Идеальный убийца

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Слейтон покинул отель в 9:20 того же вечера, выбрав время после некоторого раздумья. Ему предстояло взобраться по пожарной лестнице и проникнуть в квартиру Далала на верхнем этаже — задачу такого рода обычно лучше всего оставлять на раннее утро. Проблема заключалась в коробке. Покупатели товаров для дома обычно не выходили из дома в три часа ночи с пакетами в руках. Помня об этом, он остановился на позднем вечере. Уже стемнело, но на улицах все еще полно людей, заканчивающих свои дневные дела и приступающих к ночному отдыху. Он сливался с толпой на тротуарах, а затем исчезал в переулке за магазином Далала.

Он взял такси, не желая оставаться на виду в метро в оживленный вечер пятницы. Сначала водитель пытался поболтать, но Слейтон был малоразговорчив, и парень в конце концов сдался. Когда они прибыли по указанному адресу, через две улицы к югу от табачной лавки, Слейтон оплатил проезд вместе со средними чаевыми и вежливо пожелал водителю доброго вечера.

С этого момента Слейтон зашагал быстро, как человек, которому есть чем заняться. Вокруг было много людей, и он понял, что, держа коробку вертикально, когда он нес ее, он мог частично прикрыть лицо от встречных. Дойдя до начала переулка, он остановился. Слейтон достал квитанцию из своей коробки и притворился, что изучает ее. Возможно, он искал адрес, который был записан на бумаге, или перепроверял цену, которую только что заплатил. Когда тротуар освободился, он ловко скользнул в узкий проход.

Слева от него располагались магазины, выстроившиеся вдоль Крумз-Хилл-роуд. Среди них, в пятидесяти ярдах впереди, была табачная лавка Далала. Справа конфигурация была аналогичной — задние части небольших зданий, над некоторыми из которых располагались жилые дома. В этот час все заведения были закрыты, кроме одного в самом конце, который, как вспомнил Слэтон, был рестораном. В переулке было намного темнее, чем на улице, лишь несколько лучей света падали из квартир наверху. По обе стороны стояли тенистые мусорные баки, ящики и грубые коробки. Слейтон услышал, как из стереосистемы играет мягкий джаз, и где-то наверху два резких голоса, мужчины и женщины, сцепились в непристойном споре.

Он добрался до задней части магазина Далала и оценил свою задачу. Здание напротив было неосвещенным и тихим. К сожалению, магазина Далала не было. Из окна квартиры владельца на втором этаже ярко горел свет, и Слэтон слышал, как по телевизору транслируют варьете. Пожарная лестница также была проблемой. Она выглядела в худшем состоянии, чем помнил Слейтон, ржавая и покосившаяся. Странно, на ум пришло кое-что еще — другая пожарная лестница, та, что была у окна в Хамфри-Холле. Слейтон потратил часы, не обращая на это внимания, пытаясь сосредоточиться на отеле «Эксельсиор». Когда он пытался обнаружить врага. Когда он пытался не смотреть на нее. Она заснула на диване, ее длинные конечности томно вытянулись под одеялом, ее прекрасный профиль вырисовывался в мягком непрямом свете. Это была захватывающая, отвлекающая картина. Пока не пришли двое мужчин. Затем он разбудил ее и вернул в кошмар реальности.

Громкий голос, раздавшийся в конце переулка, прервал мысленный экскурс Слейтона. Отступив в тень, он ждал и прислушивался целую минуту, прежде чем решил, что угрозы нет. Слейтон выругался себе под нос. Он изучил лестницу, на мгновение задумавшись, есть ли путь наверх получше. Он чувствовал себя незащищенным, стоя у подножия пожарной лестницы.

Внимательно осмотревшись, чтобы убедиться, что никто только что не вошел в переулок, он вскарабкался по ступенькам. Грубый металлический каркас заскрипел и застонал под его весом, хлопья ржавчины посыпались на землю. Он производил слишком много шума, но пути назад уже не было. Пожертвовав скрытностью ради скорости, он добрался до третьего этажа за считанные секунды. К счастью, Далал не обнаружил открытого замка на окне. Мгновение спустя Слейтон вошел со своим свертком и закрыл за собой окно. Он упал на пол и прислушался.

Снизу все еще орал телевизор. Он услышал голоса снаружи, но вскоре понял, что это всего лишь спор, разгорающийся громче в другом здании. Он осознал, насколько невероятно глупым это было. Почему он так спешил? Что, если окно было снова заперто? Слейтон лежал неподвижно. Он крепко зажмурился, но видение не исчезало. Она была там, сидела на пляже, с любопытным выражением на лице, изо всех сил пытаясь понять.

В квартире Далала внезапно замолчал телевизор. Он услышал шорох внизу, затем кто-то поднялся по внутренней лестнице. Мягкие, быстрые шаги удалялись, спускаясь вниз. Скрип, когда входная дверь магазина открылась, закрылась, а затем слабый щелчок, когда замок встал на место. Шриварас Далал выходил. Слэтон оставался неподвижным. Что происходит? Он потерял концентрацию и поступил совершенно по-дилетантски. Должно быть, из-за усталости.

Слейтон заставил свой разум навести порядок. Он внимательно слушал еще десять минут, затем приступил к работе. Это могло бы быть простой задачей, если бы не теснота чердака. Это было немногим больше, чем место для ползания, и ему пришлось свести движение к минимуму, поскольку сверху его царапал рабочий конец кровельных гвоздей сорокалетней давности. Не помогло и то, что ему пришлось выполнять всю работу, зажигая маленькую ручную лампочку, которую он держал во рту. Однако через сорок минут приготовления были завершены. Завершите, чтобы дать ему единственный шанс, в котором он нуждался.

Эхуд Зак выглянул в иллюминатор BBJ, производного бизнес-джета Boeing 737. Ночное небо было чистым, и мигающих огней, которые сопровождали израильские F-16, больше не было видно. Как ему сказали, самолет отделился, когда они входили в воздушное пространство Италии. Над открытым Средиземным морем никогда нельзя сказать наверняка, но итальянцы не сбивали глав государств, путешествующих транзитом.

Пилот объявил, что они находятся над центральной Францией, и Зак, посмотрев вниз, увидел сеть огней над черной пустотой. Это напомнило ему звездное небо, за исключением того, что огни были собраны в более крупные группы, невероятно плотные созвездия, соединенные тонкими ответвлениями, которые, должно быть, были дорогами. Он никогда не был во Франции, но скоро поедет.

Зак устроился в огромном кожаном кресле и поиграл с кнопками, которые приводили его в движение. Спинка наклонилась вниз, подставка для ног поднялась, и что-то выпятилось у него под поясницей. Он усмехнулся. Он уже однажды летал на новом государственном самолете, летал на нем на похороны в Индию. Для самого Джейкобса это было недостаточно важно, а министр иностранных дел был в Южной Америке, поэтому обязанность передать официальные соболезнования легла на Зака. В той поездке он ехал впереди. Достаточно мило, но ничем не лучше, чем в салоне первого класса обычной авиакомпании. Остальная часть его свиты теперь слонялась там, в то время как он наслаждался уединением апартаментов премьер-министра, в которые ранее вход был запрещен. Зак оценивающе огляделся. Его окружала лучшая мебель, фурнитура и аксессуары. Темное дерево, королевские цвета, хрустальные светильники. А сзади, в соседней комнате, было спальное отделение с огромной кроватью, развлекательной системой и зеркалами повсюду. Зак был в восторге от открывающихся перспектив.

Стук в дверь из красного дерева прервал его размышления. «Войдите, «громко сказал он. Он хотел, чтобы ответ был веским и важным, но прозвучал властно. Неважно.

Вошел стюард и сразу же заменил теплый кофейник свежим, горячим. «Будет что-нибудь еще, сэр?»

«Нет, — сказал он, — не сейчас». Зак подавил улыбку. Так было бы лучше. Пренебрежительно, но держи парня на крючке.

Стюард исчез, и Зак снова выглянул в окно. В поле зрения появилось огромное пространство, залитое огнями. Это мог быть только Париж. Зак сидел загипнотизированный и размышлял о том, как далеко зашел сын торговца. Он хотел, чтобы его отец видел его сейчас, ублюдка. Он ушел и умер четыре года назад, но даже тогда старый козел видел, как он поднялся до депутата Кнессета, что намного превзошло все ожидания от сына второсортного разносчика. Возможно, у старика и были деньги, но его сын приобрел власть, сейчас большую, чем когда-либо.

Как ни странно, Зак и его отец родились с одинаковыми способностями. Они использовали их, однако, совершенно по-разному. Его отец был непревзойденным торговцем. Импорт или экспорт, текстиль или презервативы, что бы ни продавалось. Главное — быстро говорить и быстрее думать. Мальчишкой Зак наблюдал и учился. Узнал, что это нормально — выкупить проблемного партнера за гроши с каждого доллара или лишить права собственности вдову конкурента, у которой истек срок действия страховки. Это не было бессердечием. Это был просто бизнес. Отправьте чек в местный приют для бездомных, и совесть всегда вернется. Сын торговца подавал большие надежды, и все ожидали, что он продолжит семейный бизнес, возможно, даже превзойдя коммерческие стандарты, установленные его старшим братом.

К сожалению, эти мечты были разрушены — как это часто бывает с молодыми мужчинами — женщиной. В девятнадцать лет Зак увлекся Иришей, официанткой в кафе «Дюбрес». Это был стремительный и страстный роман, и через четыре недели юный Зак отправился к своей семье, чтобы признаться в вечной любви к этой женщине. И объявить об их намерении пожениться. Его отец не сомневался, что, по его мнению, этот союз заслуживает рассмотрения. Ириша была не только разведенной и на десять лет старше юного Эхуда, но и палестинкой. Зак привел Иришу познакомиться со своим отцом, чтобы доказать, какой замечательной женой и матерью она могла бы быть, но старший отказался даже видеть ее.

Он злился на фанатизм своего отца, но раскол усилился. Вскоре его отец постановил, что, если брак состоится, Zak Trading Ltd. не будет. В прекрасной юношеской форме непокорный сын ответил самым бунтарским поступком, который только мог себе представить. Он вступил в израильскую армию.

Это привело к двум результатам, во-первых, его отец выполнил свою угрозу продать бизнес, досрочно уйдя на пенсию и хорошо распорядившись вырученными средствами. Вторым, и именно это застало его врасплох, была внезапная прохлада, возникшая в его отношениях с Иричей. В конце концов она со слезами на глазах призналась, что, хотя ее любовь к нему была безграничной, жизнь в качестве супруги рядового Армии обороны Израиля не была идиллическим будущим, которое она себе представляла. Затем она принялась придумывать всевозможные схемы, с помощью которых они могли бы аннулировать его призыв и вернуть благосклонность его семьи. Ее любимой идеей было инсценировать беременность, что, по ее мнению, могло привести к тяжелой выписке Эхуда и смягчению позиции его отца. Тогда стратегия быстрого брака после выкидыша вернет их на путь к прочному счастью и процветанию.

Именно здесь Зак объединил концепции любви и войны. Он вырос, наблюдая, как его отец, мастер торговли, прокладывал свой путь к успеху. Заставить клиента платить больше за меньшее, полагая, что это он заключил выгодную сделку — вот что было неуловимым шедевром. И все же именно Ириша, пышногрудая официантка с волосами цвета воронова крыла из Хайфы, заставила его осознать, что ловкость и манипулирование не ограничиваются миром коммерции. Он, наконец, увидел, что его пылкая палестинская возлюбленная вела переговоры о своем собственном контракте, в котором он и безопасность богатства его семьи были предметом обсуждения.

Затем встал вопрос о его зачислении в армию. У отца Зака были влиятельные друзья, которые, вероятно, могли организовать потерю его призывных документов. Но выбор был сделан, и его отец заставит его жить с этим. Уязвленный этим осознанием, Зак сделал единственное, что мог. Он бросил свою будущую невесту и остался в Армии.

Череда событий во многом сформировала жизнь Зака. В глубине души он понимал, что с таким же успехом его могла одурачить израильтянка, или, если уж на то пошло, гречанка или латышка. Но внутри росло негодование, и он начал презирать и не доверять всей этой расе людей, которых обычно считали «врагами». Этот пожар было легко раздуть, поскольку Зак жил и работал в Армии обороны Израиля. Как и в большинстве военных сообществ, культура была сплоченной, консервативной и абсолютно подозрительной и нетерпимой к врагу. Это означало все арабское, и особенно все палестинское.

В течение первого года своей службы Зак получил известие, что Ириша вышла замуж за богатого ливанского банкира, мужчину более чем на двадцать лет старше ее, и пламя разгорелось еще ярче. Сначала Зак потерял свою семью и состояние, затем свою душу из-за аморальной соблазнительницы. Это создало огромную пустоту внутри него. Но пустота быстро заполнилась ненавистью, желанием отомстить людям, образу жизни, продуктом которого была Ириша и ее беззаботное зло.

Он не был воином в общепринятом смысле этого слова. Он никогда не наносил ударов кулаками, не был физически сильным или атлетичным. Тем не менее, он искал способы использовать оружие, которое всегда служило ему. Ум и хитрость, способность манипулировать. Это были инструменты, которые он использовал против мерзких людей, которые были его национальными и личными врагами. Ириша поменялся с ним ролями, но Зак поклялся никогда не допустить, чтобы это повторилось. И когда-нибудь представится возможность для возмездия.

С самого начала он делал все возможное, чтобы отбросить эти тревожные мысли в сторону, чтобы сосредоточить свои значительные таланты на начинающейся военной карьере. Все началось многообещающе, когда, по воле судьбы, его назначили начальником снабжения крупного пехотного подразделения, что было сродни назначению поджигателя на фабрику фейерверков. Он быстро изучил тонкости военной бюрократии и использовал их, где это было возможно, в своих интересах. В течение восемнадцати месяцев в 6-м пехотном полку каждый четверг днем подавали икру и лучший скотч, командир разъезжал на штабном «Мерседесе», а капрал Зак обнаружил, что его рекомендуют к офицерскому званию.

Он никогда не собирался делать военную карьеру, но передумал и решил, что жизнь офицера может быть неплохой, особенно учитывая его ограниченные перспективы вне службы. Помня об этом, он согласился на повышение, но только после личных заверений своего командира в том, что он может сменить специальность. Карьера в сфере снабжения и логистики была заманчивой, но Зак уже видел ее ограничения. Выбирая новую сферу деятельности, он опирался на одну из любимых максим своего бывшего отца — наука есть потенциал. Знание — сила. Итак, лейтенант Зак запросил назначение в новое подразделение и получил его. Aman. Военная разведка.

Для сына торговца это была атмосфера, в которой можно было процветать. Ложь и обман были основным товаром в торговле, настоящей игровой площадкой для хитроумных интеллектуальных игр Зака. Это был также его шанс отомстить. Он испытывал растущее удовлетворение каждый раз, когда присваивал деньги с банковского счета ХАМАСА или подкупал владельца магазина в Газе. Каждый успех приносил удовлетворение, но также разжигал его желание большего. Его репутация в этом темном уголке ЦАХАЛА быстро росла, а командиры предоставляли ему все большую свободу и возможности для более масштабных и значимых операций. Однако здесь Зак увлекся. Он упустил из виду тот факт, что это тупое подразделение вооруженных сил все еще было всего лишь подразделением вооруженных сил.

Зак разработал план заложить бомбу на предстоящем собрании палестинской группы, выступающей за мир. Бомба не должна была взорваться. Это был бы просто неразорвавшийся снаряд, который можно было бы легко идентифицировать как принадлежащий ХАМАСу (достаточно легко, поскольку израильские военные постоянно обезвреживали и конфисковывали именно такое оружие). По мнению Зака, было бы приятно наблюдать за тем, как развернутся боевые действия среди арабов.

Его командир, непокорный подполковник, смотрел на это иначе. Он счел всю идею абсурдной, если не прямо-таки опасной, и приказал Заку пресекать любые дальнейшие мысли об этом. Две недели спустя бомба действительно взорвалась на митинге в южной части Газы, и анонимный звонивший заявил, что ответственность за это несет нечестное ответвление ХАМАСА.

Командир Зака выдвинул баллистическое обвинение по всей цепочке командования. Дела всегда падают тяжелее, чем поднимаются, и подполковника немедленно перевели на другое место и велели заткнуться. Началось зловеще тихое расследование. Зак, конечно, настаивал, что не имеет никакого отношения к установке бомбы, что было правдой в самом буквальном смысле. Он с честью прошел тест на детекторе лжи, что легко сделать, когда понимаешь, как они работают, и в конце концов улик оказалось мало. Конечно, ничего такого, на что можно было бы повесить военный трибунал. Тем не менее, у военных есть свои методы. Высшее руководство было крайне подозрительным, и капитану Заку тихо сообщили, что он никогда не станет кем-то большим, чем майор Зак. Его перевели в Отдел радиотехнической разведки, или SIGINT, кладбище потерянных карьер.

Оставшиеся годы службы Зака казались профессионально спокойными. Это, однако, не было следствием его безделья. В его глазах взрыв в Газе был большим успехом. Палестинцы поссорились и стали подозревать друг друга. В редакционных статьях арабской прессы повсюду указывали пальцем. Везде, кроме Израиля. По крайней мере, время, проведенное Заком в разведке, научило его ценить средства массовой информации и общественное мнение. Снова и снова правительства принимали решения, основанные не на фактах, а скорее на опросах общественного мнения, настроениях людей. Это заставило Зака расширить свои первоначальные идеи и придать им еще один, разрушительный поворот. Он тихо поделился своими мыслями с теми, кто помогал в первой атаке, вместе с несколькими другими тщательно отобранными друзьями, людьми, которые были так же непреклонны в своем деле, как и он.

Вторая операция состоялась через шесть месяцев после первой. Небольшая заминированная машина в пиццерии. Израильская пиццерия. Один еврей убит, двое ранены. Заголовки были громкими, а реакция Израиля однозначной. Боевые вертолеты унесли в десять раз больше жизней арабов. Зак нашел успех опьяняющим, и его группа стала больше. Были организованы новые атаки, но каждая с величайшей осторожностью. Он осознал присущую ему опасность. Если его группу когда-нибудь обнаружат, влияние СМИ, которые сейчас помогали ему, нанесет массированный контрудар. Израильтяне нападают на израильтян, обвиняя арабов. Мир съежился бы.

После дюжины нападений за первые три года Зак начал чувствовать, что риски перевешивают выгоды. Он сократил масштабы, сделав удары заметными в новостях, но меньшим числом и только тогда, когда вероятность обнаружения была невелика. Они также были запланированы так, чтобы совпасть со случайными попытками установить мир, торпедировать любое перемирие, которое могло бы дать землю грязным скваттерам.

Зак проработал четыре года в SIGINT, прежде чем, как и обещал, досрочно вышел на пенсию в звании майора. В некотором смысле это был развод, который заставил обе стороны вздохнуть с облегчением. К тому времени его организация была хорошо налажена. Все еще молодой и с четкой целью в голове, он искал еще более эффективные способы манипулировать волей своих соотечественников. Он нашел это в политике.

Сын торговца был прирожденным убийцей. Все, что ему нужно было делать, это говорить людям то, что они хотели услышать. Жесткие слова на благотворительном вечере Общества ветеранов, призыв к миру на вступительной речи в университете. Ему потребовалось два года, чтобы получить место в кнессете. Там его карьера могла бы застопориться среди юристов, генералов и сыновей других торговцев, если бы не одно везение. Заку удалось привязать себя к фалдам пиджака восходящей звезды по имени Бенджамин Джейкобс. Время было выбрано безукоризненно. За десять лет после ухода со службы под покровом ночи он стал вторым по влиятельности человеком в Израиле, по крайней мере, на бумаге. После этого оставалось только одно направление.

И вот он здесь. Огни Парижа померкли, как и огни французской сельской местности. Теперь он не видел внизу ничего, кроме черноты, и решил, что это, должно быть, Ла-Манш, та маленькая полоска воды, которая так часто спасала британцев от их врагов. Зак пожалел, что у него нет Канала. Тот, на кого он мог бросить всех палестинцев. Раздался звонок, и он увидел, как замигал огонек на его личном интеркоме. Он подождал несколько мгновений, прежде чем небрежно поднять трубку.

«Что это?»

Он узнал голос пилота.

«Мы начинаем спуск, господин премьер-министр. Дорога может стать ухабистой, и я хотел убедиться, что вы пристегнуты».

«Сколько времени до приземления?» Спросил Зак.

После небольшой паузы пилот ответил: «Семнадцать минут, сэр».

Пилот был полковником израильских ВВС и, вероятно, получил свое звание примерно в то же время, что и майор в отставке Эхуд Зак. Время решало все.

«Пусть будет шестнадцать». Он повесил трубку и улыбнулся.

По случайному совпадению, в десяти милях к югу другой израильский представительский транспорт, на этот раз гораздо меньших размеров, набирал высоту, начиная свое шестичасовое путешествие обратно в Тель-Авив. Внутри Антон Блох тоже разговаривал по телефону, он разговаривал с отелем в Касабланке. Выражение его лица было мрачным и решительным.

Когда Антон Блох прибыл в Тель-Авив, его не ждал лимузин. Вместо этого он позвонил заранее, и его жена была там, чтобы подвезти его в сопровождении двух телохранителей. Несмотря на все привилегии, которых лишится Блох, мускул останется с ним на долгие годы. Никого бы особенно не волновало, если бы его разорвало на куски, но бывшие директора «Моссада» знали слишком много грязных секретов, чтобы рисковать поимкой.

Блох был измотан после ночного перелета из Лондона и сидел со своей женой на заднем сиденье, когда они поехали прямо в его офис. Или то, что раньше было его офисом. По дороге туда Блохи предприняли слабую попытку завязать разговор. Они рассказали о погоде, протекающей раковине в ванной и, наконец, отважились затронуть более деликатную тему — статус своей непокорной дочери, которая провалила свой первый год в университете. Последняя тема была неприятной, и они оба знали, что он не мог уделить этому вопросу того внимания, которого он требовал. По крайней мере, не сейчас. Прибыв в штаб-квартиру Моссада, Антон Блох бросил на свою жену взгляд, который сказал ей, что пока ей придется с этим справляться. Когда он собирался выходить из машины, она схватила его за руку.

«О, подожди. У меня есть кое-что для тебя». Она порылась в сумочке и протянула сообщение, написанное ее собственным аккуратным почерком. «Какой-то парень по имени Сэмюэлс звонил тебе домой. Он сказал, что это важно.»

Он взял записку, более чем послушно поцеловал жену в щеку и поспешил внутрь.

Охрана на входе сразу узнала Блоха и проводила прямо в его старый офис. Его преемник, Раймонд Нурин, хотел с ним поговорить. Выбор не удивил Блоха. Нурин никогда не проводил много времени в операциях, но он был компетентным и надежным специалистом, который не стал бы разжигать споры, не стал бы заходить и переворачивать все вверх дном, чтобы наложить на вещи свой личный отпечаток.

Оказавшись один в лифте, Блох прочитал сообщение, полученное его женой.

Блох скомкал записку и поклялся позвонить Натану Чатему, как только сможет, под именем Бродбилл. Он подозревал, что могла быть вторая лодка, на которой перевозилось второе оружие. Первая была зафрахтована в Касабланке Вышински и его бандой. С этого момента все зашло в тупик — но теперь Рабат. Имя Рота было ключом. Блох подозревал, что небольшое расследование могло бы нарыть больше информации об этом человеке. Найдите его, и, возможно, они вовремя доберутся до второго оружия.

Лифт открылся, и Блоха проводили в его старый офис. Мало что изменилось. Там было несколько новых, полуоткрытых коробок с барахлом, которые должны были занять место его собственных, которые в настоящее время были отодвинуты к дальней стене. Стол уже был погребен под водоворотом бумаг и папок.

«Антон», - сказал Нурин с фальшивой фамильярностью и улыбкой. Блох встречал этого человека несколько раз, но тот всегда работал в других подразделениях, вращался в разных кругах.

«Где ты был?» Настороженно спросил Нурин, явно чувствуя себя неуютно в компании своего предшественника. Этот человек казался почти запуганным, и впервые Антон Блох задался вопросом, каким его всегда видели рядовые сотрудники Моссада. Возможно, какой-нибудь грубый и угрюмый тиран? Блох отбросил эту мысль. Ему было все равно.

«В Англии», - проворчал Блох, — «но вы это уже знаете».

Нурин выглядел смущенным. «Ну, да. Но что ты там делал?»

«Пытаюсь выяснить, где находится пропавшее оружие».

Новый босс попытался установить некоторый контроль. «Антон, полет самолетом в Европу не входит в обязанности директора Моссада. У нас есть люди, которые занимаются подобными вещами. И ты оставил свою личную охрану без присмотра.»

«Я больше не режиссер».

«Есть много людей, которые нервничали из-за того, куда ты делся».

«Например, кто?»

Нурин фыркнул, ему явно не понравилось направление разговора. Его тон смягчился: «Послушай, Антон, мы должны это выяснить. Я сожалею обо всем, что произошло, но мы должны работать вместе.»

Последнее, чего хотел Блох, была речь о единении. «Я поехал в Англию, чтобы найти Слейтона и поискать любые зацепки о том, где может быть это второе оружие».

«Тебе хоть немного повезло?»

«Нет», - сказал Блох, не потрудившись добавить, И если бы у меня что-то было, я бы не стал делиться этим с вами прямо сейчас.

Нурин вздохнул, взглянув на часы. «Я с минуты на минуту ожидаю звонка от премьер-министра, но мне нужно увидеться с вами сегодня позже. Есть несколько текущих проектов, о которых я хотел бы, чтобы вы проинструктировали меня.»

Блох попытался изобразить энтузиазм. Затем в голову пришла мысль.

«Да, я проинструктирую тебя обо всем сегодня днем. Знаешь, было бы полезно получить файлы. Тогда мы могли бы просмотреть их вместе».

Нурин взглянул на ежедневник на своем столе. «Как насчет трех часов? Я отменю оставшуюся часть дня».

«Отлично», - сказал Блох. «У меня все еще есть разрешение? Два дня назад я был директором, но если они действовали по уставу, эти тупицы внизу могли лишить меня доступа».

Нурин выглядел удивленным: «О, конечно. Я прослежу, чтобы они дали тебе все, что тебе нужно».

Блох сохранил свое деловое выражение лица. Новый директор только что значительно упростил его исследования.