Конец "черной тропы"

12

Для Ивана Николаевича Весника хуже наказания, чем дежурство по управлению, не было. У него на сутки останавливалась должностная работа, на которую и без того всегда недоставало времени, и он урывал его за счет сна, зачастую задерживаясь на службе.

На этот же раз помощник Киричука по оперативной работе увлекся до того, что попросил сменяющегося Кромского повременить, «как требуют того обстановка и необходимость анализа ситуации», продолжая насаживать на карту миниатюрные зеленые флажочки с обозначением кличек вожаков банд.

Эти-то флажки прежде всего и привлекли внимание Василия Васильевича Киричука, когда подполковник утром пришел на работу. Удивился:

— Банда Кушака, смотри, у Марьяновки вчера была, на границе с Львовской областью, а теперь на полсотню километров к Луцку махнула. Что это она возле Баева забыли? Банда уже ушла из Баева на юго-запад, наверное, обратно к Марьяновне. На рассвете дом нового председателя колхоза Бублы подожгли, его ранили, дочь убили.

— В Баеве?! Когда это случилось?

— Под утро. Раненого бандита захватили. Группа «ястребков» ушла преследовать банду.

— С этого и надо было доклад начинать. Я отправляюсь в Баево,— решил подполковник и, прихватив с собой майора Рожкова, через несколько минут мчался по шоссе на запад.

— До Баева у меня как раз руки-то и не доходили,— признался Рожков.

— А у меня до вас, Сергей Иванович. Будь наоборот, бандиты бы ни в Баево сегодня не сунулись, ни на председателя колхоза не напали, ни даже, возможно, ноги бы свои не унесли.

— Вероятно, Василий Васильевич. Только мне известно, что в Баеве крепкая самооборонная сила, под ружьем восемнадцать «ястребков», не считая актива и добровольцев на случай чего.

— Какая же это сила, когда убивают? — возразил Киричук.

— Бандитам большого труда не надо, чтобы подстрелить,— парировал Рожков.— За Баево я был спокоен, командир у «ястребков» там надежный хлопец, Микола Люлька его зовут.

— У меня иное мнение об этом ротозее,— со скрываемым удовлетворением возразил Киричук, осведомленный о вчерашнем происшествии с Сухарем в селе Баеве.

Микола Люлька с Кормлюком подошли к машине, когда она остановилась возле пожарища.

— Почему в селе, почему не преследуете бандитов? Или переловили всех? — напустился на Люльку Рожков.

— Упустили,— виновато ответил командир «ястребков».— Все я предусмотрел, даже ночевать остался в хате Бублы, председателя колхоза, но, оказалось, и себя, и людей подвел, подожгли они. А мои двое ребят на другом конце села патрулировали.

— Как — патрулировали? — удивился Киричук.— Так вас всех до одного перестреляют. Соображать надо! В засаде сидеть должны «ястребки».

— Да нигде они не патрулировали,— совершенно не поверил словам Люльки Рожков.— И ты, Микола, отвыкай оправдываться, когда по уши виноват.

— Мы бой держали, в бегство обратили бандитов.

— Еще бы, иначе бы они вас вверх ногами на столбах повесили или, как нынче в селе Сарпиловке, изуродовали трех «ястребков»,— не стал досказывать подробности страшной новости Киричук.

Рожков предложил Люльке:

— Созови-ка в сторонке своих «ястребков» и подходящих на эту роль ребят, поговорить надо. Воспитывать на живом примере требуется, к чему приводит безответственность.

Бублу отправили в больницу. Раненого бандита под охраной тоже.

«Ястребки» оказались под рукой, Люльке не привелось бегать созывать их. И Рожков начал короткую беседу:

— Не митинговать я вас позвал, не убеждать. Совесть пристыдить. На вас люди надеются, ложась спать. А вы безответственно ставите их под удар своей бездеятельностью.

«Ястребки» притихли, прятали глаза.

Народу понемногу становилось больше, и Василий Васильевич тоже счел нужным выступить на стихийно образованном митинге, ждал, пока Рожков закончит «разгромный» инструктаж «ястребков»:

— Организованный отпор бандитам и днем, и ночью — лучшая гарантия успешной трудовой жизни. Умейте охранять себя, умейте постоять за себя и за ближнего.

— Товарищи! — вскинул руку Василий Васильевич.— Мне захотелось сказать вам несколько слов. Бандиты, как видите, злобствуют. И чем ближе их конец, тем они становятся коварнее: едят наш хлеб, плоды вашего труда, и препятствуют растить этот самый хлеб. Тифозная вошь пристраивается к вам на тело. Ей дела нет, что сеет смертельную болезнь. Мы вытравим ее, предоставим полную возможность свободного труда на пашнях, на заводах и стройках. Много у нас дел после небывалой войны. И уж коли одолели такого жестокого и сильного врага, как фашистская Германия, будьте уверены, Советская власть очистит землю от явных и тайных врагов, под какой бы маской они ни скрывались.

— Вопрос можно? — вскинул руку белоголовый дядько Андрон.— Носют тут по семьям-хатам, как налогом обкладывают, ну эти, что из леса, навязывают квадратные талоны с цифрой — бофоны называют, вроде заема. Мне на триста целковых этот заем угодил, плати, говорят, без разговору, а пикнешь, не дашь гроши, считай, дух из тебя вон. А с ними пока шутки плохи, сами нынче видели, последние штаны снимешь. Как вот тут быть?

— Ну коли штаны готовы снять, снимайте, пусть бандиты высекут вас,— махнул рукой Киричук.— А кто не желает, пусть борется. Уж сказано: организованный отпор — гарантия спокойной трудовой жизни. При коллективной организованности ни один бандит не сунется.

— Суются...— потише, будто для себя, произнес дядька Андрон.

— Ничего подобного,— не принял реплику Киричук.— Повторяю, там, где сообща защищают свои интересы, подальше эти места обходят бандиты. Баево в этом отношении должно быть примером. Стоящий перед нами майор Рожков окажет вам организационную помощь.

— Спасибо, растолковал,— удовлетворился Андрон.— А то ведь я думал, ты увильнешь, дескать, старайтесь не давать, то да сё. Но ты с жизненным пониманием.

— Правда ли, что снижение цен будет? — тоненько полюбопытствовала Наташа Готра.

— Это решение правительственное, мы его одинаково узнаем.

— Значит, опять мы без председателя,— донеслась реплика.

— Кто вам сказал, что без председателя? — задрал кверху остренький носик Кормлюк, выставив перед собой покалеченную руку.— Захар Иванович к вечеру вернется, велел мне передать, чтобы работы шли своим чередом — инвентарь готовили, зерно перебрали. Так и велел сказать: сплочением чтобы ответили крестьяне на его горе.

Он и сам заметил, что завернул лишнее, но по простоте душевной решил, что призыв сойдет, большого греха тут нет.

Долго еще приезжих забрасывали вопросами. А их набралось здесь, как у познающего мир ребенка.