Конец "черной тропы"

5

Угар нахоженной дорожкой пришел с темнотой к хутору, в котором жила Куля, и, избегая соблазна заглянуть к ней, направился сквозь березняк к поляне со стожком, в котором решил укрыться до полуночи — назначенного часа встречи с Киричуком. Нишу в стожке он выгребал старательно, не спеша — времени было достаточно. К тому же нужно было успокоиться, отвлечься от перенапряжения последних дней, вызванного особыми обстоятельствами, от которых, возможно, зависела его дальнейшая судьба.

Началось с того, что районный эсбист Шмель снарядил двух террористов подготовить окончательный вариант покушения на майора Тарасова. Помня о разговоре с подполковником Киричуком, Угар дал взбучку Шмелю, ссылаясь на выдуманное указание сверху не вызывать крутых ответных мер МТБ и неизбежных в связи с этим потерь, и потребовал немедленно вернуть террористов. Но не успел он дождаться их возвращения, как получил приглашение от Зубра явиться на встречу через первичный пункт связи в Боголюбах. Насторожился: что бы это значило? Не донес ли на него Шмель? Может быть, Зубр поставил крест на его удачливых побегах от чекистов и уготовил петлю. Эта мысль совсем лишила Угара покоя. Да еще некстати подоспело предупреждение Зубра с грифом «срочно!» о готовящемся «чекистском прочесе в неустановленном районе области», в связи с чем нужно поберечься прежде всего ему, Угару, которого удивительным нюхом чует и с подозрительной промашкой упускает МГБ. Зубр, правда, не давал этих пояснений к своей рекомендации, их Угар додумал сам, заподозрив и в приглашении, и в предостережении опасный для себя подвох. А тут подлил масла в огонь настырный Шмель, сообщив новость о казни эсбиста надрайонного провода Совы: «За предательство интересов ОУН». Это известие окончательно утвердило Угара в решении отказаться от встречи с Зубром.

Устроившись поудобнее в стоге и кое-как прикрыв отверстие сеном, Угар стал ждать. Он невольно подумав о Куле — та сейчас бы бегом примчалась к нему. Но именно Кулю он теперь больше всего не хотел видеть. Его заботливая и предусмотрительная Ганночка с полувзгляда и полуслова поняла бы, что с сердечным дружком творится что-то неладное, завалила бы его вопросами. Он разрешал ей такую вольность.

Сказывалась усталость последних дней — клонило ко сну. И Угар стал до боли тереть виски: еще не хватало проспать условленную встречу.

Осторожные шаги в березняке Угар услышал издалека. Кто-то приближался со стороны дороги. Остановился неподалеку. Присел. Такое соседство не понравилось Угару. Бесшумно ему из стога не вылезть. А как дать знать о себе в назначенный час? Еще пальнет с перепугу незваный сосед. Надо было что-то предпринимать. И Угар стал осторожно освобождать от сена лаз.

Угар объявился с краю березняка у дороги бесшумно и точно в полночь, будто заранее с вечера притаился в кустах, подал голос. Как и предполагалось, пришел один.

Сyxo ответив на «здравствуйте», он без лишних разговоров высказал пожелание «поскорее добраться до места и отоспаться».

Они сели в машину. Легковушка понеслась к Луцку.

— Что так, Лука Матвеевич? Я ожидал вас встретить в бодром состоянии,— участливо заметил Киричук.

— Устал, дел много,— уклончиво пояснил Угар и как бы между прочим поинтересовался: — Ну как ваша облава прошла?

Удивленный такой осведомленностью, Киричук, не подав вида, ответил доверительно:

— На все сто с гаком.

— А как велик гак? — подхватил Угар.

— Это уж сами определите. Вашего пропагандиста Жогу накрыли. Вы не знакомы с ним, Лука Матвеевич?

— Остапа! Жогу! — дернулся Угар.— Не врете?! Да куда же это все ползет? Куда? — он неожиданно сник, затих.

— Успокойтесь, Лука Матвеевич, возьмите себя в руки,— с неодобрением произнес Василий Васильевич и, не щадя бандита, ответил: — Я дам вам для опознания фотографию убитого, вместе удостоверимся. Почему вы так переживаете за Жогу?

— Я и сам не знаю,— нервно признался Угар.— Жога был ушлый конспиратор, смелый. Ваших много пострадало, когда его брали?

— Ни единого человека. Но откуда вы узнали о нашей облаве?

— Узнал. Значит, состоялась-таки она,— с каким-то облегчением произнес Угар.— Выходит, без подвоха предупреждал меня Зубр.

— О чем вы, Лука Матвеевич? — заинтересовался Киричук.

Угар помедлил, собираясь с духом и заговорил тихо, как будто размышляя вслух.

— О возможном вашем налете предупреждал меня Зубр. Докопаться он только не успел, в каком районе набег вы наметили. Может, даже решил, опять за мной гоняться станете. А я уверен был: не по мою душу ваши сборы. Да что там уверен, в другое мозгами шарахнулся: думал, неспроста он меня к себе вызывает,— нервно махнул рукой Угар и стал рассказывать о пережитом за последние дни, не скрывая трусливых своих порывов. Чувствовалось, что он растерян и ждет совета, как быть дальше.

Душевное излияние Угара закончилось уже на квартире Чурина. Стол был накрыт, и Анатолий Яковлевич позвал гостей помыть руки перед ужином.

— Чудно, не верится, с чекистами одним полотенцем утираюсь,— подчеркнуто старательно все делал Угар, выдавая свое желание скрыть нажитую в бегах от людей одичалость. Однако сполоснул лицо и руки без мыла, оставив на белоснежном полотенце темные следы.

Он выглядел уже свежо и привлекательно, Лука Матвеевич Скоба. Правда, плотно облегающий его упитанную фигуру защитного цвета френч с накладными карманами был тесноват и в сравнении с аккуратными гимнастерками чекистов выглядел изрядно поношенным. Да и брюки его, похоже, не помнили утюга.

Вопросительно оглядев накрытый Тамарой Михайловной, женой Анатолия Яковлевича, стол, Угар в упор уставился на хозяина.

— Что? — не понял недоумения Чурин.

— Самогон разве не водится у вас? Душу успокоить бы за полное знакомство,— взял он с тарелки несколько кусочков колбасы и начал жевать, поняв, что выпивки не будет.

— У нас, Лука Матвеевич, закон,— ответил Чурин,— работать со светлой головой.

— Да я и так могу,— со скучным видом продолжал есть Угар.— День у меня сегодня, можно сказать, особенный. Решающий, может быть.

— Приятно слушать,— подхватил оживленно Киричук и спросил: — Вы и теперь не доверяете Зубру? Боитесь встречи с ним?

Угар тряхнул волнистой шевелюрой, выразив отрицание, а на смуглом лице его мелькнуло выражение настороженности.

— Нынче не знаешь, кого больше бояться,— уклонился он от ответа.

— Ну а все же, Лука Матвеевич? — настоял на ответе Киричук и посоветовал: — Не обходите острые углы. Сгладить и выпрямить их мы сможем теперь вместе. Я, например, порекомендовал бы вам ладить с Зубром и встретиться с ним непременно.

— А если он меня удавит? Заманит и... Нет, не пойду к Зубру. Он крутнет своей махалкой с кривым ножичком,— резко всплеснул рукой возле шеи Угар.

— Не преувеличивайте, Лука Матвеевич,— прервал Киричук.— Вы же не трус. К чему ложное впечатление о себе создавать? — Он придвинул вилку к продолжавшему есть руками гостю.— Не кинется же он с порога на вас. Да и мы не позволим. Дадим надежную защиту — Прока.

— Прока? — повторил Угар.— Кто такой? Я что-то слышал о нем. Вспомнил, ой как вспомнил... мне говорила она...

— Кто она? Куля, наверное? — подсказал не без умысла Киричук.

— Вы знаете Ганну? — распрямился за столом Угар, аж грудь поднялась.— Да, конечно, знаете. Уж не работает ли она с вами? Куля... ваша?

— Ну что вы так сразу нервничаете? — мягким голосом остановил его Киричук.— Нет, Куля к нам никакого отношения не имеет. А Прока она знает. Можете ему доверять, как мне.

— А вы уверены, что я вам доверяю? — прищурившись, бесцеремонно спросил Угар.

— Мы с вами, Лука Матвеевич, никогда целиком не доверимся друг другу,— тоже напрямую, без нажима, ответил Киричук.— А то, что сейчас обоюдно нужны друг другу, тоже верно. И не будем осложнять то, что и само по себе для нас не просто.

— Не будем,— понятливо кивнул Угар, а мелькнувшая на его лице улыбка выдала удовлетворение таким ответом.

— Вот и хорошо. Вам нужно и пора отдохнуть. Завтра, вернее сказать, уже сегодня Анатолий Яковлевич устроит вам поездку в Городок под Ровно. Пару дней вам для начала можно себе позволить пожить обычной человеческой жизнью.

— Может, я в первый же день убегу в лес,— неудачно пошутил Угар, сразу заработав замечание подполковника.

— Нет уж, Лука Матвеевич, давайте без фокусов! Мы не развлекать вас везем в Городок, а чтобы глаза раскрыть одичалому, ничего не знающему о советской жизни человеку. И спокойно поговорить.

— Всех-то вы не просветите таким образом, которые в лесу,— вставил Угар.

— Придет время, просветим, спасибо люди скажут,— понравился Киричуку этот поворот разговора.— Это ведь в ОУН жиденькая установка: обработать, завербовать, скрепить кровью, то есть убить кого-то, чтобы страшился наказания Советской власти.

— Надежная привязка должна быть, а как же иначе,— вытирая ладонью губы, подтвердил Угар.

— Мы же вас не скрепляем кровью,— вклинился в разговор Чурин.

— Думаю, успеете после возвращения из Городка, уверенно ответил ему Угар.

— Вот и ошибаетесь,— возразил Киричук.— Ни сами убивать, ни тем более вас посылать на это мы не собираемся. Однако обезвредить вашего эсбиста Шмеля, чтобы обезопасить жизнь майора Тарасова, мы должны поспешить.

— Прибейте его, Христа ради, моей душе легче станет,— скрестив руки на груди и закатив глаза к потолку, попросил Угар.— Я себе Прока в эсбисты продвину, коли он толковый, надежный мужик, говорите.

— Где можем накрыть Шмеля сегодня до утра? — спросил Киричук.

— В селе Смолигове он сейчас.

— У Помирчего?

Угар заинтересованно уставился на Василия Васильевича.

— У Помирчего, спрашиваю? Что вы вдруг примолкли? — повторил подполковник.

— Да ничего, теперь уж что скрывать. Чудеса какие-то. Помирчий не может быть вашим, никак не может, потому Жогу и не взяли у него... Там Шмель сегодня, до рассвета может уйти, смотрите, подполковник, чтоб не «ужалил» он кого-нибудь насмерть.

Василий Васильевич сразу поднялся, заспешил, говоря:

— Мне в самом деле пора. Отдыхайте, Лука Матвеевич, хорошенько приглядитесь, как люди живут и чем дышат. Бедно еще у нас после войны, зато стремление к новому какое, отношение к жизни... Так что не кровью мы вас скреплять хотим.

— Уж не по радио ли заставите выступать? — нахмурился Угар.

Вопрос застал Киричука уже в коридоре. Он обернулся.

— Запомните, Лука Матвеевич, мы вас силком заставлять что-то делать не собираемся,— медленно произнес он.— Желательно, чтобы вы поняли свои заблуждения и захотели искупить свою вину перед народом. А на нашу помощь в добром деле всегда можете рассчитывать. Поняли?

— Уяснил,— подтвердил Угар, кивнув головой.

— Завтра Анатолий Яковлевич ответит вам и на остальные вопросы,— с хорошим настроением уходил Киричук. А перед тем, как Чурин захлопнул за ним дверь, шепнул: — Срочно выезжаю в Смолигов, может, успею накрыть Шмеля. Из Торчина утром позвоню.

Ложиться в постель Угар категорически отказался. Он сбросил подушку на ковровую дорожку и, не раздеваясь, сняв только сапоги, блаженно растянулся на спине, заложив руки под голову. Чурин еле уговорил его снять френч и постелить под себя байковое одеяло.

На брючном ремне гостя открылась кобура с пистолетом. Вот почему он не сразу решился раздеться, понял Чурин, задержав взгляд на оружии. Угар догадливо снял его, подал хозяину:

— Вы молчите, а сам не догадался отдать.

— Ничего, и сейчас не поздно,— взял и отнес в другую комнату пистолет Анатолий Яковлевич.

— Чего-то жутко у вас тут, и мыши в сенях озоруют,— раздался голос Угара.

— Уж не боитесь ли вы мышей? — откликнулся Чурин.

— Крыс пугался, канадских. Нигде таких здоровых не видел, как на ферме Майкла — хозяина, они у него двух овец загрызли.

— Да не может быть,— не поверил Чурин.— Что же это за крысы?

— Говорю, здоровые, как шакалы с длинными хвостами. Зимой но деревянной лестнице с фермы в поселок не пройдешь, они как зверюги носятся. В хлеву шныряют. Боялся, мне сонному ноги отгрызут.

— Вы в хлеву спали?

— Работал на животноводческой ферме, ну и спал там.

— И зимой?

— Там тепло. Я понимаю, Анатолий Яковлевич... Брат у меня прогорел с торговлей, пришлось в наймы пойти, еле на обратную дорогу денег наскреб.

— Выходит, вы Канаду и не видели?

— Почему не видел? Видел, только что нам там. Брат остался, у него долги. А Майкл — хозяин толковый, ему наплевать на политику. Его зовут на выборы, помню, а он гнать посторонних со двора велит, говорит, я лучше подстригу газон. Почему, скажите?

— Человек дела, время ему дорого.

Угар удовлетворился.

— Потому что хозяин он полный на своей земле и закон государственный на его стороне.

Анатолий Яковлевич ему в ответ:

— Закон, говорите, на его стороне? Хозяина! А на вашей с братом стороне что?

— Мы что, мы сезонные рабочие. Нам бы выбиться в люди.

— Выбиться в люди! На какой же закон вы рассчитывали там, где власть имущих? На обратную дорогу еле денег собрали. Майкл на вас ярмо надевал и кнутом погонял. А в колхозе, которого вы так боитесь и других им стращаете, вам перво-наперво ссуду в рассрочку на десять лет для строительства-обзаведения. Майклы способны на такое? Без интереса у них ничего не делается.

— А у кого делается? Она, вся жизнь-то, голый интерес, чего уж тут крутить,— убежденно отмахнулся Угар и уточнил: — А взамен чем платить? Ну нам вот, нашему брату? Не врешь ты? И какая ссуда?

— Говорю, на целый дом, стройся, живи на здоровье, какой тут может быть обман. Привыкли у себя в ОУН с подвохом да оглядкой, как бы не обдурили, не прибили. Уясните себе, наконец, у Советской власти все в открытую, без тумана. И землю не надо покупать. Работай на здоровье.

— Как бы Лазаря не запеть от такой песни,— не настойчиво противился Угар и тут же выяснил: — Под ссуду, наверное, что-то существенное заложить надо? Вдруг сбегу.

— Что вы вцепились в эту ссуду, как будто она вас здорово заинтересовала? А то пишите заявление.

— У меня своих денег хватит,— с независимым видом отстранился от предложения Угар и, как бы размышляя, добавил: — Кто деньги дает не в рост, а в помощь, тот основательно должен сидеть на своем месте. Ваша власть дает, это хорошо.