Свободна.
Я свободна.
Когда эта мерзкая женщина грохнула печатью в мой паспорт, меня словно ударило током. Я даже вздрогнула, — насколько болезненно ощутила его разряд.
Я была готова, но осознание реального конца, подтвержденного теперь законно и документально, все равно ударило в солнечное сплетение.
Я свободна…
— Что за костюм, Игнатов? В таких сейчас даже не хоронят, — мы с Леоном выходим на улицу. В моих руках паспорт, свидетельство о расторжении брака и мое будущее. Будущее без мужа.
— Все-таки не узнала? — прищуривается Леон и довольно улыбается. — Это мой свадебный костюм.
Распахиваю изумленно глаза.
— Серьезно? А я думала ты его продал.
— Как видишь. Наверное, чувствовал, что он мне еще пригодится! — весело отвечает Игнатов, выглядящий бодрее, чем я. Еще бы, это мужики вместе с печатью в паспорте приобретают свободу, а мы, женщины… что приобретаем мы? Прогорклое скребущее ощущение пустоты, брошенности и одиночества?
— Ха-ха, смешно, — натянуто стараюсь поддержать игривый тон мужа… бывшего мужа. — Ну тогда и не продавай. Может, второй раз женишься, а костюмчик есть! — ободряюще улыбаюсь, выжимая из себя эту улыбку, и смотрю в глаза Леону. Что-то пытаюсь в них найти, а, может, просто запомнить.
Мы стоим на парковке у Загса. Теплый майский ветер треплет его отросшие темные волосы. Он всегда бесится, когда они непослушно падают ему на лоб. Вот и сейчас он рукой пытается зачесать их назад, но тщетно: ветер задорно играет с ними. Я слежу за его движениями и вижу поблескивающее на солнце обручальное кольцо. Почему он его не снял?
Забыл?
— Тебе надо подстричься, — смотрю на него, стараясь игнорировать увиденное, но чувствую, как в горле образуется ком.
— Знаю, — соглашается. — Некогда, — он нервно смотрит на часы. Леон всегда куда-то торопится. — Ладно, Агат! Поздравляю! Мне пора.
Поздравляет…
— Ага, взаимно.
Он то ли по привычке, то ли на прощание обнимает меня, как прежде, и уходит к своей машине. Его белый седан и мой черный кроссовер стоят рядом. Леон открывает дверь, забрасывая на заднее сидение пиджак и свидетельство, и скрывается в салоне, успевая мне подмигнуть.
Криво улыбаюсь, провожая взглядом пыль от шин.
Опустошенно бреду к своему немцу. Сажусь за руль с разъедающей потребностью выговориться, поэтому набираю свою лучшую подругу. Сашка поднимает трубку сразу, будто ждала моего звонка. Да скорее всего так оно и есть.
— Агат? — спрашивает вкрадчиво.
— Всё, — еле слышно говорю и начинаю реветь. Даю себе волю, потому что перед подругой мне прятать нечего.
А ведь я была готова. Мы сотню раз с Александрой прокручивали этот эпизод и прорабатывали каждую деталь развода, но я … я не справилась. Ты смелая и самодостаточная лишь у себя в голове, а на деле… на деле мы женщины… И этим все сказано.
Мой рев превращается в вой, слезы обжигают лицо и оседают на моем новом белом платье. Я до хруста сжимаю руль и не могу заставить себя успокоиться.
Саша молчит.
Я знаю, что она на проводе. Она слушает и молчит. Она умеет это делать, потому что Филатова Александра[1] — квалифицированный психолог, а мне большего от нее и не надо…
— Ты забудешь обо мне, на сиреневой луне,
Может только на мгновенье.
Оставляя для меня только тоненькую нить,
Только каплю сожаленья…
(Л.Агутин «Ты забудешь обо мне»)
Орем в три голоса, сидя у меня дома на ковре перед телевизором.
Три коробки пиццы, легкая закуска и море вина — я то ли праздную развод, то ли поминаю свой брак.
После истерики в машине Сашка божилась провести этот вечер пятницы со мной, но с ней не напьешься: подруга на восьмом месяце беременности, поэтому я пригласила еще и Юльку, мою институтскую подругу.
Мы сидим по-турецки в обнимку с Юлей и раскачиваемся в такт мелодии — пьяные вдрызг. Я реву и засовываю холодный кусок пиццы в рот, размазывая слезы по щекам. Сашка сидит в кресле, естественно, трезвая, но тоже ревет.
— А ф-фсе-таки твой Леон нормальный муж-ж-жик, — заплетающимся голосом проговаривает Юлька. — И квар-р-ртиру тебе оставил, и маш-шину. А сам он где живет теперь?
— Он уже не мой, — вскидываю подбородок. — Не знаю, вроде снимает, — моя речь мне кажется более внятной. Ну мне хотелось бы так думать.
— Во-от, — наставляет на меня указательный палец, — говорю ж, не козел, — умозаключает подруга. Я смотрю на нее ошарашенно, подумывая лишить ее этого статуса, и свожу брови вместе. Однако, Юлька хоть и пьяная, но, очевидно, помнит, для чего все мы здесь сегодня собрались, поэтому спешит поскорее исправиться. — Ну в смысле коз-з-зел кон-н-нечно, ну такой, нормальный коз-з-зел.
Нормальный козел?!
Пробую на вкус это выражение и понимаю, что меня оно полностью устраивает. Довольно киваю, а Сашка тихонько хихикает.
— Д-д-девочки, а поедем в клуб? — вдруг заявляет Юлька. — Танцева-ать хочется-а-а-а! — протягивает певуче и предпринимает попытку встать, но заваливается обратно на ковер, смеясь над неуклюжей собой.
— А действительно! — у меня подняться выходит с первого раза, и я дружелюбно подаю руку Юле. — Танцевать!
— Девочки, а может не надо? — обеспокоенно встревает Сашка, любовно наглаживая свой гигантский живот. Мне кажется, ей стоило разродиться как минимум пару месяцев назад. — Вам и так хорошо.
— Санечка, ты едешь домой, — деловито указываю на нее пальцем, — а мы с Юлькой танцевать! — решаю.
Бегу в гардеробную, волоча за собой Юлю. Переворачиваю вещи, выискивая подходящий наряд для себя и подруги. Нахожу черное короткое платье в пайетках с глубоким декольте — то, что нужно для сегодняшнего вечера, а Юльке к ее кожаным шортам мы подбираем атласный топ рыжего оттенка. Следом несусь в прихожую за своим рабочим чемоданчиком и достаю из него весь свой арсенал косметики.
— Девочки, может, все-таки останемся дома? — Сашка поочередно смотрит то на меня, то на Юльку.
Я попыталась нас накрасить так, насколько позволили дрожащие пальцы и моя нетрезвая координация. В целом, мы с Юлькой остались довольны своим внешним видом, но почему-то, глядя на жалостливое и слегка пораженное лицо Сашки, я начинаю в этом сомневаться.
Мы втроем топчемся в прихожей и пытаемся обуться, пихая друг друга локтями и весело щебеча. Внизу нас ожидают два такси: в бар — для меня и Юльки, до дома Филатовых — для Сашки.
Выходим из подъезда, спотыкаясь и держа друг друга под руки, как старые, но в душе молодые, клячи!
С Юлей усаживаемся на задние кресла, и наше такси уже вовсю готово сорваться с места, когда резко открывается передняя дверь, и Сашка запрыгивает на пассажирское сидение.
Мы с Юлькой непонимающе смотрим на нее, открыв рты.
— Я не могу вас бросить в таком состоянии. Я еду с вами, девочки, — уверенным голосом отвечает Санька, развернувшись полубоком к нам.
В такси повисает гробовое молчание, которое спустя несколько секунд прерывается моим задумчивым голосом:
— Н-да-а… Ну и компашка собралась: одна сегодня развелась, другая глубоко беременная…
— А у третьей не было секса уже полгода, — встревает Юля, — да я практически девственница! — хохочет.
Мы ржем, как умалишенные, под косой взгляд водителя такси. Просто он не знает, как я обожаю своих шальных подруг, но ответственно выворачивает руль и мчит нас в «Галактику».