Идеальные разведенные

28. Агата

Я не знаю, что со мной происходит, но у меня, кажется, появились проблемы.

Со здоровьем.

Сегодня я не выдержала и записалась к гастроэнтерологу.

На среду.

Надеюсь, доживу.

С того самого вечера, когда меня стошнило прямо у подъезда, прошла целая неделя, но плохо мне до сих пор.

Оказалось, дело-то вовсе не в приторной пахучке, как я считала, а в чем-то другом. Возможно, мой организм пребывает в шоке от потребляемой мною пищи, к которой не привык, потому что я ем то, что готовлю сама.

Не знаю.

Но меня периодически тошнит. И тошнит как-то странно. Я могу целый день ничего не есть, а стоит посмотреть, например, на мною обожаемые финики, так меня выкручивает с такой силой, что кровь из носа начинает течь.

А еще я подсела на томатный сок: пью его взахлеб, наслаждаясь и получая поистине великое удовольствие. Хотя раньше не замечала за собой такого пристрастия. А потом меня тошнит… этим томатным соком. А через час я снова его хочу. И пью…

Такие дела.

Подозреваю, что у меня обострился мой хронический панкреатит, но дело в том, что привычные лекарства, которые мне всегда помогали, сейчас не справляются.

Поэтому в среду я иду к гастроэнтерологу сдаваться!

И хоть я и стараюсь держаться молодцом, но на самом деле мне страшно. Моя бабушка умерла от злокачественной опухоли в печени, у моего папы — хронический холецистит, а у меня — панкреатит. Я с самого детства мучаюсь периодическими приступами воспаления поджелудочной железы. Так что проблемы с пищеварительной системой у нас в роду.

— Представляете, Агата? — переключает на себя мое обеспокоенное негативными мыслями внимание клиентка, — он весь такой роскошный, с букетом потрясающих роз, встает посреди зала на одно колено и предлагает выйти за него замуж.

Женщине, которой сейчас я делаю свадебный макияж, глубоко за пятьдесят. И она — невеста. Сегодня у нее свадьба, она первый раз выходит замуж и светится так, что я ограничиваю себя в количестве нанесения хайлайтера на ее лицо, потому что оно и без того излучает свет и неподдельное сияние!

— Как мило, — сипло гундошу, потому что нос заложило, а из глаз самовольно катятся слезы.

Я не склонна к эмпатии, но этот милый и невероятный рассказ моей клиентки просто напрочь расшатал мою и так нестабильную душевную константу.

И когда я успела стать такой ранимой и сентиментальной?

Реву и реву…

Навожу в студии порядок, складываю косметические принадлежности на обработку и планирую выложить фото сегодняшней невесты в профиль соцсетей, как дисплей моего телефона разряжает студийную тишину.

Не скажу, что неожиданно, но из-за плохого самочувствия в последние дни мои мысли были посвящены совершенно другому. Я ожидала, что после произошедшего в ресторане Игнатов возникнет в поле действия моего радара уже на следующий день, но, как не странно, бывший муж, нагадив, ушел в подполье.

Я запретила себе мысленно возвращаться в тот вечер и прокручивать в голове каждое леоновское слово. Потому что его гнусное поведение и нелицеприятные слова уж больно напоминают банальную ревность, и если я в это поверю, то определенно усложню себе существование, и без того неопределенное и зыбкое.

Егор несколько раз присылал сообщения, интересовался моим самочувствием, но я подозреваю, что делал он это ради уважения, просто он так воспитан.

Сейчас Егор в Лондоне, мне об этом сказала Яна.

Жалею ли я?

Больше да, чем нет…

Жалею о наших увлекательных разговорах, скучаю по его рассказам и шуткам, грущу о потерянном друге. Сейчас я отчетливо понимаю, что больше, чем дружбу я бы не смогла ему предложить.

Потому что не готова…

Всё было хорошо, приятно, волнительно, трепетно, но сердце не отзывалось…

Я переживу.

И он переживет.

Разглядываю экран и не тороплюсь брать трубку.

Не хочу.

Голос его слышать не хочу… потому что… обиделась…

Телефон надрывно орет, сбрасываю вызов и ставлю режим «без звука».

Кладу в сторону, но так, чтобы видеть.

Леон еще пару раз пытается вызвонить меня, а потом на экране подсвечивается входящее сообщение.

От него.

С любопытством хватаю телефон и читаю:

Игнатов: Сашка рожает

Ох…

Я даже не успеваю прочувствовать эти два слова, как пулей вылетаю из студии, на ходу набирая Игнатова.

— Неужели!? — саркастично отвечает Леон, — а я думаю, что должно случиться, чтобы ты взяла трубку.

Не собираюсь вести с ним этот бесполезный диалог, когда моя лучшая подруга рожает!

— Выезжаю, — коротко констатирую я.

— Я уже здесь. Сдерживаю Макса, — хохотнув, произносит Игнатов, — он уже успел послать врача и переругаться с половиной персонала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Закатываю глаза.

Вот совсем не удивлена!

Бедная Сашка, как она справляется с его неуемным пылом?!

Сбрасываю вызов, прыгаю в машину и несусь в Областной перинатальный центр. Дорога мне до боли известна, потому что девять лет назад подруга рожала здесь Никитку, а потом я долгое время была частым гостем этого центра, только не родового отделения, а планирования семьи.

Чувствую, в глазах снова становится мокро, щиплет нос и в горле образуется вязкий ком.

Да что ж такое!

Мне опять хочется разреветься!

Я настолько смирилась с темой своего неудачного материнства, что, кажется, у меня и слез-то не должно быть, за долгие безуспешные годы попыток забеременеть я выплакала огромный соленый океан.

В приемном родовом отделении нахожу своих без особого труда, потому что здесь субботним днем собрались все: Максим, Леон, родители Саши с Никиткой, родители Макса, Данила с Кристиной и их годовалый сын.

Господи, что они здесь все делают? Такое ощущение, что Саша сейчас за пару минут родит, встанет, оденется и мы всей толпой спокойно поедем домой!

Пока иду по длинному родильному коридору, сканирую каждого. Сегодня у Сашки большая группа поддержки!

Когда она родила Никитку, на выписке присутствовали только ее родители и мы с Игнатовым.

Помню, как нянечка решила, что Леон — новоиспеченный папаша и всучила конверт с крохотным Никиткой ему. Надо отдать Игнатову должное, парень не растерялся: уверенно позировал перед камерой и блистательно отыграл роль отца. Я тогда поймала себя на мысли, как волнующе и залипательно смотрелся мой бывший муж с ребёнком на руках. В тот самый момент я бесповоротно поклялась себе, что рожу малыша этому невероятному мужчине.

Не сдержала я свое клятвенное слово… да и семью не смогла сохранить…

О-о-о… ну нет… Опять, что ли, вы? Откуда вас столько? Слезы, эй! Ну-ка назад!

Первым меня замечает Леон, отходит от толпы и направляется мне навстречу. Руки в карманах брюк, нежно-голубая мужская сорочка, новенькие белоснежные брендовые мокасины и весь он «с иголочки», чего не скажешь о лице. Никогда не видела Игнатова таким: помятым, осунувшимся, несвежим. Под глазами залегли отеки, а на лбу, кажется, выступили «молодые морщинки». У него уставший, измождённый, не выспавшийся вид.

Что это с ним? Да Игнатов даже после «весёлой ночки» так отвратительно никогда не выглядел.

— Привет, — подходит ближе и преграждает путь всем своим немаленьким телом.

— Привет.

Мы стоим и рассматриваем друг друга. Знаю, во мне он тоже ничего хорошего не найдет. Думаю, мой внешний вид ничем не отличается от его. Но Игнатов решает деликатно смолчать, о чем я мысленно благодарю его за это.

— Как дела? — спрашивает, всё также шаря глазами по моему лицу.

— Нормально, — отворачиваюсь и выглядываю из-за его спины, — что говорят врачи? Есть какая-то информация? — решаю перевести тему моих неважных дел. Посвящать его в свои проблемы со здоровьем не планирую.

— Да ничего не говорят. Домой всех гонят, — хмыкает бывший муж и тоже поворачивается в сторону собравшихся.

Наблюдаем, как Максим мечется от одной стены к противоположной и кроет всех небезучастных матом. Мама Саши и Полина Андреевна просят его сдерживаться в выражениях, потому что Никитка стоим рядом и с любопытством вслушивается в монолог Филатова.

— Почему так долго? — орет будущий папаша, рвущийся в родовой зал.

Если честно, вся эта компашка напоминает балаган на железнодорожном вокзале! И мне кажется, что скоро нас попрут отсюда всех, потому что Максим орет и материт каждого, Данила, глядя на брата, громко смеется, маленький Макар, сидящий на руках у Кристины, истошно вопит и рвет ей волосы, отчего та болезненно шипит. Никитка нарочно дразнит ребенка и показывает ему мерзкие гримасы, и тогда мелкий разряжается еще большим визгом. Полина Андреевна и Александра Ивановна пытаются усмирить Максима, а Иван Сергеевич басит в трубку телефона, стараясь перекричать весь этот бедлам. И все это безумство сопровождается мелодией из телепередачи «В мире животных», которую на своем планшете, прислонившись к стене, смотрит папа Саши.[7]

А мы точно в роддоме?

Больше похоже на приемник психиатрического отделения!