Конец "черной тропы"

17

К утру августовский лес наполнялся холодной промозглой сыростью и непроглядным туманом, заблудиться в котором без привычки ничего не стоило. Продрогший насквозь Проскура дождаться не мог, когда солнце проникнет в густую чащобу, увлекал Угара к краю облюбованной им поляны на открытое место и чутко засыпал. С Лукой у него все уже было переговорено за трое суток — люди в «проходе» расставлены, Кушак проникся ответственностью, возложенной на него Зубром.

Проскуре тяжело было смотреть, как вольготно разгуливает Кушак, тот самый, обнаружить и накрыть которого чекисты долго не могли. И зло брало Павла Гавриловича на этого застрявшего где-то таинственного оуновца, из-за которого, чего доброго, главаря банды упустишь.

Но именно он, Кушак, прибежал на исходе четвертой ночи к Угару с приятной вестью, что на первом посту встретили друже Л1олотка с напарником и сейчас их сопровождают сюда, в орешник.

— Дневать хотят тут,— сообщил Кушак и предложил устроить гостей у Кубышки, пообещав, что она их надежно укроет. Потом попросил Луку:

— Друже Угар, услужи. Нельзя мне на свету показываться друже Молотку, признал я его в темноте. Он меня, кажись, нет.

— В чем дело? Ты можешь объяснить? — заинтересовала Угара странная неловкость Кушака.

— Да виделись мы с ним по весне у лесника Сухаря. Друже Молоток — тогда он псевдо Цыган имел — шел после плена к нам. Ну мы и столкнулись.

Проскура весь подался вперед, жадно слушал, вспомнив предупреждение Киричука о возможной встрече с внедряющимся к оуновцам капитаном Сухарем, приметное лицо которого он запомнил по фотографии и, конечно же, не забыл простенький пароль: «Я от В. В.».

А Кушак продолжал:

— Я психованный был, что-то мне не понравилось, не поверил чему-то, грубость проявил. С завязанными глазами вел на постой. Он смело держался. Обозвал меня как-то обидно. Не надо мне больше видеться с ним, так лучше будет.

— Какие у тебя могут быть с ним дела? — равнодушно ответил Угар.— Не лезь на глаза, и все тут.

— В лес уйду,— сразу решил Кушак, не зная, как действует на нервы друже Проку.

— Павлу Гавриловичу никак не хотелось далеко отпускать Кушака, тем более теперь, когда явился такой «гость», как Сухарь. Брать надо главаря банды, вязать сегодня же. И тут неожиданно Угар удачно предложил:

— Давай-ка я тебе усы напялю. Катюха твоя не признает. И ступай устраивать постой, ты тут все знаешь, не мне же заниматься этим. Веди гостей.

Светало, когда они пришли к хате Кубышки. Проскура хорошо разглядел Антона Сухаря — ошибка тут исключалась, и с первой же минуты стал ждать случая, чтобы переговорить с ним. Но возле Сухаря все время находился пришедший с ним Буча.

Наконец Проскуре удалось привлечь внимание Сухаря, мигнуть ему и едва уловимым движением головы дать понять, что надо выйти наружу поговорить. Догадливый Молоток смерил Павла Гавриловича взглядом, спросил:

— Как кликать тебя?

— Эсбист Прок.

— Ну, ты, оказывается, большой чин, друже Прок,— направился к двери Сухарь и пригласил: — Пойдем, поможешь мне ополоснуться.

Они отошли подальше за сарай, Сухарь передал Проскуре ведро с водой, начал снимать рубаху, сказав всего лишь:

— И что?

Проскура дождался, когда тот подымет голову:

— Я от В. В.

— Кто тут знает о вас?

— Угар, больше никто.

— Районный проводник?! — изумился Сухарь, подставляя спину под струю воды.

— Василия Васильевича работа. Поимейте в виду, главарь банды Кушак признал вас и чего-то боится, усы ему дали нацепить.

— Что-нибудь рассказывал обо мне?

— Да, про плен упоминал, о том, как вел вас с завязанными глазами.

— Погано, как бы он не нагадил мне. Я же из-за кордона по новой легенде.

— Вас проводим, и Кушака в мешок, только его и видели.

— Пораньше нельзя этого сделать? Ни к чему мне эта реклама.

— Попробуем, с Угаром посоветуюсь,— пообещал Проскура и подсказал: — В. В. надеется, у вас что-то есть для передачи.

— Передайте, вошел в контакт с эсбистом центра Комаром, иду выполнять его задание под видом функционера из-за кордона к члену центрального «провода» Горуну. Дня через три вернусь на свой постой, запомните: станция Жвирка, дом недалеко от магазина,— стал объяснять Сухарь, где и как можно встретиться с ним, описал внешность «хозяйкиного мужа» Пал Палыча, который без слежки жить не может.

— Отлично! — вырвалось у Проскуры.

— Через три-четыре дня у меня будут новости: и по Горуну, и координаты Комара. Попозже я вам дам схему постоя Горуна. А пока иду спать. Кушака берите побыстрее.

На ходу обтираясь полотенцем, 'Сухарь скрылся в доме. Проскура нашел Угара в мазанке вместе с Кушаком и Кубышкой — пили молоко. Павел Гаврилович не отказался от угощения, залпом опорожнил кружку и обратился к районному проводнику деловым тоном:

— Друже Угар, надо идти к тайнику, «грипсы» друже Молоток хочет взять сейчас, а не на обратном пути.

— Давно пора, чего тянуть,— поддакнул Кушак.

Угар все понял.

— Говорил же, сразу надо было все взять с собой,— для большей правдоподобности посожалел он и сразу принял решение: — По росе и пойдем.

Из письма Проскуры о том, как все сложилось дальше: «Я сразу задумался, как сделать, чтобы Кушак не брал с собой охранника, присутствие которого усложнило бы арест главаря банды.

Осторожный, физически сильный, в постоянном напряжении, Кушак легко бы не дался нам двоим. Он знал — идти недалеко, мы ему сказали, что отправимся втроем. Бандиты избегали передвигаться большими группами в светлую пору да еще по краю леса. Главарь банды шел с нами без опасения, даже, по-моему, в приподнятом настроении. В здешнем тэрене он привык чувствовать себя хозяином.

Меня уже беспокоило другое: окажутся ли в ранний час на месте чекисты с машиной. Ведь предупредить оперативную группу мы не успели, А по времени — пошли четвертые сутки ожидания этого момента.

Все, к счастью, складывалось удачно. К тому же контакт с Сухарем придал мне больше уверенности. Неизмеримая радость осознавать, что у своего брата-чекиста полный порядок в стане врага. Точно так же, наверное, думал Сухарь обо мне. Это с полной остротой может понять лишь тот, кому приходилось скрывать скупые мужские слезы при виде фуражек товарищей, привезенных после операции.

Но я отвлекся.

Мы шли лесом, молча. Угар спереди, за ним — Кушак, я еле поспевал за ними замыкающим. Широкий, длиннорукий, с плоским высоким затылком, главарь банды, скажу откровенно, был страшноват. Тогда я и решил оглушить его по этому «удобному» затылку.

Мы заранее обговорили с Угаром, как будем действовать в последний момент. Расчет сочли безошибочным. Так оно и вышло. Я стоял по левую сторону от Кушака, когда Угар достал из тайника завернутый в тряпицу пистолет, сбросил материю и подал Кушаку. Тот, понятно, склонился над оружием. В этот момент я оглушил главаря банды. Кушак упал на колено, оттолкнулся руками от земли и поднялся. Я едва успел обхватить его сзади. И тут сработал наш возможный вариант: оглушенный стал стрелять. Патроны, конечно же, были холостыми. Мы повалили Кущака, связали. Он уже не сопротивлялся. Я сбегал к своим. Весник издали меня увидел, подбежал, руку жмет, не спрашивая. Увезли они Кушака. А мы с Угаром на хутор вернулись. Лишь на следующий день, когда проводили Сухаря с Бучей, Кубышка не выдержала, поинтересовалась, где ее дружок сердечный Кузьма — увидала, что среди банды, пришедшей на постой отоспаться, Кушака нет. Угар ей ответил, что тот ушел с гостями и вернется дня через три. В тот же день хозяйка постоя была арестована. Ликвидировали чекисты и банду. Но это уже другая страница чекистской операции, которая завершилась открытым судом над Кушаком и Хрисанфом».

Трудно сказать, что так повлияло на Угара, только он, добравшись с Проскурой до хаты Кули, сильно затосковал.

Павел Гаврилович терялся в догадках. Арест Кушака был явно не в счет, неприязнь к тому Лука выразил открыто, пнув главаря банды ногой, когда того связывали. Не могла его тронуть и разгромленная банда Кушака. На вопросы Проскуры тот только отнекивался. Опасаясь, как бы Угар в таком состоянии не натворил бед, Павел Гаврилович отправился в Луцк посоветоваться, как быть дальше.

Новость о состоянии Угара озадачила Киричука. Он чувствовал: надо что-то немедленно предпринимать, на худой конец, привезти Угара в управление. Но сделать это мог один Проскура, вхожий в дом Кули. Иначе все можно испортить. В то же время нельзя сразу посылать Павла Гавриловича на хутор Три Вербы за районным проводником, потому что ему предстояло подробно описать встречу с Антоном Тимофеевичем Сухарем. Добытые сведения следовало немедленно передать во Львов.

Василий Васильевич не терпел выражения «авось обойдется», считая его опасным для чекиста.

— Для меня, Павел Гаврилович,— говорил он Проскуре, услышав от него такие слова,— любой человек, который руководствуется этим расплывчатым понятием, теряет серьезность, а чекист, к тому же, еще и ответственность, без чего, сами понимаете, утрачивается право на многое.

— Так это вроде присказки,— пытался оправдаться Проскура.

Киричук, не соглашаясь, покачал головой.

— Какая может быть расплывчатая присказка у нас, работающих частенько в боевой обстановке? Почему, скажите, в армии существуют краткие, четкие ответы? Потому, что требуется такое же ясное исполнение. Говорят, какова музыка, таков и танец. Поимейте в виду. Избегайте расхолаживающих присказок.

— Есть, избегать! — по-военному четко ответил Проскура.

— Напишите, Павел Гаврилович, все обстоятельно, после чего поезжайте на хутор к Угару, привезите его в управление. Мне пора к секретарю обкома.

По Угар с хутора уже исчез, даже не попрощавшись с Кулей.

Илья Иванович Профатилов выслушал информацию Киричука.

— Таким образом, операция завершилась успешно,— закончил Киричук и напомнил: — Я не забыл ваше пожелание, Илья Иванович, об открытом судебном процессе над Кушаком, Хрисанфом и их подручными.

— Вот именно,— согласно кивнул Профатилов.— Компанией их и судить будем, это дело политической важности. Проведем в Баеве или в Смолигове?

— В Баеве, думаю, целесообразнее.

Профатилов согласился.

— Сколько там народу пострадало: от председателей колхоза до старого Андрона! Вы охрану арестованных понадежнее организуйте.

— Не сбегут, Илья Иванович.

— Я не о том, Василий Васильевич, тревожусь, что сбе- гут. Бандитов народ растерзать может. Учесть надо все до мелочей. Судить их надо в клубе и транслировать по радио, пусть люди слушают.