Игроки и жертвы

31

В пятницу вечером пришло сообщение от органов опеки и попечительства о назначенной встрече и проверке. Мои нервы, и без того напряженные до предела, казалось сейчас вообще лопнут от охватившего напряжения и паники. Читая и перечитывая сообщения, я ощущала холод до кончика пальцев. Значит, не смотря на вмешательство прокуратуры, давление на меня не уменьшалось.

Формальной причиной проверки было указано отсутствие Арины в детском саду больше месяца, однако я прекрасно знала истинную причину.

От Кирилла вестей не было. Он не звонил, не писал, казалось вообще забыл о моем существовании. Сидя в кабинете Кира в штабе вечером я, Илона и Лена молча пили коньяк. Говорить никому ни о чем не хотелось, тяжелая тишина давила на голову.

— Как ты это выносишь? — наконец, прервала наше молчание Лена.

— Никак. Выхода нет.

— Верхом на коне ты прекрасна, — лениво потянула Илона, — хочешь посмотреть? Материал шикарный. А то, как ты проехалась по решению областного правительства сократить число бюджетных учреждений для детей с ОВЗ — сегодня в первых новостях всех тематических групп в соц. сетях. Агата, ты мастер провокаций.

— Прошерстила перед выступлением бюджет…. Они ведь и правда решили часть учреждений реорганизовать.

— У меня б мозгов не хватило так все увязать. Укус не большой, но чувствительный. Документы есть подтверждающие?

— Конечно, отправлю на почту. Слей в интернет. Пусть этой твари хоть так икается. Хотели по-тихому провести — так вот теперь пусть оправдаются.

— Уже коллективные письма готовятся — слава великому интернету. И твое фото над всем этим. Комментарии — просто огонь. Дай-ка мне свое приглашение в службу опеки…. Вдарим по ним их же оружием. И фотографии Арины…

— Илона, не трогай Аришку!

— Не будь дурой, Агата. Ее уже задели! Мне нужна ваша самая охрененная фотография. Такая, чтоб у начальника концлагеря сердце заболело. А лучше — пришли штук пять, я выберу.

Я машинально отставила бокал, пытаясь переварить слова Илоны. Её план был жёстким, но в её глазах читалась уверенность и отчаянная решимость. Илона не собиралась оставлять ни одного слабого звена для тех, кто подбирался к нам всё ближе.

— Хорошо, — выдохнула я, чувствуя, как холод внутри сменяется пульсирующей готовностью к борьбе. — Я пришлю тебе несколько фотографий Арины. У нас есть пара таких… летних, тёплых.

— Вот и ладненько. Сделаем так, чтобы им поплохело от собственной жестокости, — Илона подмигнула мне с неожиданной теплотой. — Они хотят использовать твои слабости? Отлично. Пусть теперь увидят, кого пытаются задеть. Мать и дочь — стали целью из-за попытки помочь детям с ОВЗ! Удобненько, что приглашеньице сегодня подъехало, как по заказу!

— Ох, Илонка, ты даже пьяная — профессионал!

— Да… только все это…. Капля в море. Если Кирилл не договорится…

Мое сердце болезненно сжалось. Если то, с чем Кирилл уехал в Москву не принесет нужного эффекта, то все, что мы делали эти полтора месяца иметь смысла не будет. Да, мнение людей мы переломили, но исход политической борьбы никогда не решался на улицах, все решалось в высоких кабинетах, в аппаратных войнах.

Илона знала чуть больше меня, но я не спешила пытать ее: или узнаю от Кира или… на берегу Черного моря, существенно позже.

Возвращаться домой, в пустую квартиру не хотелось категорически, лучше уж оставаться тут, в штабе…. Пить коньяк, не думая ни о чем. Ни о том, что сейчас решалась судьба всей кампании, ни о том, что решалась моя дальнейшая жизнь и жизнь Аришки и бабули, ни о том, что сказал Кирилл на прощание. О последнем говорить и думать не хотелось совсем.

Ушла домой, пошатываясь, пьяная Лена, вызвав такси, остались я и Илона, которая не спешила никуда, доставая из бара вторую бутылку.

— Если я что и ненавижу больше всего в этой жизни, — мастерски вскрывая пробку, заметила она, — так это ждать. Сидеть и понимать, что от тебя больше ничего не зависит. От этого и пью. Ты со мной?

— Наливай, — буркнула я, подставляя стакан. — Предлагаешь пробухать все дни, пока нет Кира?

Илона наливала, сосредоточенно и молча, словно это было чем-то вроде ритуала. Подняла стакан и, глядя куда-то сквозь меня, сказала:

— Знаешь, это не худшая идея. Пробухать дни, пока не вернется тот, кто держит всю эту махину на своих плечах. Раз уж делать мы всё равно больше ничего не можем… — она сделала большой глоток, — так хотя бы выпьем за честность. Как две истинно гордые и независимые женщины! Наконец-то у меня есть компания, а то со мной пить никто не хочет…. говорят, меня перепить сложно. Кир пытался…

— И как? — хмыкнула я.

— Держался геройски… первые три часа! А потом лег под стол.

— А ты?

— А я — на стол.

Илона заливисто рассмеялась, будто сама представила эту сцену. Я, не удержавшись, рассмеялась вместе с ней. Идея пить до возвращения Кирилла казалась все лучше и лучше. Алкоголь снимал барьеры, выгонял из головы лишние мысли и, главное, чувства.

— Как вы познакомились, Илона?

— Он вытащил меня из дерьма. В стриптизе мы познакомились, Агата. В стриптиз-клубе. Я бухала, он приехал… отдохнуть. У него за плечами развод был… тяжелый. Сама знаешь. А я…. я провалила кампанию из-за дебила, который своих баб поделить не мог… любовницу и жену. И вот за две недели до выборов они обе сошлись на поле брани местного ток-шоу! Прикинь? А потом все это еще и коррупционным скандалом шлифанулось. Эх, хороша атака была…

Илона хохотнула, взмахнув рукой, словно отгоняя остатки воспоминаний. Я не могла удержаться от улыбки, удивляясь, как мало на самом деле знала о её прошлом.

— И вот, представь, — продолжала она, делая еще глоток, — сижу я, значит, в этом клубе, уже на грани, когда готова бросить всё и укатить в какой-нибудь глухой поселок, где ни одного журналиста в жизни не видели. А тут он. Как из какого-то тупого фильма про спасителя на белом коне. Слово за слово…. Я уже пьянущая была…. Утром просыпаюсь в его доме. Даже не помню, как до него доехали. Испугалась, если честно…. А он меня и пальцем не тронул. Завтраком покормил, выспросил подробно про все. И предложил его кампанию вести. Он же разведен был…. Хотел, чтоб как-то…. это прикрыть.

Я горько улыбнулась.

— Тебя даже пьяную не тронул… а меня трезвую…. Так отделал….- выпила бокал залпом.

— Никогда не простишь?

— Простила, Илона. Забыть не могу, вот в чем беда. Как вещью для него была, грушей для битья…. Любовь и ненависть к другой женщине заставили его забыть человечность. Сейчас он чувством вины полон, но рано или поздно это пройдет. Что тогда останется у него ко мне? И зла ему не желаю больше…. Больше всех хочу, чтобы все у него получилось, и наша жизнь хоть немного вернулась в норму.

— Нда…. Проебал Кир свое…. В прямом смысле проебал…, - Илона тихо кивнула, рассматривая бокал в руках с задумчивым видом. — Дебил… А ведь мог бы получить все, о чем так долго мечтал… Нда…

Весь день субботы был посвящен попыткам оправиться от вчерашнего и восстановить ясность мысли. Каждый шаг отзывался в голове пульсирующей болью, и только доносившиеся из кухни редкие фразы Илоны напоминали, что мир всё-таки продолжал вращаться. Между короткими паузами, когда обе старались сдерживать приступы тошноты, она объявила, что наши рейтинги снова в плюсе и даже превысили докризисный уровень. Я, слыша её слова, почувствовала лёгкую радость сквозь мутное состояние и мысли о том, что, может быть, всё это было не зря.

— Видишь, — пробормотала Илона с кривой усмешкой, отпивая глоток воды, — мы всё-таки справляемся… Вчерашняя ночь была просто… стратегическим отдыхом.

— Ты мне лучше скажи, как мы до дому добрались? Надеюсь не водителя Кирилла выдернули? Не хватало еще, чтобы он узнал….

— Нет. Не поверишь. Мы с тобой Макса вызвонили, и он нас довез спокойно. И держались мы почти как трезвые. Ты только в квартире и свалилась с ног….

— Макса? — удивилась я, стараясь вспомнить хоть что-то. — Надеюсь, хоть благодарить не придётся со стыдом.

— Не-а, — ухмыльнулась Илона, пытаясь принять вертикальное положение и проигнорировать головную боль. — Он с юмором отнёсся. Сказал что-то вроде: «Видно, что рабочий процесс у нас идёт вовсю».

Она пробыла у меня почти всю субботу и ушла ближе к вечеру. Подозреваю, что по большей части из-за того, что не хотела оставлять меня одну эти дни. Жить в квартире Кирилла без него было почти физически больно. Все здесь напоминало хозяина: его сдержанность, его вкус, его интересы. Прошло полтора месяца, а я так и не стала частью этого дома, словно боялась оставить свой след. Ни разу не решилась потревожить его книги, не прикоснулась к его вещам, будто что-то останавливало, напоминая, что это не мой дом, и не моя жизнь, ни разу ничего не приготовила на кухне, кроме чая и бутербродов — еду мы предпочитали заказывать. Я словно боялась нарушить его заведённый порядок, понимая, что являюсь лишь временным гостем.

А сейчас позволила себе признаться, что, покинув это место, возможно буду скучать по нему….

Встреча с опекой в понедельник принесла еще больше тревог и страха. Но это был какой-то осознанный страх, несущий понимание того, что даже этот момент будет зависеть теперь только от Кирилла.

Каждый вопрос двух женщин, которые смотрели на меня с выражением безразличного презрения, каждая их холодная фраза вызывала даже не страх, а презрение и злость. Те, кто должны были соблюдать права детей, сейчас делали все, чтобы уничтожить мою маленькую семью в угоду прихоти тех, кто посчитал нас помехой. Сдерживая гнев, я ровно отвечала на каждый, даже самый позорный вопрос, уверенно и четко проводя границу личного, понимая, что все это значения не имеет — цель визита додавить меня, уничтожить, унизить.

— Вы понимаете, Агата Викторовна, что если вы не напишете заявление на Богданова, это будет расценено как занятие проституцией и мы вынуждены будем обратиться в суд по вопросу лишения вас родительских прав?

— Для начала вам придется доказать факт занятия проституцией, — ровно ответила я, глядя им прямо в глаза. — Удачи в этом нелегком деле. Встретимся в суде.

Арина была далеко, и это придавало сил.

Илона тоже не осталась в стороне. Когда я вышла из отделения, меня окружили блогеры и репортеры, которым я дала четко выверенные комментарии, спокойные и уверенные, пусть внутри меня все кипело от гнева и злости.

От Кирилла вестей не было, хоть он и обещал вернуться к пленарной неделе.

Ложась в кровать, я чувствовала, как дрожат у меня руки и холодеют ноги. Отсутствие Кирилла усиливало это чувство неуверенности. Казалось, что, несмотря на всю мою стойкость, один его взгляд, одно прикосновение могли успокоить этот внутренний шторм. Я натянула одеяло до подбородка, стараясь согреться и успокоить дрожь. Но даже эта квартира, в которой он был везде — в каждом предмете, каждой вещи, — не давала ни тепла, ни утешения.

На улице громыхнуло. Сначала где-то далеко, затем совсем рядом. Капли дождя застучали по карнизам и окнам. Гром разрезал ночную тишину, и я вздрогнула, словно он пробудил что-то глубоко внутри меня. Дождь зашумел, сначала еле слышно, а потом всё громче, барабаня по карнизам и стеклам. Звуки стихии за окном усилили ощущение одиночества, и я не могла избавиться от мысли, что этот дождь, эти раскаты грома отражают всё то, что творится сейчас в моей душе.

Закрыла глаза, то проваливаясь в тяжелую дрему, то снова просыпаясь. И снова падая в черноту, из которой меня внезапно достали чьи-то руки.

Я вскрикнула от неожиданности, чувствуя горячие и мокрые от дождя объятия, волосы, лоб, соприкоснувшийся с моим. Скорее не увидела, а почувствовала, что это Кирилл. Сидит рядом со мной и обнимает, прижимаясь ко мне. Его губы нашли мои, целуя крепко и властно.

— Кир…. — прошептала я, зарываясь пальцами в густые, мокрые от дождя волосы. — Ты вернулся….

Он не ответил, только сильнее прижал меня к себе. Его дыхание сбивалось, горячее и торопливое, как у человека, который долго ждал этого момента. Я почувствовала, как его пальцы скользнули по моим плечам, опустились к талии, обнимая меня все сильнее, и весь накопившийся страх, вся тоска, казалось, растворились в этом поцелуе.

— Я вернулся, — едва выдохнул он, почти шепотом, но в его голосе было столько силы, что эти слова проникли в самую глубину души. — Я так скучал….

— Кир…

— Позже, родная, позже…. Ничего не бойся… Мне пора, я на минуту…. Не мог не прийти к тебе.

— Кир, — я отчаянно вцепилась в него, — пожалуйста….

— Агата…. — почти простонал он мне в шею, — подожди еще немного…. Совсем немного…. И ничего уже не бойся.

Я крепче сжала его руку, боясь, что, если отпущу сейчас, он исчезнет в этом дожде, в этой ночи.

Кирилл еще мгновение оставался рядом, словно собираясь с силами, и, едва ощутимо коснувшись моих губ, встал, освобождаясь из моих рук. В его взгляде читалось всё: сожаление, решимость, нежность. Он поднялся, мокрый от дождя, словно ночной мираж, и, уходя, прошептал:

— Я вернусь.