Игроки и жертвы

4

На лифте мы поднялись на самый верхний этаж, и тишина, наполнившая замкнутое пространство, казалась оглушающей. Богданов стоял рядом со мной, невозмутимый и спокойный, словно то, что происходило, было всего лишь частью его повседневной рутины. Он даже не обернулся, чтобы проверить, иду ли я за ним, не бросил ни единого взгляда.

Просто шагнул вперёд, как будто был уверен, что я подчинюсь без вопросов. Я на мгновение замерла у порога, осознавая, что этот шаг станет последним на пути к тому, что мне придётся пережить. Набрала в лёгкие воздуха, стараясь подавить отчаяние, которое угрожало вырваться наружу, и сделала шаг вперёд, переступая порог номера.

Внутри было роскошно, как и всё в этом здании: мягкий свет, приглушённые оттенки, идеальная, выверенная до мелочей обстановка. Но для меня это место казалось холодной ловушкой, в которую я была загнана. Я остановилась в середине комнаты, чувствуя, как подкашиваются ноги, и услышала, как за мной захлопнулась дверь, отрезав путь к бегству.

Он подошел сзади, встал позади, но не касался, словно рассматривая город, раскинувшийся за панорамным окном из-за моего плеча. Вид действительно был захватывающим и на мгновения я не смогла не восхититься картиной.

— Невероятный вид, — заметил он, словно прочитал мои мысли, и его тёплое дыхание щекотало моё ухо, заставляя невольно вздрогнуть. Его голос звучал мягко, почти интимно, но от этого не менее угрожающе. Я чувствовала, как напряжение медленно растворяет меня изнутри, но пыталась удержать себя, стараясь хоть немного расслабиться.

Его руки сомкнулись на талии, но пока он только обнимал меня, прижимая к себе, давая почувствовать собственное возбуждение. Теперь нас разделяла только ткань одежды, и это было мучительно.

— Ты всегда так напряжена? — спросил он с легкой усмешкой, и я не могла разобрать, то ли в его словах звучал вызов, то ли простое любопытство. Его губы были так близко, что я едва удерживалась от того, чтобы не повернуться к нему лицом, чтобы встретиться взглядом. Но что-то во мне подсказывало, что это было бы ошибкой.

— Я… — слова застряли у меня в горле.

Его тело было так близко, его присутствие полностью поглощало меня, вызывая головокружение. Я чувствовала, как его дыхание снова коснулось моей шеи, и холодок пробежал по позвоночнику. Он чуть приблизился ко мне и задел губами шею. Зажмурилась, чувствуя и страх и…. некое возбуждение. Мое тело, подлое, предательское, начинало подводить меня.

Его губы задержались на моей шее на долю секунды, и я сдержала дрожь, которая пробежала по телу, не желая показать, как сильно это на меня влияло. Он знал, что делает. Словно каждое его движение было тщательно рассчитано, чтобы подчинить меня себе, заставить забыть обо всем, кроме ощущений.

— Твое тело говорит одно, а разум упорно сопротивляется, — заметил он тихо, почти весело.

— Зачем… ты это делаешь? — наконец выдавила я, открывая глаза и встречаясь с его взглядом. В нем была смесь жестокости и чего-то завораживающе-прекрасного, чего-то, что пленило меня, несмотря на все мои попытки убежать от этого притяжения.

— Потому что хочу, — ответил он, ловя мои губы своими. — Хочу насладиться своей сделкой, Агата.

Его поцелуй был неожиданным и захватывающим, обжигающим и безумным, словно огонь, который мгновенно вспыхнул между нами. Я не смогла сдержать себя, даже если бы захотела: мое тело предало меня окончательно, откликаясь на его прикосновение, поглощенное жаром, который он принес с собой.

— Я хочу все, что обещано мне, — ответил он, его взгляд становился все темнее и требовательнее. — И, возможно, еще немного больше.

Тихо скрипнула молния на платье, ткань плавно скользнула к моим ногам. В темноте я скорее ощутила, чем увидела, что Кирилл улыбнулся, заметив мое простое, хлопковое белье. Его пальцы задели тонкую ткань.

— Это возбуждает, — услышала тихий шёпот.

Он чуть надавил мне на плечи, заставляя опуститься на колени перед ним. Я закрыла глаза, понимая, что он хочет. Ткань брюк была натянута невероятно. Преодолевая дрожь, я дотронулась до него, чувствуя как он тяжело задышал. Легко расстегнулась пряжка на ремне, и Кирилл, схватив меня за затылок чуть не силой заставил ласкать себя ртом. Я задыхалась, из глаз катились слезы, но он продолжал двигаться в своем ритме, увлекая в него и меня.

Внезапно он остановился, и одним движением уложил меня на широкую кровать, входя без предупреждения, полностью. Я вскрикнула, но скорее от неожиданности, волей или не волей подстраиваясь под его движения. Он двигался быстро, в своем темпе, не обращая на меня ни малейшего внимания. И все же его возбуждение передавалось и мне. В какой-то момент показалось, что я вот-вот….

Он остановился, резко перевернув меня на живот. Его пальцы скользнули туда, где меня еще никто и никогда не касался. Я вздрогнула и протестующе застонала, пытаясь убрать его руку.

— Лежи смирно, — приказал он, входя в меня одним пальцем. Я вскрикнула и постаралась вырваться уже по-настоящему. Тогда он ударил меня по ягодицам, а второй рукой схватил за шею, прижимая к кровати и продолжая движение пальцами. Движения, приносящие боль и дискомфорт.

— Кирилл, — простонала я от боли, — остановись… прошу….

— Нет, — холодно ответил он, продолжая свои действия уже двумя пальцами.

Я закричала по-настоящему, пытаясь вырваться из железной хватки.

— Лежи смирно или будет больнее, — прохрипел он мне в ухо, не давая пошевелиться и входя уже сам. От острой боли у меня перехватило дыхание, слезы полились из глаз сами по себе.

— Кирилл, хватит! Прошу тебя! — я плакала, не скрывая слез, сжимая в руках белоснежные простыни — свидетелей моего унижения.

Он меня не слышал, продолжая двигаться все сильнее и сильнее. Я металась под ним, но вырваться не могла, только причиняя себе еще большую боль. Наконец он хрипло застонал, я почувствовала, как его тело содрогнулось, входя в меня настолько глубоко, что казалось сейчас просто разорвет на части.

Лишь через несколько мгновений он скатился с меня, освобождая и давая возможность выдохнуть. Боль была такая, что у меня прерывалось дыхание, слезы катились ручьем на одеяло и простыни.

— Вставай, — грубо приказал он, — душ там.

Я соскользнула с кровати на пол, покрытый пушистым ковром. Сжалась в комочек, пытаясь совладать с собственным телом. Это удалось не сразу. Встала сначала на колени, потом, кое-как на ноги, чувствуя, как по бедрам течет то ли кровь, то ли что-то еще.

Пошатываясь прошла в душ и встала под обжигающие струи воды.

Закрыв глаза, позволила себе хотя бы на мгновение представить, что я где-то далеко, что все происходящее — это просто дурной сон, из которого я вот-вот проснусь. Но реальность была слишком осязаемой, чтобы прятаться от нее. Прикусила губу, стараясь заглушить рыдания, которые вырывались наружу, но слёзы, несмотря на воду, все равно катились по щекам.

— Выходи! — услышала жесткий приказ из комнаты. От страха меня затрясло по-настоящему. Больше я не смогу, просто не выдержу. Он убьет меня здесь.

— Я сейчас, — выдавила сквозь стиснутые зубы, но голос мой звучал так тихо, что сомневаюсь, что он услышал.

Понимала, что невозможно скрываться в душе всю ночь, а ноги не держали. И все же я вышла, накинув на себя белый банный халат. Вышла, чувствуя, как холодеют мои руки и ноги. Кирилл сидел на диване, одетый в такой же халат. Мокрые волосы показали, что он тоже только что был в душе. Холодные глаза быстро пробежали по мне: по неровной походке, заплаканным глазам, в кровь искусанным губам.

— Ты выглядишь ужасно, — сказал он с притворной озабоченностью, в голосе сквозил сарказм. — Вот уж не думал, что буду первым…. В некотором смысле. Иди сюда, — приказал тоном, не терпящим возражений.

Я подошла ближе, чувствуя безбрежный ужас перед ним и безбрежную же ненависть.

— Что, Агата, думала деньги достаются так легко? — хмыкнул он. — Ты дорогая шлюха — отрабатывай.

Каждое его слово звучало как пощечина.

— Я делаю все, что ты хочешь, — выдавила, пытаясь сохранить спокойствие в голосе, даже когда внутри все кипело. Слова прозвучали натянуто, безжизненно, как будто это была последняя линия защиты, за которую я держалась.

Кирилл ухмыльнулся, довольный своей победой, и потянулся к моему лицу, нежно проведя пальцем по щеке, как будто утешая меня. Притягивая меня к себе на колени.

— Вот так-то лучше, — произнес он мягко, но в этой мягкости была лишь издевка. — Послушание украшает тебя.

За эту ночь он еще дважды брал меня, правда на этот раз обошлось традиционным сексом. К концу ночи, мне казалось я умерла. Умерла как личность, как человек, полностью подчинившись этому жестокому чудовищу.

Сердцебиение Богданова звучало размеренно и спокойно, в полной противоположности моему собственному сердцу, которое всё ещё билось в неровном, болезненном ритме. Это было странное и неестественное соседство, как будто я оказалась прикована к чудовищу, от которого невозможно ни сбежать, ни защититься. Казалось, что воздух между нами был густым и вязким, пропитанным воспоминаниями о произошедшем.

Я чувствовала себя раздавленной, потерянной, словно умерла не физически, но как человек, как женщина. С каждой минутой, с каждым мгновением в его власти я ощущала, как кусочки моей души уносятся прочь, уничтожаемые его безразличной жестокостью. Закрыла глаза, надеясь, что в этом тревожном сне, который медленно поглощал нас обоих, я смогу хотя бы ненадолго спрятаться от той боли и унижения, которые прожгли меня насквозь.

Он разбудил меня сам. Я почувствовала, как его рука грубо дёрнула меня за плечо, и сразу открыла глаза, ощутив ту же волну страха, которая преследовала меня всю ночь. Его взгляд был холодным и равнодушным, и от этого по моей коже пробежал неприятный холодок. Попыталась справиться с подступающей паникой, собраться с остатками сил и выровнять дыхание, чтобы не показать, как сильно я боюсь.

— Вставай, — приказал он коротко, без малейшего намёка на теплоту или заботу.

Я тут же выскользнула из постели, мысленно коря себя, что позволила так глубоко заснуть. Все тело болело так, словно меня переехало машиной. На груди и бедрах синели яркие пятна.

— Деньги там, — кивнул он на тумбочку, быстро одеваясь.

Я медленно подошла к тумбочке, чувствуя, как боль отдается в каждом движении, как будто синяки пропитали меня изнутри. Деньги казались грязными, обжигающими пальцы, и я едва сдерживалась, чтобы не отбросить их с отвращением. Но знала, что без этих купюр у меня нет ничего.

Кирилл уже застегивал рубашку, совершенно спокойный, будто все это для него было обычной, обыденной процедурой. Его равнодушие разрывало меня на части. Он ни разу не взглянул на меня по-настоящему, его глаза были ледяными, как будто во мне не было ничего живого.

— Ты знаешь правила, — бросил он, надевая пиджак. — Не задерживайся здесь.

Я и не собиралась, одеваясь настолько быстро, насколько это позволяло измученное тело. Еще раз бросила взгляд на купюры и сердце похолодело от ужаса.

— Здесь не все…. — едва слышно выдавила я. — Мы договаривались о 25 тысячах…. -

Он даже не потрудился взглянуть на меня, продолжая быстро и аккуратно одеваться, его лицо оставалось бесстрастным, как каменное изваяние, полным презрения и скрытой ненависти.

— Здесь двадцать, — бросил он ледяным тоном, в котором не было ни капли сожаления. — Двадцать пять ты не стоишь.

Внутри меня всё разорвалось: обида, ненависть к себе, унижение от осознания, что он посчитал меня недостойной даже той грязной сделки, которую мы заключили. Я пыталась собрать силы, но каждый раз боль пронзала меня, как осколок, оставляя только горечь и опустошение. Невероятным усилием воли заставила себя встать на ноги и гордо посмотреть в холодное лицо чудовища.

— Ты жалок, Кирилл, — выплюнула я, каждое слово было пропитано презрением, хлестало по нему, как плеть.

Его взгляд остался таким же безразличным, но я не собиралась оставаться дольше, чтобы увидеть его реакцию. Стараясь не показать, как сильно мне больно, как тяжело удержаться на ногах, развернулась и вышла из номера, не оглядываясь.

Только оказавшись в коридоре, почувствовала, как тяжесть всего произошедшего обрушилась на меня, но продолжала идти, гордо подняв голову и выпрямив спину, несмотря на то, что сердце было разорвано на тысячу кусочков.