Идеальные разведенные

24. Леон

— Саш, присядь, хватит суетиться, — Максим пытается ухватить жену за руку, но та ловко увиливает и озорно смеется.

Не представляю, как она вообще передвигается с таким животом, при этом оставаясь потрясающе выглядеть. Точно Макс говорит — настоящая ведьма.

— Сколько еще? — киваю на огромный беременный живот Сашки.

— Да вот уже, пора, — разводит руками. — Сил больше нет, — наигранно хнычет Рыжуля, бережно поглаживая свой круглый живот.

— А там точно одна девочка? — спрашиваю я. Ну реально, живот просто огромный, хотя Саша сама такая миниатюрная.

— Папа говорит, что там будущая пловчиха, — встревает рядом сидящий Никитос.

— Что? — возмущается Сашка и округляет глаза. — Ты издеваешься? — подлетает к Максу, уперев руки в бока и перекрывая своим животом доступ к телевизору.

— Почему? Нет. Будет олимпийской чемпионкой, — удивляется Макс так, будто это само собой разумеющееся.

— Во-о-от с такими плечами, — разводит широко руки, — и такой малю-ю-юсенькой головкой? — соединяет большой и указательный пальцы. — Ну уж нет. Она — девочка, Филатов, — воинственно топает ногой подруга.

— У тебя странные представления о пловчихах. Они не такие, — спорит с ней Макс.

— Скажи ему, — Сашка смотрит на меня, требуя поддержки.

— Ну… — мне не хочется никого обидеть, — у пловчих весьма специфические фигуры. На любителя, — уклончиво отвечаю.

— И тебе нравится? — не сдается Рыжуля.

— Не задумывался об этом. Макс познакомишь? — шучу я, а Макс утвердительно кивает.

Сашка закатывает глаза, машет на нас рукой и уходит на кухню.

В просторной гостиной мы остаемся втроем: я, Максим и Никитка, который с открытым ртом смотрит футбольный матч.

— Кстати, Саша рассказывала, что завтра Агата на свидание собирается, — Филатов поворачивается ко мне и сверлит пронизывающим взглядом.

— Рад за нее.

— Серьезно? — ухмыляется друг. Пожимаю плечами. — То есть тебе не интересно, куда и с кем идет твоя жена? — не унимается Макс.

— Бывшая, Макс. Бывшая. Ты все время об этом забываешь, — начинаю откровенно раздражаться я.

— Я бы мог спросить у Сашки…

— Мне не интересно, Макс, — перебиваю друга, — и давай закроем эту тему.

Филатов понимающе кивает и наконец отстает от меня.

Практически две недели я не позволял себе вспоминать тот вечер и думать о бывшей жене. Я постарался оставить там, на комоде, всё: ключи от квартиры, обручальное кольцо и никому ненужные чувства. Я окунулся с головой в работу, пытаясь наверстать то, что пропустил за время бестолкового сталкерства за Агатой. Я запер на ключ воспоминания, надежды и полностью отключил эмоции. Единственное, что не давало мне покоя — отсутствие кольца на пальце. Первое время меня ломало, как долбанного наркомана. Я постоянно трогал палец и потирал то место, где оно должно было быть. Мне было некомфортно, словно я забыл надеть одежду и остался голым. Однажды на работе я забылся и, не обнаружив кольца, начал метаться по кабинету в поисках пропажи. Но потом опомнился.

Не скажу, что мне легко удавалось владеть ситуацией, но я старался.

Правда пару раз срывался на свою команду, когда мои информационные гении завалили один, пусть и не дорогостоящий, проект. Я понимаю, что во многом виноват сам, потому что, когда требовалось мое присутствие, я выслеживал свою бывшую супругу.

Больше всех выхватывала Алина. Не знаю, как так произошло, но меня она стала раздражать. Ее вечно сдержанное лицо, на котором, как не пытайся, но фиг ли найдешь хоть какое-то подобие эмоции, ее чрезмерная опека, даже в те моменты, когда меня нужно было послать. Меня даже стал бесить ее голос: если раньше я считал его мягким и успокаивающим, то теперь мне кажется, что именно таким монотонным звучанием разговаривают с психбольными.

Я орал на нее, а она стояла и мило улыбалась уголками глаз, а потом как ни в чем ни бывало приносила мне кофе.

И если бы это была Агата, то она бы раз сто туда плюнула, высморкалась, наорала в ответ и ушла.

Я, наверное, дебил. Потому что бежал от это всего, считая Алину эталоном идеальной женщины.

Еду домой и нервно постукиваю пальцами по рулю.

Чертов Макс.

Внутри всё зудит бешенством.

Ну вот зачем, а? Зачем копнул там, где и так тонко и зыбко? Я ведь старался не думать, не чувствовать, так какого черта происходит?

Хватаю телефон и набираю Макса.

— Уже соскучился, малыш? — Макс в своем репертуаре.

Пропускаю выпад друга мимо ушей и шиплю в ответ:

— Узнай, где и во сколько?

— Тебе ж не интересно.

— Макс, — угрожающе рявкаю.

— Окей, понял. Саш, а куда Агата идет в субботу и во сколько? — друг отводит трубку и кричит своей жене. Прямым текстом, без прелюдий и хождений вокруг да около. В этом весь Макс. Слышу шорох в телефоне, а потом и голос Рыжули: «А тебе зачем?». — Говори! — звучит, как приказ, но я-то знаю, так Максим просит.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Там Игнатов, да? — спрашивает Саша. Я не знаю, что отвечает друг, но зато слышу твердый и категоричный голос его жены. — Если Леон собирается сделать какую-то пакость, я не буду участвовать в этом. Так что извините, ребята, я — пас.

— Ты слышал, — вздыхает Макс в трубку.

— Слышал… — нажимаю «отбой» и втапливаю педаль газа в пол.

Не знаю, на что я надеялся. Это изначально было глупой идеей. Я обещал ей, что не буду трогать и дам свободу. Так какого лешего, Игнатов?

Уже подъезжая к дому, слышу сигнал о входящем сообщении. На дисплее высвечивается «Филатов»: Токио 19.00.

Красавчик-дружище!

Уж не знаю, как ему удалось выпытать у принципиальной Сашки информацию, но могу со стопроцентной уверенностью сказать, что с друзьями мне чертовски повезло!

Губы разъезжаются в довольной улыбке, и я незамедлительно пишу ответ «Спасибо» и ставлю «поцелуйчик».

Его ответ приходит тут же: «Будешь должен, малыш».

Отправляю вверх поднятый средний палец.