Игроки и жертвы

11

Медленно, но верно май вступал в свои права, радуя всех теплыми и солнечными днями. Дни были длинными, полными тепла и света, и вокруг всё цвело и оживало, но внутри меня не было покоя. Праздники пролетели стремительно, оставив после себя лёгкую грусть от того, что времени, проведенного рядом с семьей, оказалось недостаточно. Мне всё чаще приходилось выезжать по работе на различные мероприятия, связанные с выборами, и я чувствовала, как обязательства и давление вновь нависают надо мной, вытягивая силы.

После того памятного дня в парке я стала ещё более настороженной. Даже во время обычных прогулок с Ариной я держала её рядом, не спуская глаз. Малейший шорох, неожиданный звук или случайный взгляд незнакомца вызывали внутри меня волнение и тревогу. Несмотря на все доводы разума, которые и я, и Маша повторяли себе, чтобы успокоиться, страх не отпускал меня, добавляя ощущение постоянного наблюдения за мной. Этот страх был словно тёмное облако, висевшее над нами, и я не могла позволить себе игнорировать его.

Потеряв мужа, я стала ещё более остро осознавать, насколько хрупкой может быть наша безопасность. И мысль о том, что с моей дочерью может что-то случиться, была для меня невыносимой.

Однако больше никаких инцидентов не произошло, чему я была несказанно рада.

Я потянулась за своим столом, завершая очередной запрос в правительство, и положила голову на руки, чувствуя, как постепенно накатывает усталость. До новой пленарной недели оставалось всего несколько дней, и я старалась использовать это относительно спокойное время для завершения рутинных задач. Эти несколько дней всегда были самыми тихими в месяце: все занимались подготовкой к заседанию, приостанавливая совещания и откладывая новые проекты, пока не появятся свежие юридические и финансовые заключения по законопроектам.

Помощники ждали решения аппарата, а депутаты пытались закрыть все срочные дела, прежде чем ворваться в водоворот грядущей пленарной недели. В результате коридоры Законодательного собрания были почти пустыми, наполненными лишь редкими отзвуками шагов или шёпотом сдержанных разговоров. Тишина и покой, которые царили в здании, напоминали затишье перед бурей.

Звонок от шефа прервал мое сонное состояние.

— Привет, душа моя? — раздался в трубке веселый голос. — Спишь?

— Это называется — работаю с документами, — не удержав зевок, усмехнулась я. — Чем порадуете, Григорий Владимирович?

— Я в командировку в Москву, Агат, дней на десять.

— Вы шутите, да?

— Нет, дорогая. Сложные переговоры — страхую сына. А ты не скучай! За старшую останешься.

— Ну вот… а я надеялась в пятницу поразвлечься на комиссии по назначению судий… — разочаровано шмыгнула носом. — Такие вопросики кандидатам заготовила — закачаешься. А вы меня бросили! И пленарку пропустите….

— Ну прости старика, радость моя. Иди сама и развлекайся от души! Только, это, Агат, палку не перегни. Мне о тебе уже столько комплементов наговорили, что я даже подумывал, не стоит ли извиниться, на всякий случай.

— И кто пожаловался на этот раз? — ухмыльнулась, в глубине души прекрасно зная ответ на свой вопрос.

— Агата, на тебя не жаловались, тобой….выразили искренне восхищение. Так, что даже мне стало неудобно.

Краска ударила мне в лицо так, что даже уши покраснели.

— Давно? — спросила тихо.

— Да буквально вчера, на совещании у губернатора. Уж не знаю, что ты сделала, но мне выразили… искреннюю зависть. А зависть такого человека, Агата, знаешь ли…. Чревата.

Я подавила желание ударить кулаком по столу. Не видела выродка почти три недели и еще бы столько же не видела. Значит, не забыл финта, что я проделала с ним на приеме граждан.

Но и я не забыла, это упоительное, невероятное чувство триумфа, растерянность и злость в стальных серых глазах, понимание того, что держу в руках его удачу.

— Я буду сама милота, Григорий Владимирович, — пропела я, криво усмехаясь. — И постараюсь притвориться мышкой.

Однако моим желаниям не суждено было сбыться. Марина влетела ко мне в кабинет в понедельник после обеда красная, как помидор.

— Ты здесь какими судьбами? — от неожиданности я даже подскочила. — Виделись же утром на планерке. Что такое?

— Ты на вот эту самодеятельность глянь, — она положила передо со мной распечатку письма на официальном бланке депутата.

Я пробежала текст глазами и, мягко говоря, выпала в осадок.

— Да она охуела! — только и смогла выдавить, глядя на подпись внизу письма. — Когда сей шедевр к нам пришел?

— Сегодня. По электронной почте.

— То есть не официально еще? — уточнила на всякий случай, чувствуя как сердце пропустило удар.

— Нет. У меня хорошие отношения с Натальей — девушкой, которая нас от Партии курирует. Вот она мне и отправила по электронке, чтоб я заранее знала, что будет. Ты на сроки глянь.

— Да плевать на сроки…. Вот сижу я, Марин, и думаю: может мы с тобой не в той очереди при рождении стояли? Может надо было как Миленка за наглостью постоять? А?

Марина пожала плечами.

— Многим такие письма счастья ушли? Не знаешь?

— Официально уйдут завтра утром всем, кто принимал участие в прием граждан, — ответила она, — а неофициально…. Не знаю.

— Так, если уйдут завтра, то в руки депутатов и помощников попадут как раз к пленарному заседанию, — быстро прикинула я. — Ну супер… что еще сказать. Хороший подарок Богданова в четверг ожидает.

Я откинулась на своем кресле и посмотрела на яркий солнечный день за окном.

— Вот скажи мне, Марина…. - я сложила руки на груди и внимательно посмотрела на помощницу, — сначала у человека меняют документы, потом подставляют с письмами: это случайность?

Марина вопросительно смотрела на меня, словно не понимая, к чему я клоню.

— Вроде смотри, такая мелочь…. Ты, например, возмутилась только срокам предоставления отчетности, так?

— Ну да, — кивнула она.

— И отдала бы шефу, как только он приедет, минуя меня, верно?

— Ну, это в принципе моя зона ответственности. Скорее всего.

— То есть, понимаешь, поставь они срок выполнения поручения недели две, и ты бы даже ко мне не пришла. Письмо попало бы прямо в руки Григория Владимировича, без всяких посредников. И вот представь, — я сделала паузу, чтобы она успела представить, — читает он это письмо. Депутат ЗакСобрания, бывший генеральный директор коксохимического завода, человек с серьёзным опытом и репутацией. И тут ему, депутату, даёт поручение не коллега-депутат, который, по статусу в Партии, имеет на это право, а помощник депутата. Что он почувствует, как думаешь?

Марина побледнела, осознав всю глубину проблемы.

— Он будет в шоке, — пробормотала она, её голос дрогнул. — Ну и, наверное… разозлится. Сильно.

Я кивнула, видя, как в её глазах мелькает понимание.

— Вот именно, — продолжила я, голос стал твёрже. — Он разозлится, почувствует себя униженным и оскорблённым. Ему станет понятно, что это не просто мелкая бюрократическая ошибка, а целенаправленное подрывание его авторитета. А на приеме граждан, Марина, было семь наших коллег по ЗакСобранию, двое — по ГосДуме, и четверо по городскому совету. И не просто депутаты, а топ-менеджеры — директора и замдиректоров крупнейших предприятий. И им всем придут эти письма счастья….

Я выдержала паузу, чтобы её напряжение окрепло, чтобы каждый человек, о котором я говорила, обрёл в её сознании вес и влияние.

— Чуешь, куда несет? — спросила я, чувствуя, как собственная тревога превращается в смесь раздражения и решимости. — Вот тебе и мелочь — письмо с «безобидными» поручениями. Да, ты не обратила внимания на подпись сразу, потому что Милена подписалась не помощником, а указала свою должность в Партии, верно? Казалось бы, всё официально. Но сути это не меняет. Другие помощники, такие же как ты, могут обратить внимание лишь на сроки или, может быть, кто-то решит подставить саму Милену. Но в итоге — что?

— Бадабум! — тихо добавила Марина, теперь совсем бледная, словно ожидая взрыва.

— Большой Бадабум, Марина! Богданов окажется в центре скандала, репутация — подорвана по полной. Даже если он Милене потом башку открутит и все, что осталось, из окна выбросит — осадочек-то останется.

— Что делать будем? — тихо спросила Марина.

— Если честно, — я вздохнула и помассировала лоб, — я б вообще сидела и не рыпалась. И запаслась бы попкорном к совещанию…. Но….

Ненавижу тебя, Кирилл! Но мы, сука, в одной лодке! Потонешь ты, у нас тоже проблемы будут.

— Пойдешь к Богданову?

— Нет, к Кузьминой. Попробуем остановить это дерьмо на нашем уровне. Надеюсь, Марин, что только у тебя хорошие отношения с девочками в приемной партии. Иначе…. Нас ожидает удивительное кино. У тебя есть распечатка письма от Натальи?

— Держи, — Марина подала мне еще один листок. — Агат, я в Партии хорошо начальницу канцелярии знаю, давай попробую тормознуть письма. Не дай бог эта идиотка потребует их сегодня на почту унести.

— Давай. Звони, а я пока к Кузьминой пойду. Порадую… сочинением на тему….

Лену нашла в приемной Богданова, располагавшемуся на два этажа ниже моего кабинета, погруженную в документы. На звук моих каблучков по мраморному полу она подняла голову и приподняла брови.

— Какие люди, Агат! На кофе заглянула?

— Если бы, — пробурчала я, — хотя от него тоже не откажусь. Твой Франкенштейн у себя?

— Нет, на комбинате. Сегодня появляться не планировал. Хотя последний месяц зачастил сюда — почти каждый день приезжает, хоть на полчаса. С учетом того, что я тебе должна — ты можешь ко мне за кофе каждое утро приходить.

Я села напротив коллеги.

— Сейчас, Ленок, ты станешь мне должна столько, что будешь мне его каждое утро приносить. Со сливками и пирожными.

Лена отложила документы и посмотрела на меня уже серьезно.

— Маш, готовь кофе, а мы с тобой пошли в кабинет босса.

— Маш, про пирожные не забудь, — улыбнулась я девушке-секретарю.

— Выкладывай, — только за нами захлопнулась дверь, велела Лена.

— Ну любуйся, — я положила перед ней письмо.

Она быстро пробежала глазами документ и побледнела.

— Блядь!

— Она самая.

Лена медленно опустилась на край стола, словно силы разом покинули её. Она крепко сжала листок в руке, так что побелели костяшки пальцев, и закрыла глаза, пытаясь переварить увиденное.

— Да это ж… просто пиздец, — тихо прошептала она, словно боялась, что её голос может сломать хрупкую тишину, повисшую в кабинете. — Агата, ты понимаешь, что если это письмо пойдёт дальше, нам всем крышка?

— Ну не нам, а вам. Я-то в сторонке с попкорном постою. На цирк полюбуюсь. Беда в том, что любоваться придется с первого ряда, зацепить может…

— Откуда у тебя письмо?

— Не поверишь — счастливая случайность и хорошие отношения. Моя Маринка нашла общий язык с вашей Натальей. Та, когда сроки предоставления отчетов по приему увидела, поняла, что нужно срочно проинформировать и отправила по электронке. Марина, опять же на сроки посмотрев — ко мне приехала, шеф-то в командировке. Ну а я сей опус уже внимательно прочла. Официально все письма завтра утром на почту уйдут. Марина сейчас в канцелярию партии звонит, тормознуть пытается. Неофициально, как понимаешь — у нас там веса нет.

Лена уже набирала номер на телефоне.

— Илона, ты с ЗС? Сможешь прийти, у нас полный пиздец! Агата, сейчас Илона придет, пусть она решает.

Я молча пожала плечами.

— Марин, удалось тормознуть? — тихо набрала Марину.

— Да, — ответила она. — Девочки их переложили в другую папку, скажут, что забыли.

— Ты ж моя умница, — я подняла большой палец вверх, показывая Лене, что пока ситуация под контролем.

Илона зашла в кабинет с уверенной грацией пантеры перед прыжком. И снова я не могла не восхититься как ее внешностью, так и силой, исходящей от нее волнами. В своем ярко-алом деловом костюме она напоминала хищный, экзотический цветок: прекрасный и очень опасный.

Илона вдруг заметила меня и резко остановилась, словно наткнулась на невидимую преграду. Её большие кошачьи глаза расширились, и на какую-то долю секунды я заметила, как в них промелькнуло что-то странное и неожиданное. Сочувствие? Понимание? Восхищение? Или, может, уважение? Её фарфоровые щеки вдруг покрылись румянцем, как будто она застигнута врасплох каким-то внутренним порывом, и она быстро опустила взгляд, будто стыдилась того, что её глаза могли выдать её истинные эмоции.

Всё это заняло лишь миг, но мне хватило этого короткого мгновения, чтобы почувствовать, как странное напряжение повисло между нами. Илона, всегда такая безупречно собранная, вдруг выглядела смущенной, и это несоответствие было настолько шокирующим, что я едва сдержала удивление.

Впрочем, она моментально взяла себя в руки.

— Что у вас?

— Фантазии на тему, — ответила я, кивая ей на письмо.

Илона быстро прочла.

— Блядь!

— Мои слова…. — пробормотала Лена.

— И на этой мажорной ноте, позвольте, дамы, мне удалиться, — усмехнулась я. — Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Как убивать и закапывать мерзавку — решать исключительно вашей компании. Кстати, девочки, копия сего шедевра у меня есть. Сообщаю на всякий случай.

Я отвернулась, чтобы уйти, но почувствовала, как Илона прожигает меня взглядом. Это была смесь благодарности за предупреждение и злости за ситуацию, которую ей теперь придётся разгребать.

Далеко мне уйти не удалось. Только мы вышли из кабинета в приемную, как туда влетела и сама Милена, словно ничего и не случилось.

— Невероятно…. — едва слышно выругалась я. Илона и Лена уставились на женщину с немой яростью в глазах.

— Какого хера, Милена? — кошачьи глаза Илоны прищурились. — Ты отстранена от работы на две недели!

Милена замерла, глядя на нас троих. Ее красивое лицо исказилось злостью, а глаз скользнули по письму в руках Илоны.

— Я не поняла, когда это ты стала решать за Кирилла, кто работает, а кто нет? — зло прошипела она.

Илона насмешливо приподняла бровь.

— С того момента, как подписала с ним договор. Ты отстранена, и это не обсуждается.

— Ах ты, сука! — обернулась Милена ко мне. — Проститутка ты долларовая!

Меня словно по лицу грязной тряпкой ударили. Я замерла, надеясь, что ослышалась.

— Вон пошла! — кошкой зашипела Илона, лицо которой побледнело как молоко.

— Зря ее защищаешь, Илонка! В курсе, что ее муженька за мошенничество судили? Семейка та еще….

Мне показалось, что перед глазами поплыли красные круги от настоящей ярости.

— Милена Владиславовна! — прогрохотал голос, словно удар грома, разрезавший напряжённый воздух приёмной. Воцарилась полная, почти осязаемая тишина. Все замерли, словно статуи, боясь пошевелиться или издать хоть звук.

В дверях стоял Кирилл и его лицо было перекошено от бешенства.

— Да ну вас всех на хер, — вырвалось у меня, я развернулась на каблуках и в полной тишине покинула помещение, пролетев мимо Богданова так, что едва не сшибла его с дороги.