Игроки и жертвы

18

Илона вошла с гордой улыбкой, словно возвращалась из победоносного похода. На её плечах и руках висело столько пакетов и сумок, что казалось, они едва не перетягивают её к земле, но она, как всегда, выглядела абсолютно невозмутимой. Пакеты были из разных дорогих бутиков, с логотипами известных брендов, и выглядели так, будто внутри хранились настоящие сокровища.

— Ну, дорогая, разбирай шмотье, — она бросила все богатство рядом со мной на диван и сама упала рядом. В очередной раз я удивилась, как она умудряется даже уставшая выглядеть на все сто. У нее даже белое платье выглядело так, словно она только что его надела.

— Ты не переборщила? — подняла я брови, садясь на диване.

— Я была сама скромность, — отозвалась она. — Кир этих трат даже не заметит, а сколько тебе всего понадобиться — я вообще не ебу!

— Илон, у меня дома вещей достаточно…

— Только до дома ты в ближайшие пару недель не доберешься, — отозвалась она, сбрасывая туфли на тонком каблуке и массируя ноги. — Там сейчас столько журнашлюх дежурит, что можно смело пресс-конференцию организовывать. Давай, примеряй. Я по себе мерила, должно подойти.

Надо отдать должное Илоне, она не покупала ничего лишнего — несколько строгих, элегантных платьев, туфельки и босоножки, все яркое, стильное, оттенка драгоценных камней, удивительно подходящих к моим рыжим волосам и зеленым глазам. Но в основном вещи были повседневные, удобные для носки не на публике, а дома или на улице. Несколько комплектов белья — тут Илона выбрала под стать себе — дорогое, кружевное, нежное и шелковистое.

— И как? — спросила она, подняв бровь.

— Отлично. Меня пугает твоя способность видеть меня насквозь.

— Вот поэтому я — политтехнолог, а ты — советник. Ты видишь политические нити, а я — кризисный менеджер.

— Илон, верни мне мой телефон.

Она посмотрела на меня с сомнением.

— Илона, ты только что напомнила мне, что я — помощник. У меня есть свои обязательства перед своей командой и своим начальником.

— С твоим начальником сегодня говорил Кир.

У меня похолодело в груди.

— Я уволена?

— Нет. Ты теперь лицо его компании.

— Что?

— Что слышала. Мы объединили штабы. На следующей неделе, как будешь готова, встретишься с вашим Максимом. Толковый мальчик, кстати.

— Илон… я понимаю, что мой мозг сейчас соображает плохо, но что ты творишь?

— Агата, удар нанесенный по Киру и тебе, ударил и по Кротову. Мы или вместе потонем, или вместе выплывем. Переговоры были сложными, Киру сегодня снова понадобится твоя скорая медицинская помощь — когда увидишь не удивляйся. Но он, кстати, в отличие от тебя — молодец. Красиво журнаблядей уделал.

— Телефон, Илона! — жестко приказала я, сдерживая гнев.

Она слегка приподняла брови, удивлённая моим тоном, но, помедлив, достала из сумочки мой телефон и, небрежно подбросив, передала вместе с зарядкой.

Более сотни непринятых вызовов, почти две сотни сообщений во всех мессенджерах. Гора писем на почте, как личной, так и рабочей.

— Там запросы на интервью, — покачала головой Илона. — И приглашение в полицию на опрос.

— Опрос или допрос?

— Пока это опрос, но будешь готова и к худшему. Они хотят собрать информацию о произошедшем, составить картину событий. По факту совершения в отношении тебя уголовного преступления по ст. 131 Ук РФ.

— Суки, быстро работают! Так бы да в реальной жизни!

— Когда тебе ускорение серьезные люди придают — еще не так забегаешь. В понедельник подашь заявление о нарушении неприкосновенности личной жизни. Кирилл это сегодня сделал.

— Когда будет… опрос?

— В следующий вторник.

— Кир знает? — я сама секлась на мгновение, осознав, что впервые назвала Кирилла коротким именем.

— Знает. И готов ко всему. Его жизнь и свобода теперь в твоих руках.

Я невольно задержала дыхание. Только сейчас до меня дошёл истинный смысл её слов: жизнь и свобода Кирилла действительно зависят от моего решения и от того, что я скажу во время этого «опроса». Слова Илоны звучали почти холодно, но я чувствовала, что за ними скрывается глубокое понимание ситуации, что она заранее просчитала все возможные исходы и варианты.

— Нет, — медленно покачала я головой, — не в моих. В твоих. Ты же все уже просчитала, так, подстраховалась? Ты объединила штабы, ты отправила мою семью в его дом, ты показала мне все последствия того, что будет, если я дам «неправильные» показания. Крушение моей жизни, жизни моей семьи, а теперь и тех, с кем я работаю. Ты отлично играешь на эмоциях, Илона, защищая задницу Кира. Скажи, ты хоть немного сочувствовала мне или все это тоже игра?

Илона молча выслушала мою тираду, её лицо оставалось спокойным, но я заметила, как в глазах мелькнула тень — может быть, сожаления, может быть, усталости. Она тяжело вздохнула и, прищурившись, взглянула на меня с какой-то странной смесью твёрдости и едва уловимого сочувствия.

— Агата, — начала она тихо, — если бы я не уважала и не сочувствовала тебе, я бы не сидела здесь, пытаясь хоть как-то вытащить тебя и твоих родных из этого кошмара. Думаешь, мне доставляет удовольствие защищать Кира? Ты серьезно считаешь, что я не знаю, что могут сделать люди, обладающие безнаказанностью и вседозволенностью? Ты думаешь я за свою работу с такими не испытывала на себе их давления? Не знаю, что такое, когда тебя облапывают грязные руки? Как тебя в глаза называют шлюхой и проституткой? Как вызывают на допросы, пытаясь наизнанку вытащить все грязное белье? Мы живем в мире доминирующих мужчин, Агата, и это — данность. И нам приходится в нем выживать. Как умеем, как можем. Что бы ты не считала и не думала: Кир — это еще не самый отмороженный человек, у него совесть есть и эмоции, хотя он давно научился их прятать в себе. Сейчас у тебя все рычаги давления на него есть. Вопрос в том, сможешь ли ты ими воспользоваться или снова будешь грязнуть в своих обидах и боли. Нет. Не спорю, жертв жалеют, им сочувствуют….и их — презирают. А вот сильных — не любят. Вопрос в том, что ты сама от себя хочешь: чтоб тебя лицемерно жалели, но при этом за глаза злословили, что сама виновата, или чтоб тебе завидовали!

— Илона, — прошептала я, не зная, хочу ли продолжить, но понимая, что мне нужно это сказать, — тебе не кажется, что иногда это слишком… что мы ломаем себя, чтобы угодить их правилам, выживаем, будто в тисках, потому что другого пути нет?

— Другого пути нет. Поэтому и советую тебе цинизма набраться. И с Киром начать взаимодействовать. Самое неприятное — страх перед ним — ты уже убила. Теперь дело за малым, попробовать работать на равных, как партнеры. Стать, как и он — фигурой, а не пешкой. Игроком, а не жертвой.

— Кир — игрок? Или все-таки всего лишь твоя фигура?

— Игрок, — чуть помедлив ответила Илона. — Очень сильный игрок. Если бы был всего лишь фигурой, шесть лет назад не протянул бы мне руку помощи, увидев потенциал и наплевав на риски. Это его сейчас поломало, но может оно и к лучшему.

Илона смотрела на меня с серьёзным выражением лица, и мне казалось, что сейчас она раскрывает передо мной какую-то важную истину. Кир — игрок, а не просто фигура, и по её тону я поняла: она уважала его, несмотря на всю жёсткость, несмотря на то, каким его видела.

— Ты на его комментарий глянь, если не веришь. Он мастерски обыграл журналистов, бросив им нужную кость.

Она протянула мне свой телефон, включая трансляцию.

На видео Кирилл выглядел бледным, но вполне собранным, шел по коридорам Законодательного собрания в окружении толпы СМИ, но даже тогда умудрялся выглядеть как гордый лев среди шакалов.

У дверей своего кабинета остановился и повернулся к камерам. На него тут же обрушился шквал вопросов, касающихся вчерашнего инцидента. Толпа журналистов, напирая и протягивая микрофоны, словно ожидала, что он сорвётся, что его холодное спокойствие треснет под давлением шквала вопросов. Но Кирилл не позволял себе ни резкого слова, ни тени сомнения на лице.

— Господа журналисты, у вас есть вопросы по существу заседания Парламента? — спокойно спросил он.

— Господин Богданов, как вы прокомментируете всплывшую вчера запись? Кто женщина на ней? Какие планы на будущее?

Кирилл выдержал паузу, подняв руку, чтобы остановить поток шума.

— Насчёт моих планов на ближайшее время, — произнёс он, выбрав интонацию спокойную, но с ноткой категоричности, — да, они уже намечены. Все выходные я проведу с любимой женщиной, которая вчера невольно стала жертвой нечистоплотных политических интриг.

На доли секунды повисла тишина, прерываемая только вспышкой камер.

— Любимой? — спросил кто-то, нарушив эту звенящую тишину.

— А как назвать человека, с которым ты делишь постель и жизнь? — поднял бровь Кирилл. — У вас как-то по-другому?

Я смотрела на экран, не отрываясь, каждый жест и слово Кирилла были отточены и выверены, как у актёра, привыкшего играть главную роль, настолько достоверны, что на долю секунды у меня мурашки по спине пробежали. Его спокойный тон, лёгкая насмешка в ответе и этот еле заметный жест, когда он слегка откинул голову, демонстрируя красный след на шее, сделали своё дело: публика осталась ошеломлённой его смелым заявлением.

Каждый миг записи, казалось, был направлен на то, чтобы установить контроль над ситуацией. Он не пытался отговориться, оправдываться или казаться скромнее. Кирилл выбрал нападение, напомнив, что не собирается отдавать свою историю на растерзание, и почти цинично разыграл партию так, что никто из журналистов не смог сразу подобрать слов.

Толпа журналистов, на мгновение замершая от неожиданности, тут же зашевелилась, их вопросы уже звучали скорее с любопытством и даже уважением, чем с прежним раздражением. Вопросы затихли, когда Кирилл исчез за дверями кабинета, оставив после себя тишину, пронзённую любопытством и удивлением.

Илона, слегка усмехнувшись, вернула телефон, глядя на меня с тем же, что и всегда, спокойным, почти ироничным выражением.

— Учись. Вот так и надо подачки кидать.

— Что дальше? — я выдохнула, закрывая видео.

— На выходных мы уезжаем.

— Куда?

— Закрытая база на севере области. Там хозяин должен Киру. Нас там не найдут. Едем только мы трое и пара моих ребят — будем вас готовить к совместным будням. Вечером — отдыхать — там такие горячие источники — закачаешься. По телефону говоришь только со мной и с семьей, поняла? И новости не смотри, не надо.

— Илона…

— Слушай меня, ты не кисейная барышня, знаю, но эти кадры…. — она сморщила лицо от отвращения, — гребаная порнуха! Хороший ракурс ублюдки поймали, все как на ладони. Лучше закажи нам всем троим ужин. И себе что-нибудь…. И карточкой Кира пользуйся. Хватит в гордость играть — кто-нибудь да попробует его траты пробить, пусть видят, на что идут его деньги.

— Ах ты сука!

— Да, говорят, — пожала она плечами, снова направляясь к выходу.