Однако сама я далеко не была так уверена в своих силах. Чем ближе приближалась пленарная неделя, тем больше в моем животе образовывался густой и твердый комок страха. Первые два дня пленарной недели проходили в относительном спокойствии. Заседания комитетов шли своим чередом, и, несмотря на всю их сложность и нагрузку, я находила в них даже некое спасение. Здесь, среди обсуждений и голосований, я могла сосредоточиться на работе, не думая о том, что угрожает моему хрупкому спокойствию. Мы с Богдановым находились в разных комитетах, и вероятность пересечься случайно в коридорах была невелика. Я словно ловко лавировала в этом пространстве, избегая ненужных встреч и направляя свои мысли только на дело.
Но в среду напряжение достигло пика. Заседание фракции, запланированное на полдень, должно было свести нас вместе — лицом к лицу, нос к носу. Это была неизбежная реальность, от которой я не могла спрятаться. Одна мысль об этом заставляла моё сердце учащённо биться, и я чувствовала, как страх сковывает меня изнутри. Никакие практики самоуспокоения не помогали: воспоминания о той ужасной ночи, о его хищном взгляде и холодных словах, о боли и унижении всплывали в памяти, и я едва могла справиться с нахлынувшей паникой.
Перед самым совещанием собрала бумаги и бросила последний взгляд в зеркало в моем маленьком кабинете. То, что я увидела, внезапно дало мне немного сил. Прошедшие полгода действительно изменили меня. Я больше не выглядела измождённой и измотанной, как тогда, когда только вернулась после всех потрясений. Моё лицо, которое раньше было болезненно худым и осунувшимся, теперь обрело здоровый, естественный румянец и более округлые, мягкие черты. Зелёные глаза, которые так часто блестели лихорадочно и испуганно, теперь сияли по-другому — в них был свет живого интереса и внутренней стойкости, даже если сейчас за этим блеском пряталось возбуждение и скрытая тревога.
Мои волосы снова стали выглядеть ухоженными. Я больше не прятала их в небрежные пучки, как делала в самые тяжёлые дни. Теперь я укладывала их в строгие, но элегантные причёски, которые подчёркивали мою собранность и профессионализм. На этот раз высокийсвободный узел придавал мне деловитый и уверенный вид, даже если внутри бушевал ураган.
Перед началом совещания коридор заполнили помощники депутатов, которые ждали своих руководителей. Пространство оживилось множеством негромких разговоров и звуком тихого смеха, перекрываемого шорохом перелистываемых бумаг и редкими уведомлениями на телефонах. Никто не спешил заходить в зал совещаний первым — перспектива провести несколько часов в напряжённой атмосфере заседания явно никого не радовала. Этот небольшой перерыв перед официальной частью встречи был отличным моментом для того, чтобы обменяться новостями, поделиться инсайдерской информацией или просто немного расслабиться.
Я встала немного в стороне, держа в руках папку с документами и стараясь выглядеть спокойной и сосредоточенной, хотя внутри росло беспокойство. Кругом коллеги весело переговаривались, обсуждая последние сплетни: кто из депутатов готовит неожиданные законопроекты, кого заметили на ужине с влиятельными людьми, какие слухи о грядущих перестановках начали расползаться по кулуарам. В такие моменты я вспоминала, насколько политика бывает не только делом серьёзным, но и миром, где интриги, слухи и мелкие закулисные игры составляли важную часть повседневной жизни.
Многие подходили и ко мне, кто-то выражая радость от новой совместной работы, кто-то обновляя знакомство, а кто-то и просто познакомиться, обменяться контактами. Особенно в этом смысле старались помощники тех депутатов, которые вместе с нами готовились принять участие в большом приеме в городе.
— Агатка, — раздался рядом знакомый голос Елены Кузьминой, и я почувствовала, как по моей спине пробежал холодок. Повернувшись к ней с натянутой улыбкой, я старалась держать себя в руках. Елена всегда была той, кто следил за всеми новостями и слухами, и от её внимания трудно было что-то скрыть. Опытная помощница, работавшая за свою жизнь с разными депутатами, последние лет семь она одна из немногих работала с Богдановым постоянно. Она подошла с привычной грацией, и её глаза светились любопытством и весельем.
— А я-то всё гадала, кто нашей Миленке лещей по ушам надавал, — продолжила она с довольной усмешкой, как будто это была лучшая сплетня недели. — Рада возвращению в наши ряды, дорогая!
— Лена, — я улыбнулась в ответ, но не смогла сдержать тревожного взгляда, которым тут же окинула коридор. Где была Елена, там обычно следовал и её начальник — Кирилл Богданов. Сердце пропустило удар, и я напряжённо выдохнула. — Ты сегодня одна? Без шефа? Где потеряла?
Она сделала ритуальный жест, притворно целуя воздух у моих ушей, как это было принято среди наших коллег, и закатила глаза.
— Позже подойдет, — ответила она с лёгкой досадой. — Комитет по промышленности задерживается. А я вот решила узнать, кто это был столь нагл, что Миленку мордой об стену приложил.
В её голосе звучал неподдельный интерес, и я увидела в её взгляде азарт человека, который не упустит возможности узнать пикантные детали. Внутри меня закипала тревога, но я понимала, что сейчас нельзя показывать слабость. Елена была одной из тех, кто чувствовал малейшие изменения в эмоциях собеседника.
— О, уже успела настучать?
— Ну, она не настолько глупа, чтобы жаловаться шефу, но… ты нажила врага.
— Боже, одним больше, одни меньше….
По сравнению с тем, что было между мной и Кириллом Милена была всего лишь досадным недоразумением.
— Но у меня в стане врага есть друг, — улыбнулась я Елене, — не так ли? Ты же предупредишь в случае чего?
— Конечно, — расплылась та в улыбке. — Милена слишком уж звездиться в последнее время. Даже тошнит уже. Корона, похоже на глаза свалилась….
— Ну, если ваш начальник позволяет…. — пожала я плечами.
— У нее хорошие покровители, Агата, — тихо, почти в самое ухо прошептала мне Елена. — Она не просто так у шефа появилась. К тому же, быстро идет вверх по линии Партии. И там она выше тебя по положению, не забывай.
Я молча кивнула, закусив губу.
— Только вот, Лен, есть нюанс, — произнесла я спокойно, глядя ей прямо в глаза. — В трудовых книжках у нас с ней запись одинаковая. И ей не мешало об этом напомнить. Прости, дорогая, я пошла — идет Григорий Владимирович.
Обменявшись быстрыми улыбками, я отошла от женщины, поспешив навстречу начальнику.
Мы с шефом вместе вошли в большой зал заседания фракции, и в тот момент мне снова стало трудно дышать. Как давно я не была здесь… Больше пяти лет прошло с тех пор, как я в последний раз переступала этот порог. Столько всего изменилось в этом зале, но в то же время он сохранил свою знакомую торжественность. Всё вокруг казалось иным, но основное оставалось прежним: тот же массивный овальный стол, за которым сидели депутаты и их помощники, каждый на своём месте, словно в этой расстановке скрывалась непоколебимая политическая иерархия.
Вдоль стен стояли дополнительные стулья для представителей СМИ и вторых-третьих помощников, которые лишь иногда привлекали внимание к себе, стараясь не мешать главной работе. Я мельком посмотрела на их лица, заметила кого-то из журналистов, ведущих прямые трансляции, и ощутила, как накатывает волна воспоминаний о старых днях.
Но это было не то, что сейчас волновало меня больше всего. Ком в животе стал ещё тяжелее, плотнее, почти удушающе давил на внутренности, когда я заняла своё место по правую руку от Кротова. Поправив бумаги перед собой и стараясь не выдать охватившую меня тревогу, я украдкой оглядывала стол, судорожно отыскивая табличку с именем Богданова. Моё сердце билось с такой силой, что казалось, его стук могли услышать все в зале.
Смотрела и никак не могла увидеть. Ничего не понимая повернула голову вправо и обмерла, на секунду просто перестав дышать. Пустое место рядом со мной, увенчанное табличкой: Богданов Кирилл Алексеевич, казалось, издевательски смотрело на меня, как напоминание о том, что от судьбы не убежать. Моё дыхание сбилось, сердце дико заколотилось в груди, и я на мгновение почувствовала, как всё внутри меня сжалось в болезненный комок страха и беспомощности. Большей подлости от этой жизни ожидать было сложно.
Как во сне, я заметила, как Лена, не теряя своей жизнерадостности, занимает своё место рядом с пустым креслом Богданова. Она подмигнула мне с лёгкой улыбкой, не подозревая, какой ужас сейчас творился у меня внутри.
— Лен, — выдохнула я, наклоняясь чуть ближе к пустому месту, чтобы мой шёпот не был услышан окружающими. — Давно нас так рассадили?
Лена, казалось, удивлённо подняла брови, но её голос остался таким же непринуждённым.
— Да с начала этого созыва, — шепнула она в ответ, делая вид, что её совершенно не беспокоит ни место, ни его соседство. — Твой — председатель комитета по социалке, мой — по промышленности. Теперь все председатели комитетов сидят рядом. Раньше тут Маринка сидела, а теперь ты.
Я с трудом удержалась от стонущего выдоха. Конечно, логично, что теперь моя должность требовала такого размещения. Но знать это и столкнуться с этой реальностью — совсем разные вещи.
Теперь же мне предстояло провести целое заседание, ощущая на себе тяжесть этого близкого соседства. Кирилл мог появиться в любой момент и занять своё место прямо рядом со мной, и это казалось почти непереносимым испытанием. Я сделала глубокий вдох, стараясь успокоить рваное сердцебиение, и, крепче сжав в руках папку с документами, приготовилась к тому, что должно было неизбежно случиться. Оставалось только молиться, чтобы комитет по промышленности затянулся настолько, что Богданов не успел бы на заседание фракции.
Но так мне повезти не могло.
Его появление в зале я почувствовала даже не кожей, а всем своим существом. Я не слышала его шагов, но знала, что он здесь, так же чётко, как если бы его имя было написано передо мной огненными буквами.
Я опустила голову делая вид, что сосредоточенно читаю бумаги. Но руки сжимали папку так сильно, что костяшки побелели. Мой взгляд невольно метнулся в сторону, и я увидела, как Кирилл Богданов уверенно и спокойно приближается к своему месту.
Мир вокруг словно сжался в маленькую, давящую коробку. Его лицо не выражало ни эмоций, ни злости, только холодную, непроницаемую уверенность. Он слегка кивнул кому-то из коллег, а затем, с непоколебимой грацией человека, привыкшего к контролю, сел на стул рядом со мной.
Моё дыхание стало неглубоким и прерывистым, я старалась не выдать охватившую меня панику. Ком в животе стал ещё тяжелее, превращаясь в жгучую, невыносимую боль. Я повернула голову к своему начальнику Кротову, делая вид, что жду его указаний, но даже так я ощущала, как рядом со мной находится Богданов, как он заполняет своим присутствием всё вокруг.
— Григорий Владимирович, — он протянул руку шефу, здороваясь и скользя беглым взглядом по мне. — Рад видеть. Новая помощница?
— Взаимно, — приветливо ответил мой начальник. — Да. Агата Романова, — представил он меня, когда я подняла глаза на Кирилла.
На несколько секунд наши взгляды пересеклись, я почувствовала, что слегка бледнею, но не позволила дрогнуть ни одной мышце на лице.
— Мы знакомы, — спокойно произнёс Кирилл, его голос звучал с хладнокровной уверенностью, словно капля льда упала в натянутую тишину. Его губы изогнулись в едва заметной улыбке, почти насмешливой, но эта улыбка не достигала глаз, остававшихся холодными и изучающими. — Виделись раньше.
Моё сердце снова пропустило удар, но я постаралась сохранить самообладание. Знала, что нельзя показывать ни капли страха или смущения. Он и так наслаждался той властью, которую имел надо мной, тем, что каждый его жест и слово могли выбить меня из колеи.
— Да, — отозвалась я ровным голосом, коротко кивнув, и сразу перевела взгляд на свои бумаги, как будто этот обмен любезностями не значил ничего. Я понимала, что в этой игре важна каждая деталь: нельзя давать ему повод чувствовать себя победителем.
Кирилл сел на своё место рядом, как будто я больше не существовала в его поле зрения, тут же переключившись на разговор с кем-то из коллег напротив. Он с лёгкостью ушёл в обсуждение рабочих вопросов, словно наше мимолётное столкновение взглядов было для него не более чем мелкой формальностью.
Я украдкой перевела дыхание — самое страшное осталось позади. Мы увидели друг друга, теперь каждому из нас оставалось только старательно игнорировать присутствие другого. Судя по Кириллу, он справлялся с этим на отлично.
Я заставила себя сосредоточиться на документах передо мной, пытаясь унять дрожь в руках. Не показывать слабости, не выдавать эмоций — повторяла эту мантру в голове, чтобы сохранить самообладание. Стол, бумаги, голос Кротова, обсуждающего повестку заседания… Я намеренно погружалась в детали, чтобы отвлечься от близости Кирилла, от тягостного воспоминания о той ночи, от запаха дорогого, тяжелого парфюма, который я хорошо знала и помнила.
Хоть нас и разделяло небольшое пространство, но стол был не настолько большим, чтобы оно было значительным. Иногда, поворачиваясь к начальнику и подавая ему нужные документы, на долю секунды я чувствовала тепло от локтя неудобного соседа. Поэтому строго контролировала каждое свое движение, стараясь не дай бог ненароком не коснуться Богданова. Тот, в отличие от меня, не утруждал себя подобными сложностями. Он сидел так, как ему удобно, занимая пространство и держа себя с той же властной уверенностью, как всегда. Его поза излучала расслабленное высокомерие, будто всё в этом зале было под его контролем, включая меня. Он лениво откинулся на спинку кресла, положив руку на стол, и его равнодушие только усиливало моё внутреннее напряжение.
Несколько раз за заседание он оборачивался назад, где сидела Милена и еще одна женщина, которую я не знала: светловолосая, молодая, лет 30–32, с пепельно-светлыми волосами, большими серыми глазами и умным лицом хищницы. По сравнению с ней Милена казалась мелкой шавкой рядом с волчицей, и я поймала себя на мысли, что от незнакомки исходит какая-то подавляющая энергия.
Эта женщина с холодной сосредоточенностью фиксировала всё, что происходило вокруг. Несколько раз её взгляд остановился на мне, пристальный и оценивающий, будто она пыталась что-то во мне разгадать. Я ощутила, как внутреннее напряжение подскочило ещё выше. Не понимая, чем привлекла её внимание, я инстинктивно выпрямилась, стараясь не выдать охватившую меня тревогу. Этот оценивающий взгляд оставил неприятное ощущение на коже, словно меня просканировали, разобрали по частям и сложили обратно, оставив осадок беспокойства.
Делая пометки на полях документов, я механически отмечала поведение идругих депутатов, выявляя нити взаимодействия вокруг них. Кто с кем обменивается репликами, кто кому какие вопросы задает, кто поддерживает или не поддерживает другого. Внезапно моя ручка перестала писать. Просто перестала, как бы я не старалась ее встряхнуть. Запасная, как обычно лежала в сумке, но, чтобы ее достать, нужно было повернуться лицом к Кириллу.
Я знала, что он находится в непосредственной близости, и эта простая необходимость повернуться к нему казалась непреодолимым барьером. Казалось бы, что в этом страшного? Обычное движение, секундное неудобство… Но для меня это означало встретиться с его взглядом, почувствовать это холодное, уверенное присутствие, которое давило на меня.
На секунду замерла, собираясь с мыслями и…. Передо мной появилось дорогое перо с золотым ободком, которое принадлежало Кириллу. Его рука лежала на столе, спокойно и уверенно, и пальцы, держащие перо, казались совершенно неподвижными, словно эта помощь была для него чем-то обыденным.
Я медленно подняла глаза, и наш взгляд встретился. В его серых глазах сверкнул едва заметный отблеск чего-то, что я не могла сразу распознать. То ли это была игра, то ли демонстрация власти — того, как легко он может вторгаться в мою зону комфорта, разрушать мои попытки держать себя в руках. Он чуть наклонил голову, его губы едва заметно приподнялись в вежливой, но холодной полуулыбке.
— Возьми, — сказал он спокойно, но в его голосе звучало что-то большее, чем просто вежливость. От этого тона по коже пробежал неприятный холодок, и моё сердце заколотилось быстрее.
— Спасибо, — отреагировала быстро, не желая ни на секунду привлекать лишнего внимания. Голос звучал ровно и отстраненно. Просто два человека, оказавшиеся рядом.
Кирилл, казалось, был доволен этой игрой. Его глаза задержались на мне ещё на мгновение, в которых все ещё блестел тот же непонятный, напряжённый отблеск. Он чуть откинулся назад, всё так же расслабленно и уверенно, словно момент и правда не имел никакого значения.
Взгляд загадочной женщины снова остановился на мне. Мысленно, я сделала пометку узнать кто она такая. Не тянула она на помощника — уровень иной. Гораздо, гораздо выше. Её манера держаться, уверенность и тот уровень контроля, который она излучала, не оставляли сомнений — она находилась гораздо выше в иерархии власти. Такие люди обычно предпочитают оставаться в тени, дергая за ниточки из-за кулис: политтехнологи, стратеги, опытные консультанты, привыкшие управлять процессами из-за сцены.
Я чуть повернула голову, будто бы случайно оглядываясь, и наши взгляды снова встретились. В её серых глазах мелькнул отблеск интереса, а может, и азарта, как у хищника, который с удовольствием наблюдает за своей добычей, предвкушая исход охоты. Она едва заметно приподняла уголки губ в чем-то, что напоминало улыбку, но эта улыбка не имела ничего общего с теплом. Это была чистая игра, изысканная демонстрация превосходства.
Заседание подходило к концу, когда один эпизод заставил многих из нас напрячься.
Кротов докладывал по одному из законопроектов, проходному, ничего не значащему, просто исправляющему недочеты закона об образовании, когда был прерван грубым, почти оскорбительным замечанием председателя парламента Суханова.
— Да что вы там мусолите, Григорий Владимирович? — почти выплюнул Суханов, сверля шефа тяжёлым взглядом. — Уже двадцать раз этот закон пытались переделать, а в итоге ничего, кроме пустых слов, не выходит. Может, хватит отнимать у нас время и займёмся действительно важными вещами?
Зал замер. Подобные выходки председателя были редкостью, и многие были ошеломлены его резкостью. Я почувствовала, как напрягся мой начальник, его лицо на мгновение побледнело, но он быстро взял себя в руки, скрыв вспыхнувшее раздражение. У Кротова был стойкий характер, и он умел справляться с такими ситуациями, но эта атака всё равно выбила его из колеи.
Я же не могла отвести глаз от происходящего, стараясь сохранять спокойствие. Суханов никогда не делал ничего без причины, и его выходка могла быть частью чего-то большего, чем просто выражение недовольства. Взгляды вокруг меня скользили с Кротова на председателя, а затем снова возвращались к моему шефу, ожидая его реакции.
— С вашего позволения, Владимир Андреевич, — спокойно ответил Кротов, хотя я уловила лёгкие нотки раздражения в его голосе, — мы не можем игнорировать необходимость устранения правовых недочётов, особенно если они касаются системы образования.
Он выдержал паузу, и я видела, как мускулы напряглись у него на шее. Ситуация накалялась, и в зале становилось всё тише. Казалось, что само здание задержало дыхание, ожидая, что будет дальше.
— Ну так давайте примем уже решение и пойдем обедать, — Суханов снабдил свою реплику лучезарной улыбкой.
— Куда-то торопитесь, Владимир Андреевич? — раздался ленивый голос справа.
Все взгляды мгновенно сосредоточились на Кирилле, который, откинувшись на спинку кресла, смотрел на председателя с лёгкой усмешкой. Его ленивый тон был обманчиво расслабленным, но в глазах блеснуло нечто холодное и острое, заставив многих невольно насторожиться.
— Если есть дела поважнее, чем закон об образовании, — продолжил Кирилл с тем же расслабленным высокомерием, — мы, конечно, все с интересом готовы послушать, какие именно. Думаю, представителям СМИ тоже об этом будет интересно узнать.
Суханов сжал челюсти, и по тому, как дернулась его скула, можно было догадаться, что его задел этот выпад. Они обменялись жёсткими взглядами, и напряжение, казалось, только усилилось. Суханов явно не ожидал, что его прервут, и тем более не ожидал сарказма от Богданова.
Я откинулась назад и сложила руки на груди, чуть прищурив глаза. Вот это новости! Похоже мне придется задать шефу несколько малоприятных вопросов.
Суханов снова лучезарно улыбнулся и кивнул головой.
— Согласен, Кирилл Алексеевич, что может быть важнее образования и зачитки изменений в пунктах, относящихся к общим положениям. Продолжим?
Сука улыбающаяся!
Кротов глянул на Кирилла, и в его глазах мелькнуло что-то вроде благодарности за поддержку, хотя его лицо оставалось сосредоточенным. Он сделал глубокий вдох и вернулся к своему докладу, стараясь не показывать, насколько его задело вмешательство Суханова.
Я бросила быстрый взгляд в сторону Богданова.
Кирилл сидел так же непринуждённо и расслабленно, словно происходящее его развлекало. Его взгляд был направлен на Суханова, но в уголках губ играла та же неизменная полуулыбка, как у человека, который прекрасно осознаёт, что держит ситуацию под контролем. Он лениво барабанил пальцами по столу, как будто вся эта словесная дуэль не имела для него особого значения, но в его поведении была ощутимая энергия — энергия хищника, готового нанести удар в нужный момент.
Когда мои глаза встретились с его взглядом, я ощутила, как по спине пробежал холодок. Он выглядел абсолютно спокойным, уверенным, и это, пожалуй, было ещё страшнее. Заметил мой взгляд и едва заметно приподнял бровь, покачав головой, словно давая понять, что больше никто не осмелиться прерывать доклад моего начальника.
Заседание быстро подошло к концу, но за несколько минут до окончания, я положила перо Кирилла на его бумаги, возвращая данное в долг и понимая, что задолжали мы ему как земля колхозу. Не нравилось мне это, однако факт уже свершился, нужно было просто принять это как данность.
Кирилл молча забрал ручку, убирая во внутренний карман пиджака, быстро поднялся с места и одним из первых покинул зал. Следом за ним ушла и светловолосая незнакомка, сопровождающая его как тень. Милена тоже надолго не осталась, бросив на меня враждебный взгляд. А вот Елена, напротив, под задержалась, ловя мой взгляд. Но мне сейчас гораздо важнее было переговорить с Кротовым.
— Позже, Лен, — прошептала я ей на ходу, — вечером зайду к тебе на кофе.
Она мотнула головой отпуская меня с богом.
Мы с шефом вышли в широкий коридор и молча зашагали к лифтам.
— Что это было, Григорий Владимирович? — прямо спросила я, чуть прищурив глаза.
— То, что Суханов точно определился, кто ему друг, а кто — враг, — сухо ответил шеф, потирая наморщенный лоб.
— А меня вы, я так понимаю, просветить на этот счет позабыли, да? — холодно спросила я, нажимая кнопку вызова.
— Агата…. Я не думал, что дойдет до прямого столкновения.
— Класс! А теперь мы еще и Богданову должны!
— Узнай у помощников, что он хочет за поддержку, — устало распорядился шеф.
— Григорий Владимирович, — я сцепила зубы, — я всю неделю чищу морду одной из его помощниц, а вы сейчас просите меня дать заднюю!
Григорий Владимирович остановился и тяжело вздохнул, его взгляд потемнел от усталости и раздражения. Он казался старше, чем обычно, и на его лице проступили глубокие морщины, которые обычно скрывались за его добродушной, но твёрдой внешностью.
— Агата, я понимаю, — сказал он, прижав пальцами переносицу. — Но политика — это не чёрно-белая игра. Ты думаешь, что я хочу быть в долгу у такого человека, как Богданов? Да я терпеть не могу этого высокомерного типа. Но иногда приходится прогибаться, чтобы удержаться на плаву. Особенно когда Суханов откровенно даёт понять, что больше нас не поддерживает.
— Сука! — не выдержала я. — Ладно. Я все узнаю. Насколько я понимаю, Богданов претендует на пост председателя? Зачем тогда Суханову так открыто цеплять нас и отдавать наш голос Богданову. Не сходится.
— С того, что Кирилл — производственник, я — тоже. Как бы мы лично друг ко другу не относились, мы друг друга понимаем. Мой голос при любых раскладах был бы отдан Богданову. На моем примере, Суханов дает понять всем, что видит нас всех насквозь.
Мы вошли в лифт и поехали вниз на подземный паркинг.
— Этот прием, — я мысленно прогнала всю имеющуюся информацию, — он не просто так. Его курирует Богданов, участники…. Хм… местные депутаты и все как на подбор с промышленных предприятий. Он нужен нам всем, так?
Шеф только молча кивнул, заставив меня скрипнуть зубами.
— Господи, Григорий Владимирович! Есть еще что-то, что мне нужно знать? Я едва не…. Саботировала эту работу! Как я могу защищать ваши интересы, если не понимаю политического расклада? Максим тоже не спешит меня просветить!
— Максим отвечает за округ….
— А я — за Законодательное собрание! А вы бросаете меня в бой с завязанными глазами! Здесь ведь у нас тоже свое поле боя, мы заключаем союзы, укрепляем нужные связи между помощниками, узнаем новости, собираем слухи. Маринка знала?
— Нет. Она выполняла чисто техническую работу.
— И как вы еще депутат с таким подходом? — огрызнулась я.
Мы вышли на парковку и подошли к машине Кротова.
Кротов остановился, выдохнул и на мгновение прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями. Его лицо выглядело усталым, но я заметила, что мой гневный всплеск заставил его задуматься.
— Агата, ты права, — наконец признал он, глядя на меня с чуть усталым, но твёрдым выражением лица. — Я привык решать всё сам, держать многие вещи при себе, но это не оправдание. Особенно теперь, когда всё становится всё более сложным и запутанным. Ты заслуживаешь полной картины, и я понимаю, что моя скрытность только вредит.
— Хорошо, — кивнула я. — Нам повезло — я хорошо знаю Лену, основного помощника Богданова. У нас вполне дружеские отношения. Миленке придется слегка уступить, но это уже мои проблемы, не ваши. Меня беспокоит третья его дамочка. Заметили?
— Светловолосая?
— Да. Занятная особа. Знаете, кто она?
— Нет, — подумав, покачал головой Кротов. — Могу только предположить, что его политтехнолог, как наш Максим.
— Похоже на то, — согласилась я. — Взгляд, что нож. Узнаю, кто она.
Кротов кивнул, в его взгляде мелькнула благодарность, хотя усталость никуда не делась.
— Спасибо, Агата, — сказал он, его голос звучал чуть теплее. Он сел в машину. — Вечером закреплю за тобой машину, хватит тебе на общественном транспорте на работу ездить.
— А вот это кстати, — я даже не стала скрывать, что рада его предложению. И глядя вслед отъезжающей машине со смешенным чувством гнева и тепла. Чуть постояла на месте, покачиваясь на ногах, и развернувшись на каблуках, отправилась обратно в свой гадюшник, разгребать скопившиеся проблемы.