с предельной ответственностью. Да, в личном она перегнула, посягнув на частную территорию. Но унижать, и тем более, мстить я не буду. Я мужчина, а она женщина, которая тоже хочет личного счастья, пусть и неправильным путем. Алина ошиблась, да и я был не прав, что дал ей повод ошибиться.

Повторюсь, Алина не дура, она прекрасно всё поняла, извиняясь за выходки, которые, к счастью, ни привели к плачевному исходу. Возможно, я бы так не рассуждал и не бездействовал, если бы Алинина инициатива нанесла вред моим детям и супруге. Мы миролюбиво поговорили, расставили точки на i и разошлись, пожелав друг другу счастья.

Вижу, как оживляется Агата, пряча довольную мордашку за маской серьезности и напускной отстраненности.

— Я все-таки хочу поменять шторы в гостиной, — складывает руки на груди и выжидательно следит за моей реакцией.

— Ну не знаю, это уже серьезные заявы, — откровенно веселюсь я. — Мне надо подумать.

Агата хрюкает и прикрывает лицо простыней, но мне видно, как под ней она потрясывается смехом.

Кстати, шторы в гостиной выбирал я. Это единственный предмет интерьера, к которому я приложил свою руку. Все остальные части тела к ремонту нашей квартиры приложил дизайнер, причем за приличную такую сумму.

Агате выбранные мною шторы никогда не нравились, но ей приходилось, скрепя зубами, смиренно терпеть. А сейчас, значит, веревки из меня вьет!

— Хорошо, согласен и на это.

— Да! — победно шипит под простыней и показывается наружу.

— Хочу котика, — и глазки такие невинные делает, но не прокатит.

— Сразу нет! — Животные в квартире — табу! Мое детство прошло в частном доме с плешивыми кошками, вшивыми дворовыми собаками, больным попугаем, ленивыми морскими свинками, черепахами, вонючими хомяками и домашними тараканами, поэтому у меня приобретенная аллергия на всех, за кем нужно убирать, выгуливать, мыть и ухаживать. А, зная Агату, заниматься всем этим придется снова мне.

— Хорошо, — показательно печалится, — тогда рыбок.

— Одну, — торгуюсь я.

— Две, — не сдается Агата, — одной ей будет скучно.

Справедливо.

— Идет, — положительно киваю.

— Ты женишься на мне, — выпаливает моя беременная бывшая женушка, а у меня падает челюсть.

— Не борзей, — парирую я и наигранно гневно смотрю на Богиню.

Испепеляем друг друга взглядами, а потом начинаем одновременно смеяться!

Агата хватается за бок, где нелицеприятно свисает дренаж.

— Не смеши, мне больно, — просит моя девочка, утирая краешком покрывала слезинки в уголках глаз.

Подползаю ближе и промокаю подушечками пальцев соленые кристаллики ее слез.

Обвожу контур лица, прохожусь пальцами по мягким губам.

Моя девочка любимая.

Приближаюсь к ее лицу, которое вмиг напрягается и лишается ее озорной улыбки. Смотрит, инстинктивно облизывая губы.

Лучше я.

Целую.

Сначала опасливо, прощупывая почву дозволенности, потом глубоко, не встретив препятствий.

Вкусно!

Самый любимый вкус — вкус моей женщины!

— Леон, а что там в пакете? — отстраняется и заглядывает мне за спину.

Мне хочется застонать, но я смиренно поправляю брюки и подхожу к креслу.

Беру пакет и вручаю его Агате.

— Ого, — радуется Богиня, — какой тяжелый!

Извлекает из подарочного пакета увесистую коробку, перевязанную красной атласной лентой.

Аккуратно развязывает ее и откладывает рядом с собой.

Глаза Агаты сияют предвкушением и интересом, а я предусмотрительно отхожу подальше.

— Что там? — интересуется моя довольная девочка.

— Открой.

Открывает коробку, и ее широченная улыбка медленно сползает с лица в сторону больничной утки.

— Это… это… кирпич? — Агата переводит на меня свои бушующие глаза, а мне заржать хочется. — Игнатов, ты подарил мне кирпич? Я сейчас не сплю? — щипает себя за руку моя свирепая Богиня. — И что мне с ним делать?

— Начинать строить счастливую жизнь!

Агата задумывается.

— Есть другой вариант, и он мне нравится гораздо больше: запустить этот кирпич в твою глупую голову, — шипит Игнатова и, клянусь, если бы у нее было побольше сил, она бы сейчас так и сделала.

Я такой вариант не исключал, поэтому и отошел подальше!

— Боже, Игнатов, ты ненормальный, — закрывает лицо руками и качает головой. — Знаешь, никогда бы не подумала, что выражение «булыжник на пальце» выглядит именно так.

— Я умею быть оригинальным, — улыбаюсь в сторонке, но подойти пока не решаюсь. — Выйдешь за меня?

— Вот теперь даже и не знаю! — смеется Агата, взвешивая в руке кирпич, который по моей задумке, должен был стать первой строительной крупицей нашей счастливой жизни, а станет, вероятно, орудием моего убийства!