Кокон

Глава 18

Со следующего утра, как только коробку отправили в лабораторию, кто-то словно запустил в голове Джеймса таймер обратного отсчета. Он мог бы сказать, что все в мире перестало иметь значение, пока не придут результаты. Картер говорил, что требуется почти два месяца, и самое быстрое, на что они могут рассчитывать, — это четыре недели.

Четыре недели… Можно было бы устроить себе заслуженный отдых, но жизнь диктовала свои правила. Когда заседания по поводу дела о наркоторговле временно закончились, начались другие, и теперь на скамье подсудимых оказался сам Сэвидж. Он не слишком серьезно воспринимал обвинения, несмотря на предостережение Калины, все больше стараясь сосредоточиться на расследовании дела Мотылька.

Джеймсу и раньше приходилось быть участником процессов, когда недовольные выдвигали против полиции обвинения. Комиссару постоянно приходилось отчитываться не только перед прессой, но и перед судами и адвокатами. Это была почти привычная часть работы, ведь порой справедливости не добиться, не пойдя на ухищрения.

Сэвидж был уверен, что разборки с адвокатом Гэри, Маркусом Мортоном, будут одним из череды таких судов. Однако очень быстро он понял, что этот раз будет сильно отличаться от предыдущих.

Это детектив понял еще до начала заседаний, когда в руки ему попала ежедневная газета. Джеймс сидел за своим рабочим столом, машинально переворачивая страницы. Мыслями он был погружен в предстоящее разбирательство, а потому до содержания ему не было дела, пока взгляд не наткнулся на знакомое имя.

«Гэри Миллер: история мечты, разрушенной одним обвинением» — заголовок словно кричал с первой полосы раздела.

Сжав губы, Джеймс развернул газету, чувствуя, как внутри зарождается странная смесь любопытства и раздражения. Калина. Конечно, это она.

Он начал читать:

«Гарет Миллер родился в семье среднего класса. Его родители, Джозеф и Мэри Миллеры, никогда не верили, что их сын станет кем-то большим. "Он был тихим мальчиком, странноватым", — вспоминает его мать. — "Всегда увлекался книгами о медицине, коллекционировал статьи о врачах". Но Гэри не сдался. Уже в школе он демонстрировал блестящие отметки и поступил на медицинский факультет, несмотря на скепсис окружающих. "Мы с женой думали, что он не выдержит нагрузки, но он нас удивил", — признается мистер Миллер. — "Гэри всегда говорил, что хочет помогать людям".»

Джеймс закрыл глаза и откинулся на спинку стула. «Хочет помогать людям». Эти слова звучали, как издевка.

Он продолжил чтение.

«После десяти лет усердной учебы, работы ночами и финансовых трудностей, Миллер был в шаге от своей мечты. Он собирался получить лицензию врача, чтобы, наконец, начать свою карьеру. Но внезапное обвинение в серии жестоких убийств разрушило все. Теперь Гэри Миллер вынужден доказывать свою невиновность.»

Джеймс почувствовал, как кровь приливает к вискам.

«Гарет — человек, который, несмотря на сомнения и трудности, добился невозможного. Его история могла бы стать вдохновением для миллионов, но вместо этого она превращена в трагедию. Кто виноват? Почему полиция решила обвинить человека, чья жизнь была посвящена помощи другим? Мы будем освещать ситуацию с ходом этого судебного процесса…»

Джеймс бросил газету на стол. Он понял, куда все идет. Миллер в глазах общественности — герой, который сражается против системы. А он, Джеймс Сэвидж, тот, кто рушит чужие мечты.

Он почувствовал, как тяжесть ситуации буквально давит ему на грудь. Даже если Миллер виновен, Калина своими статьями уже начала создавать для него образ жертвы. И что хуже, общество готово поверить в эту историю.

«Американская мечта», — подумал Джеймс. — «Люди обожают такие сюжеты. Парень из среднего класса, который всего добился сам. А я? Что у меня? Пара обвинений в превышении полномочий и репутация маниакального детектива».

Его взгляд снова упал на газету. В уголке страницы была фотография Гэри: серьезный, но сдержанный взгляд, подчеркивающий его кажущуюся невинность. Джеймс почувствовал, как внутри поднимается отчаяние. Ему казалось, что он уже проиграл эту битву. Потому что Калина, хоть и подошла к своей работе, как обычно, со всей серьезностью и щепетильностью сейчас оказала Сэвиджу дурную услугу.

Маркус Мортон, который еще при первом знакомстве показался Джеймсу хитрым, дотошным и уверенным адвокатом, полностью оправдывал сложившееся о нем впечатление. Детектив даже не хотел думать, сколько денег отдал за его услуги молодой врач, но уже после первого из череды заседаний стало ясно — в этот раз все же чьи-то головы полетят. Хотя бы для вида. И Джеймс подозревал, что его собственная.

На первом заседании Маркус тут же взял инициативу в свои руки и не отпускал внимания присутствовавших ни на минуту. Было видно, какую колоссальную работу за полтора месяца подготовки он проделал. Кроме журналистов, присутствовали коллеги Миллера, его друзья. Гэри Миллер сидел за столом защиты. Его лицо выражало смесь спокойствия и легкого презрения.

Все это явно было тщательно продумано и отрепетировано, как постановка. И, как и к актерам на сцене, все взгляды были прикованы к обвинителю, готовому начать свое вступительное слово. Голос Мортона был громким, ясным, словно он преподавал урок перед аудиторией.

— Уважаемые присяжные, — начал адвокат, поднявшись. — Сегодня мы рассмотрим вопиющий случай полицейского произвола. Мой клиент, врач с безупречной репутацией, был оклеветан, унижен и подвергнут безосновательному аресту.

Джеймс сидел в зале, его руки нервно сжимали подлокотники. Каждое слово звучало, как удар по его профессиональной гордости.

Адвокат продолжал:

— Мы видим, как полиция, пытаясь скрыть свои провалы, ищет козлов отпущения. Сначала это был мой клиент, затем доктор Боуман. Что дальше? Каждый врач, у которого были пациенты со сложными обстоятельствами?

Гэри повернул голову в сторону Джеймса. Его взгляд был полон холодного удовлетворения.

— Мы здесь, чтобы рассмотреть вопрос: действительно ли у полиции были основания подозревать моего клиента, Гэри Миллера, в столь ужасных преступлениях? Или это очередной пример грубого превышения полномочий?

Как ни странно, почти весь департамент с радостью вызвался встать на сторону защиты. Сэвидж не тешил себя мнимой надеждой, что они искренне верят в него. Для большинства это была необходимость, чтобы спасти свою работу. Они все были в одной лодке, и мало кто хотел иметь опыт работы в участке с плохой или скандальной репутацией.

Тем не менее, некоторые вызвались лично встать на защиту под присягой перед судом. Помимо Билла и Чарли, Патрик Перкинс, Джек Одли… даже Кевин Рэндалл, который проводил первый допрос Миллера, — все они высказывались в положительном ключе о своем коллеге. У детектива даже защемило в груди от благодарности.

Судья внимательно выслушивал все показания, то и дело задавая уточняющие вопросы полицейским. Адвокат Мортон решил вплотную заняться допросом.

— Как давно вы работаете вместе с детективом? — спросил он у Митчелла, обращаясь будто больше к присяжным, чем к сержанту.

— Почти восемь лет, как был переведен в департамент Эйберсвуда, — непринужденно ответил Билл, как обычно с располагающей к себе легкой улыбкой. — Мы начали с ним вместе с дела №6527, мы тогда начали расследовать серию краж в магазинах на Мэйн-стрит.

— И как бы вы охарактеризовали вашего коллегу?

— Я бы назвал его самым преданным своему делу офицером. Крайне дотошным и… хмм…

— Самоуверенным? — подсказал адвокат.

— Я бы сказал целеустремленным, — нахмурился Митчелл, глаза которого быстро забегали из стороны в сторону.

— Вот как? — ухмыльнулся Маркус. — А у меня есть показания от ваших же коллег, да и ваши собственные характеристики, что вы дали мистеру Сэвиджу в 1987 году. Тут вы называете его, дословно: «самоуверенным мудаком, который не умеет работать в команде», — он оторвался от листка, с которого зачитывал цитату, внимательно наблюдая за Биллом. — Это ведь ваши слова?

— В-верно… — растерянно отозвался сержант, поняв, что нет смысла отрицать слова. — Однако с годами я изменил свое отношение к его подходу к работе. Я не знаю ни одного полицейского, кто так же, как Сэвидж, хотел добиться справедливости. Он просто хорошо делал свою работу.

— Но ведь еще незадолго до дела Мотылька ты и многие другие сотрудники, мягко говоря, не слишком ладили… Вас так сильно сплотило это дело?

Митчелл виновато покосился на стол, за которым сидел хмурый Джеймс. Он и так знал отношение некоторых коллег к нему, да и остальные во многом не скрывали, что Сэвидж не был им приятен. Пока все это оставалось в издевках, насмешках и шепотах за спиной, это не ранило его так, как здесь, перед судом присяжных. Или дело было в другом? В том, что он успел переменить свое отношение ко многим вещам за четыре месяца расследования?..

После того, как опрос Билла закончился, место на трибуне занял Чарли Бэннет.

— Джеймс Сэвидж — тот человек, который всегда работает на износ, — комиссар был непоколебим, излучая уверенность всем своим видом. Сразу было видно, что он привык правильно подавать себя на таких заседаниях. — За пятнадцать лет он проявлял себя как исключительно преданный своему делу сотрудник.

— И за пятнадцать лет не было ни одного нарекания? — мягко поинтересовался адвокат, прохаживаясь вдоль трибуны.

Чарли стиснул челюсти.

— Разумеется, были некоторые инциденты, но я никогда не слышал о том, чтобы кто-то из полицейских не допускал ни одного промаха за время работы, — сухо произнес он. — Да, он иногда идет против правил, но исключительно чтобы добиться справедливости.

Мортон широко улыбнулся в ответ.

— Верно. Его преданность столь велика, что она мешает ему видеть картину целиком. Мистер Сэвидж не терпит мнений, отличных от его собственного. Это упоминается в нескольких отчетах, подписанных вами, комиссар Бэннет.

На это Чарли нахмурился, но не выразил удивления:

— Может, дадите чуть больше конкретики? Я предпочитаю говорить по фактам.

Маркус будто только этого и дожидался. Он посмотрел в сторону Джеймса, который сидел неподвижно, сжав челюсти.

— Позвольте мне уточнить, — он высоко поднял папку с документами, — в этих отчетах говорится, что мистер Сэвидж неоднократно игнорировал указания начальства и действовал по-своему. В отчете за 1983 год упоминается, как детектив, не имея ордера, ворвался в дом подозреваемого, что привело к исключению ключевых доказательств.

Он бросил взгляд на присяжных, продолжая:

— В 1985 году мистер Сэвидж допрашивал свидетеля без адвоката, что стало причиной аннулирования признания. Не говоря уже о многочисленных случаях, когда он тайно записывал все, что обсуждалось с ним наедине, тем самым нарушая право на конфиденциальность.

Мортон повернулся к судье. Детектив почувствовал, как кровь прилила к лицу. Он сжал кулаки, но ничего не сказал.

— И это лишь малая часть из десятков случаев, когда мистер Сэвидж нарушал протокол.

Джеймс кожей ощутил гул, который волной прошелся по залу. Маркус Мортон выдержал паузу, повернувшись к присяжным, а затем продолжил:

— Джеймс Сэвидж. Имя, которое теперь известно каждому жителю Эйберсвуда. Полицейский, который так жаждал найти виновного, что не остановился ни перед чем. Полицейский, чьи действия ставят под угрозу всю репутацию департамента. И теперь, чтобы спасти свои карьеры, его коллеги говорят, что он «самый честный и преданный своему делу». Хотя многолетние доклады твердят иное…

— Его методы могут быть спорными, — вклинился в этот монолог Чарли, пытаясь перехватить инициативу, — но никто не может отрицать его самоотдачу. В отчетах также можно увидеть, что детектив — один из самых эффективных сотрудников в нашем департаменте.

Мортон не растерялся.

— Хорошая попытка защитить честь коллеги, комиссар. Но ваши слова лишь подтверждают, что детектив Сэвидж привык ставить себя выше закона. Разве не так?

Бэннет замер, понимая, что не может контраргументировать, поскольку не был подготовлен к таким нападкам. Джеймс почувствовал, как гнев подступает к горлу. Он видел, как адвокат манипулирует фактами, превращая его работу в череду ошибок. Маркус же вновь обернулся к присяжным.

— У вас есть что добавить, детектив? — саркастически спросил он, повернувшись к Джеймсу.

Тот хотел было ответить, но Чарли положил руку ему на плечо, останавливая.

— Нет, — сказал комиссар вместо него. — Мы не отрицаем, что мистер Сэвидж иногда выходит за рамки. Но это никогда не мешало ему раскрывать дела. И в этом случае он тоже поступил правильно.

Мортон усмехнулся.

— Пусть так. Но, господа, вы не сможете исправить разрушенные жизни моего клиента простыми оправданиями.

Он сделал паузу, чтобы дать аудитории осмыслить его слова, затем добавил:

— Вот что мы видим: отчеты, подтверждающие неоднократные случаи самовольных действий, игнорирование приказов начальства и необоснованное вмешательство в дела, где его мнение было неуместным. Они пытаются упростить сложное дело. Наркотики? Обвиняют врача. Убийства? Обвиняют врача. Что дальше? Укажут на врача в любой беде нашего общества? Разве мы можем доверять расследованию, которое велось таким человеком?

В перерыве Джеймс вышел на улицу. На заднем крыльце он мог не переживать о докучающих репортерах. Густой дым сигареты маревом завесил его лицо. В голове крутились слова адвоката Миллера.

— Ты вообще спишь? — Митчелл подошел к нему, похлопав по плечу. — Судя по виду, нет.

— А ты бы спал? — ответил Джеймс, глядя на тротуар.

Митчелл вздохнул.

— Наверное, если бы моя жизнь начала рушиться, у меня бы тоже были проблемы со сном.

Какое-то время ничего, кроме шума выдыхаемого дыма и облачков пара изо рта, не нарушало неловкое молчание. Митчелл хотел подбодрить напарника, поддержать, но так и не нашел нужных слов.

— Как думаешь, откуда у него копии отчетов? — спросил вдруг Билл.

— Наверное, кто-то из наших слил инфу, — коротко произнес Джеймс, глядя на заснеженную крышу здания суда.

— Похоже на то, — кисло согласился Митчелл и тяжело вздохнул. — Слушай, Джим, по поводу того, что сказал этот Мортон…

— Не надо, — покачал он головой. — Я ничего нового не услышал. Или ты думаешь, я не знаю, как относились ко мне до недавнего времени?

— Не все так просто, — осторожно произнес Билл, небрежно туша сигарету. — Отношение к тебе поменялось, потому что ты сам поменялся, Джим. Ты перестал быть главным героем кино, которое крутилось в твоей голове.

Поменялся значит? Джеймс ничего не сказал, лишь задумался. Да, он действительно поменялся. Ему пришлось. Он всю жизнь шел к мечте, шел к признанию, и теперь, когда этот шанс был в его руках, он таял, как весенний снег у него под ногами, превращаясь в грязное серое месиво.

Так и проходили дни, выматываемые сначала вечными проверками и заседаниями, а потом попытками вернуться к работе вечерами. Но чем дальше все это длилось, тем меньше смысла Джеймс видел в своей работе.

Детектив уже не знал, на кого злиться — на себя, на окружающих, на Калину… Она продолжала свою деятельность, и выходящая раз в неделю статья становилась чуть ли не самым обсуждаемым событием в городе. Помимо постепенного раскрытия внутреннего мира Миллера, его стремлений и переживаний, молодая журналистка ловко вплетала пересказ событий из зала суда, подкрепляя все это реакцией Гэри и его адвоката.

После очередного заседания Джеймс вновь столкнулся с Калиной у выхода из здания суда. Женщина ободряюще улыбнулась.

— Я вижу, как тебе это тяжело, — заметила она, протягивая ему стакан кофе.

— Не представляешь, насколько, — пробормотал он, принимая стакан.

— Миллер и его адвокат знают, что делают, — сказала Калина. — Знаешь, что странно? Когда я разговариваю с Миллером, он никогда не говорит плохо о тебе.

Джеймс хмыкнул:

— Ему и не нужно. У него есть Мортон, чтобы делать всю грязную работу.

— Но что, если он прав? Пока они собрали достаточно убедительные доказательства. Тебе надо решительно действовать, иначе сам за решеткой окажешься.

Джеймс замолчал, пытаясь справиться с нарастающим чувством беспомощности.

— Между прочим, ты оказала им огромную услугу, выпустив свою первую статью аккурат перед началом заседания, — обвиняюще произнес он, но Калина на это лишь ухмыльнулась.

— Ну извини, тут я не могу ничего поделать — работа есть работа. Это газета распоряжается, в каком порядке ставить статьи, а не я. И как тебе статья?

Джеймс вскинул бровь, не понимая, к чему она клонит.

— Ну, статья как статья. Жертва, которая стремится к мечте. Ничего нового.

Калина посмотрела на него с любопытством:

— А я вот нахожу между вами много общего, — заметила она.

Эти слова резанули Джеймса. Его лицо на мгновение изменилось, но он быстро вернул маску безразличия.

— И чем же? — он скрестил руки на груди.

— Ты знаешь, чем больше я общаюсь с ним, тем больше его понимаю. Но я понимаю и тебя, — она поджала губы. — Он хочет вернуть свою жизнь, Джеймс. Сейчас пока все еще есть шанс вернуть все на круги своя. Просто признай вину, принеси извинения. И конфликт будет улажен.

— Это твои догадки или передаешь слова Гэри, как почтовый голубь?

Она недовольно цокнула языком и закатила глаза.

— Мужчины… Как же тяжело просто признать свою ошибку и идти дальше. А поднять белый флаг и прийти к мировому соглашению для вас так вообще выше ваших сил! — прошипела она, и Джеймс даже не понял столь резкую причину ее недовольства. — Это не попытка задеть твою гордость.

— Я не могу позволить себе ошибаться, Калина, — ответил он. — Если я ошибаюсь, это значит, что кто-то еще гуляет на свободе.

Калина лишь пожала плечами:

— Знаешь, я думаю, людям нравится быть уверенными. Даже если это стоит кому-то репутации.

Она развернулась и скрылась за углом, где только что мелькнул Гэри, даже не удостоив оппонента взглядом.