Конец "черной тропы"

16

Задолго до рассвета дремавший Антон Сухарь услышал на лестнице шаги. Дербаш вошел в комнату без следов сна, умытый и причесанный па пробор, волосы его поблескивали грязноватой проседью, будто намасленные. На нем была жилетка, поверх которой красовалась витая серебряная цепочка, спадающая от срединной пуговицы в боковые кармашки. Внешним видом он походил на приказчика.

— Я знал, что ты не спишь,— сел он в уголок к столу.— Чего одетым завалился? Тебе это пока на постое вроде ни к чему.

— Быть в сборе не повредит,— оправдался Сухарь, заправив постель и тоже присев к столу.— У меня, друже Комар, такое чувство, будто я помолодел и мне чин какой- то не по силам подсунули, а я его и остерегаюсь, и справиться хочу — себя проверить охота, на что годен в нынешней жизни.

— Это к месту ты сказал, опередил прямо меня. Очень хотелось мне знать твой общий настрой. Нормальный он у тебя, значит, и дело сладится. Только все с умом надо,— подметил Дербаш, выкладывая на стол две фотографии.— Запомни это лицо, тебе предстоит работа с Горуном.

Антон Тимофеевич взял фотографии, свел их вместе. Лицо Горуна — вытянутое, с узким длинным носом — сразу отпечаталось в памяти Сухаря. Он только внимательнее вгляделся в смотревшие на него в упор будто удивленные глаза и плотно сжатые слегка косившие тонкие губы.

— Голос у него резкий, прямо из глотки, слух режет,— дополнил впечатление Дербаш и, забрав фотографии, спрятал их в карман.

— Чем он занимается? — перешел к делу Сухарь, почему-то вдруг сразу решив, что «объект» ему достался сложный.

— Член центрального «провода», занимался вопросами материального обеспечения, а сейчас его на финансы перебросили. Одним словом, человек возле кормушки, по которой можно о многом судить. А ты знаешь, что значит быть в курсе содержимого денежного мешка? У Горуна доступ к секретной документации открылся. И тут узнаем нежелательные подробности — утекать начали секреты к группке властолюбцев, которая, используя сложное положение в ОУН, копает под наше заграничное руководство, и что выкрадут секретного, наизнанку выворачивают, паскудят наши верхи. В этом им помогает Горун, кроме него некому. Есть тонкости, понимаешь, от которых не уйдешь. Не вникаю, коли не положено.

— А ты не напрашивайся,— одернул 'Дербаш,— скажу только, тактику меняем: теперь-то террористические акты на спад, беречь силы, выжидать момента. Новые инструкции появились на случай «войны» и даже на случай «поражения». Далеко идущие,— потряс указательным пальцем Дербаш и круто оборвал себя: — Но не об этом речь сейчас, друже Цыган. Важно знать, кто в наших рядах двурушничает и выдает секреты. Твоя роль скромна, ты всего-навсего доверенный связной из-за кордона, у тебя пароль. Пришел к Горуну, передал что надо и «визитку» ему — мой козырь в руки. Отзовется — значит, клюнул, что-то даст тебе. Больше мне ничего не надо.

— А вдруг не откликнется? — спросил внимательно слушавший Сухарь, желая немного остановиться, чтобы полностью усвоить услышанное — очень ответственное поручение давалось.

— Не торопись,— прервал его Дербаш.— Не среагирует как надо либо «визитку» не возьмет — уйдешь, больше от тебя ничего не требуется. Вернешься сюда. Результаты мне лично доложишь.

— О какой «визитке» говоришь, друже Комар? Что за тонкость в ней? — уточнил Сухарь.

— Визитная карточка,— достал из кармана светлую картонку Дербаш.— Попозже я и твою дам. В ней фамилия и инициалы — все на «М». Встретился я с посланцем из-за кордона. Он по-настоящему пришел, даже мне бумагу доставил и промашку дал, полез не туда, куда надо. Переборщил я, понимаешь, загнулся оп, не все я из него успел вытянуть. Но понял: он нес не только бумагу, предназначенную Горуну, но и тайное поручение тех самых властолюбцев, которых тот стал снабжать секретной информацией.

— А если это не Горун? — не ощутил веских причин для подозрения Сухарь.

Дербаш посмотрел на него строго.

— Я прежде всех перебрал и перетасовал, друже Цыган, ни одного не пропустил, а их всего-то ничего... Никогда еще мой язык не клепал на зайца, что он хрюкает.

— А вдруг? — без наигрыша, по-деловому вникал в суть дела Сухарь.

— Никаких «вдруг»,— начал сердиться Дербаш.— Я безошибочно ориентирую тебя на Горуна. Мне нужно на него лишь малое подтверждение двурушничества. Сегодня изучишь с Бучей маршрут, и в ночь пойдете. Краем немного на Волынь выйдете. Смотрите, не попадайтесь боль-

ше чекистам — второй раз твои документы не сработают. Учти, тот, кто вас задерживал, уже проверил у себя в Луцке, не значитесь ли где. И глаза чекист, небось, вытаращил, когда узнал, кого отпустил. Баевское происшествие уже приписано к твоему прошлому. Да что там говорить, сам знаешь.

— Соображаю,— поддакнул Сухарь.

— Вообще-то как бы не сглазить: ты с умом, везучий,— подобрели глаза Дербаша.— Когда мне Буча рассказал, с какой выдержкой в критической ситуации ты вывел и себя, и его из ловушки, я слушал и видел нас с тобой, как ты тогда, в сорок первом, ловко увел от меня пограничников и сам вывернулся. Вон откуда наше «родство» пошло.

Сухарь, довольный, заулыбался. Ему было приятно вспомнить то «родство» под чекистским оком.

— Ну ладно, о подходах к Горуну мы еще поговорим, он у меня вот тут, как гвоздище торчит,— постучал тот пальцем по темечку и встал.— Пошли завтракать, мое время пришло.

Завтрак был скромный — молоко да лепешки. Сидели они за столом на зашторенной веранде. В доме тихо. Но никто никуда не уходил — где появлялся Дербаш, выход за порог ни одному человеку не разрешался, кроме связных и охраны.

— Так, значит, хочешь знать, почему я избрал себе псевдо Комар,— вспомнил Дербаш.— Комар — насекомое ушлое, увертливое, руки обобьешь, не прихлопнешь его. Вглядеться надо, чтобы различить. Тебе, друже Цыган, давай-ка тоже псевдо изменим. Подумай.

— Это не проблема, вон молоток лежит, просится в псевдо,— шутливо сказал Сухарь, а Дербаш подхватил:

— Мне нравится: друже Молоток. И смысл хороший.

— С чем же я к Горуну приду для начала? — вернулся к делу Сухарь.

Дербаш сразу не ответил. Они поднялись наверх, прикрыли дверь и сели к столу.

— Человека, пришедшего из-за кордона с бумагами для центрального «провода», в том числе и по финансовой части, Горун в лицо не видел, как и тот его. Функционер мог оставить у нас почту и не встречаться с Горуном. Но и встреча не исключалась. Мы должны придумать ее необходимость. Например, ты уполномочен устно передать Горуну недовольство закордонного «провода» заметным спадом финансовых поступлений и в связи с этим высказать подозрение на занижение цифр. Пусть даст объяснение. А по твоему паролю он его представит. Вот тогда ты ему

и вручи «визитку», о которой я говорил. Он не оставит ее без внимания, если двурушничает. Дальше мне учить тебя нечему, действуй по обстановке, главное, уйди чисто. Подумай как. За день мы еще поговорим.

Всю дорогу из Луцка до Порфирьевки Мария Сорочинская ехала задумчивая, обеспокоенная, так что лейтенант Кромский поневоле вспомнил Киричука, наставлявшего его: «И еще учтите, женщина она хотя и в возрасте, но слишком оживленная, даже, я бы сказал, игривая — природа у нее такая безвозрастная, поправляйте ее, коли что не так».

А Кромский всего-то и услышал от нee несколько слов. Когда назвал свое имя, она, между прочим, произнесла: «У меня мужа Миколой зовут».

Марии было не до отвлеченных разговоров. Мысли ее вертелись вокруг мужа: где он сейчас может быть, не занесло ли его по стечению неизвестных ей обстоятельств поближе к братцу Петру, возле которого она чуяла для него беду. Однако, поразмыслив и вспомнив обещание Яшки Бибы исполнить все, что она скажет, успокоилась.

Так незаметно за размышлениями они проехали Стырь, и только тогда Мария подала требовательный голос:

— Вон туда, в рощицу, отгоните машину, я дальше пешком. Ждите, будет задержка — извещу.

Кромский ответил:

— Хорошо. До темноты жду.

Откуда им^ыло знать, что в эту самую минуту Микола Сорочинскии усердно пилил дрова с сыном бабки Васьки, слушая его бесконечные рассуждения о том, сколько стоила всякая всячина до войны и как подскочили цепы теперь: «До войны приехали гут городские, просят, продай барана. Бери, говорю. А сколько стоит? Кто же знает, сколько. Застыдился, семь карбованцев запросил. Те мне десять дают. А теперь что? Семьсот давай, не сразу сыщешь».

Микола, не вслушиваясь, кивал головой. Орудуя пилой, он не сразу обратил внимание на вошедшую во двор женщину. А увидев жену, бросился к ней.

— Никак соскучился? — повела мужа в сторонку Мария, шепнув ему: — Бери манатки, сейчас уйдем, я только с бабкой Васей переброшусь парой слов, нельзя не повидать.

А бабка Василиса уже стояла на крыльце.

— Кого я вижу, милушка, любовь ты моя,— тихо пропела она.

— Здравствуй, баба Василиса! — обняла гостья хозяйку.— Ты зачем же эксплуатируешь моего муженька? Я его не за этим к тебе посылала.

— Не за этим? — усмехнулась бабка Вася.— Мужика в безделье опасно держать, он постоянно работать должен, а то одряхлеет.

— Передохнуть Миколу к тебе на природу отправила, да потребовался вот. Как ты, старая беда? Я сегодня без подарочка.

— Сама пришла — подарок. Посидела бы, чего так. У меня нынче тесто подошло, тебя чуяло.

— На дорожку, пожалуй, дай, от твоего отказаться не могу,— скрипнули половицы под ногами Марии.— Крыльцо у тебя ласковое какое, запело подо мною.

— Под тобой запоет. А Микола твой, видать, отпелся, слова не выдавишь.

— Он у меня серьезный мужик,— остановила Мария за руку бабку Васю, спросила: — Мне что есть?

— Было, Сморчку отдала, он вчера с твоим приходил.

— Знаю,— зачем-то сказала неправду Мария.— Ну давай, а то больно спешу. Дух-то какой у тебя тут хороший, гарбуз, что ли, печешь?

— И гарбуз... Угостить? — набрала узелок бабка.

Уводя Миколу со двора, Мария обернулась, расстроившись вдруг тем, что бабка Вася крестила их вслед. Крикнула:

— Спасибо! Будь здорова, баба Василиса!

Лишь за селом она сказала мужу:

— Вызывали меня вчера в милицию. На допрос в без- пеку возили, со Стройным вот так разговаривала. Все о вас знают, меня Артисткой назвал. Там у них нашего брата набралось.

Микола удивленно спросил:

— Как же ты вывернулась?

— Оттуда не вывернешься просто так, дорогой мой. Они люди с умом. Ничего, понравились.

— Кто? Чекисты?

— Они, Миколаша! Слушай меня и не перечь. Они наше спасение теперь, иначе кому тюрьма, кому удавка. Куда мы с тобой залезли? Какое нам дело до них? Чего мы петлю на шею себе напялили? Есть возможность сбросить ее.

— Как?! — громко вырвалось у Миколы, он даже на всякий случай посмотрел вокруг.

— Ты хочешь меня сохранить? Тебе же, знаю, надоела моя канитель, сам говорил. Возможность есть, другой не будет.— Мария повела мужа кратчайшим путем к поджидавшей машине, неспешно рассказывая об условиях выхода с повинной и подводя к неизбежному вопросу, который Микола задал с пугливым видом:

— Что я должен сделать?

— Захватить Зубра,— тихо сказала Мария, отчего Микола застыл на месте, не поверив. А та продолжала: — Сейчас отвезем тебя к Боголюбам, иди к Шульге, пароль я тебе дам свой, берегла на крайний случай. С ним доставят к Зубру. Лай вовсю Петра, скажи, Сорока почти подвел меня, тога и гляди заарестуют, работа встала, что, мол, делать с этим убийством Варьки, крылья подрезал. И не болтай много, трусость не выказывай, сразу в недоверие войдешь.

— Зачем все это? — расширились вопросительно глаза Миколы.

— Чтобы к Зубру доступ найти, а случай подвернется — заарканить его. Тем более тебе рассчитаться с ним есть за что: на меня глаз положил. Сказала ему в последний раз, когда ночью Сморчок меня вызвал, чтобы не лез, потому что Миколу своего еще люблю. Не ухмыляйся, так и сказала, можешь напомнить ему при случае. Даже еще ляпнула насчет того, что я здорово старше его. Надо же было смягчить самолюбие мужика с ними на ножах нельзя.

— Замечал, думал, ты с ним,— пустился было в разбирательство своего наболевшего Микола, но Мария его одернула:

— Будет об этом, знай да помалкивай. Если бы что было, я бы сразу сказала,— и после паузы с умыслом добавила: — Все равно от него покоя не будет, он и тебя убрал бы, да меня побоялся, предупредила его. Месть от него возможна, осторожней с ним будь. Сейчас он тебе ничего не сделает, злорадствовать станет. Петро-то у него, знаешь?

— У Зубра?!

— Да, у него. И узнала, думаешь, от кого? От Стройного, подполковника безпеки.

— Тогда я пойду, тогда это нам на руку,— ободрился Микола.

Мария направилась дальше к машине, Микола — за ней.

— Связь через бабку Ваську, Костю каждую неделю буду посылать. Только не вырваться тебе к ней в Порфирьевку. Смотри, кроме как через Петра ни с кем ничего не передавай. Находиться буду дома. За меня не беспокойся. Правильно я сделала, что осталась. Давай выкарабкиваться к жизни.