Четыре месяца спустя
ГЕНРИ
— Становится шумно, не так ли?
Снаружи по одну сторону улицы выстроились ликующие фанаты. На противоположной стороне будет наша остановка, где нас ждут красная дорожка и журналисты. Рекламные баннеры “White Memorial”, а также графические изображения студии и различных спонсоров служат фоном на протяжении всего пути до театра. Погода в Лос-Анджелесе идеальная — теплый солнечный день, чистое голубое небо.
— Мы выйдем, когда машина остановится, да?
Когда я отрываю взгляд от телефона, нога Рекса дрыгается. Он нервничает? Странно. Ему нравится стоять перед камерами. И с учетом его гостевой роли в двух сериях второго сезона — и возможного возвращения в третьем сезоне — я предложил ему пройтись по ковровой дорожке вместе со мной, но эту идею отмели.
— Ты — нет, — огрызается Тревор.
В последнее время Трев был рассеян. И весь день был раздражен. Неудивительно, ведь он основал собственную пиар-фирму и нашел трех новых клиентов.
— Генри, Луна, — рявкает он. — Две минуты. Все остальные ждут следующей остановки.
Почувствовав облегчение, Рекс откидывается на спинку сиденья, выглядя более непринужденно.
— Я думала, тебе нравится красная дорожка? — дразнит его Чарли, сидя в телефоне. Её голос легок, но в нём слышится беспокойство. Даже в юном возрасте она всегда была проницательной. И сейчас от неё мало что ускользает.
— Это шампань. Думал, выпускница Оксфорда поймет разницу.
Теперь, когда Чарли закончила учебу, она работает с Тревом. Она гордо улыбается и закатывает глаза.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Для этой последней остановки премьерного тура “White Memorial” студия выбрала дорожку цвета шампань. Предполагается, что весь актерский состав будет одет в белое. Не уверен, что это лучшая идея, но посмотрим, что из этого выйдет.
Во время премьер в Лондоне и Сеуле была настоящая красная дорожка. Луна была со мной на обеих.
В Лондоне Тревор ехал впереди нас с Ми-Ча, одной из своих новых клиенток, из-за чего мы с Луной остались в машине одни. Пухлые губки Луны (накрашенные красным) и её прозрачное чёрное платье (короткая пышная юбка, тафта, лиф) совершенно вывели меня из себя. Я едва мог держать свои руки при себе. Или свой рот. Она выглядела достаточно аппетитной, чтобы её можно было съесть, и это было то, что я планировал сделать. Луна убедила меня в обратном. Учитывая, что нас собирались сфотографировать все крупные издания, она, конечно, была права.
Тем не менее, машине пришлось не раз объезжать мероприятие, пока она позволяла мне ощутить вкус этих соблазнительных красных губ. Я не мог поглотить её до конца до тех пор, пока не приехали домой, но, увидев, как Луна кончает мне на руку, я вышел из машины с явно довольной улыбкой на лице.
В Сеуле моя девушка позаботилась о том, чтобы мы были в машине не одни.
Сегодня у нас заняты все места. Я понимаю, почему она это сделала, но это не значит, что мне это нравится.
Игривые препирательства Рекса и Чарли отходят на второй план, когда я поворачиваюсь к Луне. Зеленые глаза сразу обращаются на меня. Я так люблю тебя. То, как розовеют её щеки, заставляет меня желать, чтобы вечер поскорее закончился, и мы отправились обратно к ней домой. Я бы снял с неё прелестное платье, чтобы часами любоваться её пышными формами.
Вот в чём дело: я также могу сидеть и разговаривать с ней целыми днями. Я раньше не был в подобной ситуации — в отношениях, где я счастлив, что бы мы не делали. Смотрим телевизор или читаем в постели, засиживаемся допоздна, ужинаем вне дома, танцуем — я хочу заниматься всем этим, пока она со мной. Я хочу услышать всё, что она хочет сказать. Я хочу знать каждую её мысль. Я хочу узнать её. И самое приятное, что она позволяет мне. Это то, чем я всегда буду дорожить, — то, как она обнажается передо мной во многих отношениях.
Засыпать с Луной в моих объятиях, где я могу защитить её, и просыпаться с ней, свернувшейся калачиком у меня за спиной, как будто она защищает меня — вот чего я хочу каждое утро и каждую ночь. И всё же этого недостаточно. Тогда я понимаю, что, возможно, одной жизни будет недостаточно. Вот почему родственные души гоняются друг за другом из одной жизни в другую.
— Я знаю, о чём ты думаешь, — Луна ухмыляется.
Я обхватываю её лицо ладонями и глажу по щеке большим пальцем. Она здесь только из-за меня.
Правда в том, что ей не нравится красная дорожка. Или дорожка с шампань. Какого бы цвета она ни была, ей не нравится внимание. Или миллионы камер. Или бесконечные вопросы репортеров. Но она понимает, что это часть моей работы, и она здесь. Ради меня. Она держит меня за руку, улыбается и прикрывает мою спину.
Обнимая её за талию, я притягиваю Луну к себе и шепчу ей на ухо:
— Знаешь, о чём я думаю, Л? Это включает в себя то, что я наклоняю тебя, задираю это шелковое платье и пожираю твою сладкую киску, как десерт…
Её пальцы подлетают к моим губам, чтобы удержать меня от дальнейших слов. Когда она немного отклоняется назад, её глаза светятся желанием, и я вижу, как она сглатывает. Луна качает головой.
— Это атлас, и из-за тебя у нас снова будут неприятности.
— Просто делюсь своими мыслями, любимая.
Она улыбается, и на её очаровательных щеках появляются ямочки.
— Громче, братишка! С этой стороны тебя не слышно.
Подавив раздражение, я беру Луну за руку и подношу её к губам для поцелуя.
— Может, в следующий раз поедем на разных машинах? — я подмигиваю ей.
Смеясь, она снова качает головой.
— Ни за что.
Если бы её розовые локоны были распущены, они бы свободно ниспадали на лицо, но её волосы собраны в фактурный шиньон, собранный на затылке.
Несмотря на то, что Луна выглядит мило и чувствует себя комфортно в любимых толстовках и водолазках, она самый красивый человек, которого я когда-либо видел. Но в таком виде — безупречно накрашенное лицо, обнаженные золотисто-коричневые плечи, выставленная напоказ тонкая талия, много атласа — Луна выглядит как богиня, удостаивающая нас, простых смертных, своим присутствием. Она сногсшибательна, уверенная в себе и полностью моя.
— Могу ли я отвезти тебя домой сегодня вечером? — шепчет она мне на ухо. Похоть, сквозящая в её словах, пронзает мой член.
— Перестаньте шептаться! — кричит Рекс, и моё хорошее настроение улетучивается.
Следующие тридцать секунд Тревор тратит на то, чтобы ещё раз пройтись по логистике, а затем машина полностью останавливается.
— Надери им задницу, Хэнк! — шепчет Чарли.
Не уверен, что я чувствую по поводу того, что все вдруг стали использовать это прозвище, любезно предоставленное Хейзел.
— Луна? — Рекс ухмыляется. — Помни, не затевай драк с коллегами Генри.
— Тогда, наверное, тебе стоит сказать им, чтобы они не связывались с ним, — отвечает она, не отрываясь от телефона.
На вечеринке по случаю окончания съемок Сири рассказала мне, что Луна набросилась на неё и почему. Затем моя коллега извинилась за то, что была такой легкомысленной и беспечной.
Рексу нравится дразнить Луну за то, что она защищает мою честь, но я по-прежнему испытываю перед ней благоговейный трепет. Она не только снова вступилась за меня, но и хотела защитить меня от необходимости делиться с миром большей частью себя, прежде чем я буду готов.
Прежде чем кто-либо успевает сказать что-либо ещё, кто-то открывает дверь снаружи.
Глубокий вдох, и я выхожу навстречу сотням ослепительных огней. Вспышки камер. Запись на телефоны. Это сюрреалистично, пугающе. Кажется, весь мир смотрит на меня. Когда я улыбаюсь, вокруг раздаются радостные возгласы.
Моё имя выкрикивают с другой стороны улицы и скандируют в секции фанатов, которую я не заметил раньше. Некоторые люди держат плакаты с моим лицом в роли доктора Роберта Брайанта, другие — со всем актерским составом шоу. Размахивают плакатами и даже делают предложение руки и сердца.
ЖЕНИСЬ НА МНЕ, ГЕНРИ! — гласит надпись.
Хотя я чувствую себя счастливым и благодарным, я знаю, что это мимолетно, и принимаю это как должное. Когда я оглядываюсь назад, в машину, у меня перехватывает дыхание. Великолепная улыбка Луны, такая чистая любовь на её изящном лице, обожание в этих ярких глазах. Она заставляет моё сердце бешено биться.
— Готова?
— Contigo, siempre.
Всегда с тобой.
Моё сердце воспаряет. Она — сон, от которого я никогда не хочу просыпаться.
Луна берет мою протянутую руку и встает рядом со мной.
ЛУНА
Даже после нескольких недель, проведенных вместе, это всё ещё кажется новым. Нервная энергия, неистовое желание. Только сейчас мы знаем, что нам нравится, чего мы хотим и в чём нуждаемся. Неторопливые, влажные поцелуи сводят меня с ума, особенно когда Генри сжимает мои бедра, двигаясь медленно, чувственно и глубоко.
Ммм…
Ему нравится, когда я сверху, мои руки в его волосах, мои губы у его уха, шепчу всё, что, я знаю, он хочет услышать. Никогда не перестаю заставлять его стонать, терять контроль.
Это так хорошо.
Сегодня вечером, по дороге домой, я первая встала на колени между его ног. Я расстегнула молнию на его брюках и заставила его забыть обо всех и вся. Оказавшись в моей крошечной квартирке, я предложила принять горячую ванну. У него болели ноги, и он страдал от нового режима тренировок, на который перешел. Меня не удивляет, что в третьем сезоне “White Memorial” гораздо больше сцен без рубашки.
— Ты хорошо провела время сегодня вечером?
Я наслаждаюсь звуком его голоса, прежде чем ответить:
— Мне всегда хорошо с тобой.
Это правда. Даже там, где я бы предпочла не бывать, с ним это того стоит.
Однако сегодняшний вечер был тяжелым. Это было ещё одно напоминание о том, что Генри не просто актер; он чертовски большая звезда. Мы были на премьере телешоу, отмечали его успех, и люди любят его. Всех возрастов, всех рас, мужчины, женщины, все.
Я видела это на их лицах. Они ненавидели меня. Презирали меня. За то, что была там с ним, держала его за руку, получала его ослепительную улыбку. С этой частью я могла справиться. Я ожидала такого отвращения от совершенно незнакомых людей.
Но я не была готова к тому, насколько чертовски счастлива быть там с ним.
Насколько я облажалась, что что-то хорошее сложнее пережить? Кое-что, о чём стоит упомянуть, когда я увижусь с доктором Гонсалес на следующей неделе. Отгоняя эту мысль, я медленно выдыхаю через нос.
— Луна?
Я прислоняюсь спиной к его груди, и Генри обнимает меня за плечи. Кажется, он всегда знает, что мне нужно. С ним теплее, и он успокаивает больше, чем вода.
— Что-то не так? — низкий рокот его голоса у моего уха вызывает восхитительную дрожь по моей спине.
— Хмм? — мои глаза закрываются. Я прижимаюсь к твердым мускулам его тела. Это рай. — Всё в порядке.
— Луна, хей, — он касается моего подбородка и слегка поворачивает мою голову, чтобы заглянуть мне в глаза. — Мы ведь договорились. Верно?
— Верно, — я делаю вдох.
Мы честны и делимся друг с другом, когда будем готовы. Я поворачиваюсь к нему лицом, и вода выплёскивается через край ванны.
— Ты хочешь поговорить об этом сейчас?
Я киваю.
— Хотя это глупо, — он открывает рот, чтобы что-то сказать, но я обрываю его. — Я не говорю, что мои чувства глупы. Я про ситуацию.
Нежно поглаживая мою щеку, он ждет, когда я продолжу.
— Я была, — я вспоминаю колесо чувств, которое я использую в общении с доктором Гонсалес. — Очень встревожена и довольно враждебна, когда Саша продолжала касаться твой руки. Мне захотелось пнуть её.
Саша, всемирно известная певица, которая прижималась грудью к бицепсу Генри, пока я догоняла Майю. Он отодвинулся, но ему не следовало терпеть подобное дерьмо.
— А ещё я хотела хорошенько пнуть ту репортершу, которая смотрела на тебя так, словно ты был её следующим блюдом.
В его карих глазах пляшет веселье.
— Тогда я разозлилась на себя, потому что поняла, что мне нужно научиться давать людям пинка, — он издает короткий смешок. — И я… — я проглатываю свою нерешительность и страх. — Я был рад быть там с тобой. И очень благодарна.
Каждый раз, когда кто-то называл меня его девушкой, я не могла согнать с лица эту чертову улыбку.
Сильные руки скользят по моей пояснице, и он притягивает меня ближе. Ослепительная улыбка Генри заставляет моё сердце пропустить удар. Точно по сигналу.
— Значит, ты хорошо провела время? — он целует меня в щеки, нос и подбородок.
— Да.
Его губы скользят вниз по моей шее.
— Хочешь узнать лучшую новость, которую я услышал сегодня вечером?
Я отстраняюсь от него.
— Генри! Тебя взяли?! Ты получил роль? Ты новый…
Он целует меня, чтобы я не сказала этого вслух.
— Мы встречаемся с Зои Хэтэуэй на следующей неделе, чтобы всё уладить, — он кажется слишком спокойным и собранным, когда убирает волосы с моего лица. — Тогда мы можем кричать об этом со всех крыш, если захотим.
Я? Я не спокойна и не собрана. Я обвиваю руками его шею, разбрызгивая воду во все стороны.
— Боже мой, Генри! Это так волнующе! Поздравляю! Ты будешь великолепен!
Он пытается не придавать этому большое значение, но быть главным героем в новой супергеройской франшизе? Это очень важно! Он обнимает меня в ответ. Крепко.
— Ты правда так думаешь?
— Я знаю! — я хватаю его за лицо и осыпаю поцелуями его губы и щеки, бороду и переносицу. — Я так рада за тебя.
— За нас, — он смеется. — Когда я подпишу контракт, я смогу создать для тебя самую большую библиотеку! Больше, чем у Белль.
Это заставляет меня смеяться. Когда-то это было бы лучшим, что было в моей жизни. Теперь у меня есть он. И видеть Генри таким счастливым? Мне больше ничего не нужно.
— Это также означает четыре месяца в Австралии, — напоминает он мне.
Я разглаживаю пальцами маленькую морщинку между его бровями. Я пообещала сопровождать его, будут ли съемки в Австралии или на Марсе. В конце концов, я могу писать и редактировать где угодно.
— Нам будет так весело в Австралии (прим. В оригинале: Down Under, что имеет значение «Австралия» и «Внизу»), — говорю я ему, а затем краснею, когда осознаю, что сказала. — Это прозвучало довольно непристойно.
Генри хихикает, хватая меня за задницу и притягивая к себе.
— Мне нравится, когда ты говоришь непристойности, — он ухмыляется, втягивая мою нижнюю губу в свой рот. Он невероятно отвлекает, но я не позволяю нам отвлечься.
— Но это не те новости, которые ты имел в виду, не так ли?
Карие глаза загораются, и я знаю, что бы это ни было, это должно быть лучшее, что он услышал сегодня вечером.
— Кто-то сказал мне, что моя девушка занимает первое место в списке бестселлеров New York Times.
— Ох, — моё лицо краснеет.
Он выгибает бровь.
— Когда ты узнала?
— Сегодня утром.
Генри садится, и вода снова разливается.
— Ты узнала это утром и не сказала мне?
Разочарование в его глазах причиняет боль.
— Прости.
— Л, ты… — он замолкает. Когда я снова встречаюсь с ним взглядом, его глаза подозрительно сужаются. — Трев попросил тебя не говорить мне, не так ли?
Несколько месяцев назад я поклялась, что никогда больше не буду лгать Генри, и с тех пор я не лгала. И не буду.
— Он сказал, что ты будешь говорить обо мне, а не о своём шоу.
— Конечно же! — Генри бормочет себе под нос несколько ругательств. — Я бы говорил и о тебе, и о шоу, — выдыхая, он прижимается своим лбом к моему. — Мы в этом вместе, Л, — наши взгляды встречаются. — Твои победы — это мои победы. Мои победы — твои.
Самое замечательное в его словах то, что это не просто слова. Он говорит искренне. Я не знаю, смогу ли я когда-нибудь поверить в это без всяких сомнений, но я хочу этого.
— Спасибо, — я провожу руками по его плечам, чтобы ослабить напряжение.
— Я полностью в этих отношениях, Луна, — сказал он мне тогда в Лондоне. — Абсолютно.
— Я тоже полностью в наших отношениях, — пообещала я.
Я смотрю в его теплые карие глаза.
Генри выбрал меня. Это то, что я повторяю себе, когда сомнения становятся громче, а неуверенность невыносимее.
Генри выбрал меня.
Я покрываю легкими, как перышко, поцелуями его губы и скулы.
— Мы в этом вместе, — повторяю я, и он сжимает меня крепче..
Генри встает и увлекает меня за собой. Наша кожа скользкая, но когда он поднимает меня, я знаю, что он ни за что не уронит. Он самый сильный человек, которого я знаю, как внутри, так и снаружи.
Я изучаю выражение его лица — красивые карие глаза, идеальные губы, эта борода. То, как он смотрит на меня…
Он. Выбрал. Меня.
Сомнение в моём разуме утихает, и боль в груди проходит.
— Ты знаешь, что я люблю тебя? — у меня перехватывает дыхание.
Улыбка, которая расцветает на его лице, подобна восходу солнца — яркому, прекрасному, согревающему.
— Скажи это снова, — его голос становится глубже, а акцент ещё сильнее.
Он идет уверенными шагами, осторожно оауская меня на кровать. Генри перелезает через меня. С нас капает вода, но не холодная. Мне никогда не бывает холодно, когда я с ним.
Я обхватываю его подбородок руками.
— Я люблю тебя, Генри. Con todo mi corazón.(с исп.: От всего сердца)
Желание в его глазах такое сильное, что я едва могу выдержать его взгляд. Но я выдерживаю. Потому что с ним я чувствую себя в безопасности. Потому что каждый раз, когда он говорит, что любит меня, я верю в это немного больше. Это что-то устойчивое и сильное, без условий. Совсем как он.
Генри накрывает моё тело своим. Ощущение его горячей кожи навсегда запечатлелось в моей памяти. Нетерпеливо, как одержимый, он исследуют все изгибы моего тела. Он целует меня, нежно, грубо. Я выдыхаю его имя, когда его губы путешествуют по моему телу, его рот и язык останавливаются между моих бедер. Выгибая спину, я отдаюсь теплу и удовольствию, которые он предлагает.
Когда Генри снова шепчет мне на ухо эти три слова, меняющих жизнь, они звучат как нежная ласка, заключая меня в нежные объятия и наполняя моё сердце такой безумной радостью, что я не знаю, что с собой делать, кроме как с обожанием улыбнуться ему.
— Eres mío. (с исп.: Ты мой)
Это больше не вопрос.
— Soy tuyo (с исп.: Я — твой), — отвечает он, и я теряю счет времени.
Спустя несколько часов, может быть, дней, мы лежим там, на моей кровати — нашей кровати. Сплетенные вместе, вдыхая друг друга, чувствуя себя счастливыми, сонными и любимыми.
— Я не хочу, чтобы ты уходил, — шепчу я.
Он издает короткий смешок.
— Я планировал остаться на ночь -
— Навсегда.
Я смотрю на него снизу вверх, лежа у него на груди, и даже в тускло освещенной комнате надеюсь, что он видит правду в моих глазах.
— Я никуда не уйду, — он целует меня в лоб. — Никогда.
Тепло, как огонь, разливается по моему сердцу, окутывая меня. Я парю, воспаряю и держусь за него, чтобы не улететь.
— Даже если моя вторая книга — отстой? — задаю я вопрос в темноте.
— Это не так. Я читал её, — отвечает Генри, зевая. — И мне нравится, что ты позволила мне прочитать её раньше всех. Кроме твоего редактора, — быстро добавляет он. — Но даже если бы она было ужасной, я бы всё ещё был здесь. Я всегда буду здесь.
Через некоторое время его глаза закрываются. Улыбка на его лице становится меньше, дыхание выравнивается. После такого долгого дня сон готов забрать его. Мне просто нужно сказать ему ещё одну вещь.
— Генри? — шепчу я.
— Да, любимая? — он смотрит на меня сначала одним глазом, потом другим.
Ощущение его гладкой обнаженной кожи на моей убаюкивает меня. Я отстраняюсь ровно настолько, чтобы посмотреть на него, оставляя всё тепло позади.
— Ты в порядке? — спрашивает он, протягивая руку, чтобы взять меня за подбородок.
— Да, — я киваю, проводя пальцем по идеальному контуру его губ. — Я думаю, ты был прав, когда сказал, что вселенная свела нас.
Мои слова вызывают у него улыбку, и Генри притягивает меня к себе.
— Я люблю тебя, — шепчу я ему в губы. Каждый раз, когда я говорю это, моё сердце становится сильнее, смелее и мягче.
— Я знаю, — уверяет он меня. — Мне нравится, что ты любишь меня.
Он утыкается носом в мою шею, его теплое дыхание касается моей кожи. Одна большая рука лежит у меня на пояснице, а другая между грудями, над сердцем.
— Я просто…Я не могу… — я запинаюсь, подбирая слова. — Я не могу поверить, что полюбила тебя, — признаюсь я, и чёрт меня побери, если я не чувствую, что вот-вот взорвусь.
Всё, что я знаю, это то, что я не могу перестать улыбаться. Положив одну руку ему на сердце, а другой запутавшись в тугих кудрях у него на затылке, я наклоняюсь к нему. Он улыбается мне, когда говорит:
— Не могу поверить, что ты думаешь, что это тебе повезло.
— Генри, — я издаю эмоциональный смешок. Я целую его в уголок рта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Я всё равно продолжаю говорить и произношу слова, которыми боялась поделиться вслух. — Мне нравится, что ты выбрал меня.
Во взгляде, которым он одаривает меня, есть что-то мягкое, яростное, нежное и бесконечное.
— Каждый день, Луна, — он обхватывает моё лицо руками, его глаза встречаются с моими. — Я выбираю тебя каждое мгновение каждого дня. В этой жизни и в следующей. В этой вселенной и в любой другой, — он держит меня так, словно никогда не отпустит. — Я всегда буду выбирать тебя.
— Я знаю, — шепчу я между нами.
Моему лицу становится тепло, а сердце переполнено, потому что я тоже выбрала его и тоже не отпущу.
Никогда.