Конец "черной тропы"

2

Участники облавы на рассвете одновременно заняли исходные рубежи от Браны до Мервы — лесистое «донышко» подпирала Львовщина, где расположился заслон «ястребков» на случай, если бандиты попытаются просочиться на отсидку в соседнюю область.

В этом глухом уголке было всего два небольших села и множество мелких хуторов, разбросанных в самых неожиданных местах. Киричук с группой чекистов обосновался в селе, заняв ту самую школу, в которой работала Полина Алоева. Сюда предстояло вести задержанных, присылать связных с донесениями.

Ровно в пять утра началось прочесывание местности, Киричук отдавал последние распоряжения лейтенанту Кромскому на ходу:

— Уточняю, сторож МТС Валуй живет не в Соснице, а за речкой на хуторе, ведет замкнутый образ жизни. Есть данные, что он тесно связан с бандитами, имеет схрон.

— Все ясно, товарищ подполковник. Разрешите действовать,— был готов отправиться со своей группой на выполнение задания нетерпеливый Кромский.

— Поделикатней, прошу без нажима,— предупредил Киричук.

Связной принес донесение от майора Тарасова, со вчерашнего вечера заночевавшего у кромки леса,— там углубилась в чащобу банда Кушака. Начальник райотдела писал:

«Ночью взял отставшего от банды Федьку Шуляка — подручного дьяка Хрисанфа, о местонахождении которого он данных не дает. Сообщил лишь: банда Кушака ушла туда, куда он направлялся, рассчитывая нагнать ее, а где она остановится на привал и куда двинется потом, не знает. До рассвета каких-либо передвижений замечено не было. Предполагаю: банда Кушака притаилась в запасном отсиднике, надо принять все меры, чтобы покончить с ней. Конкретно предлагаю: незамедлительно расширить западное крыло облавы от железнодорожного полотна Браны — Стоянов до шоссе на Журавники, что составит в квадрате шесть на шесть километров — туда указал уход банды арестованный Шуляк на утреннем допросе. Перебазируюсь под хутор Садовый с лесной его стороны, беру под контроль край шоссе в указанном квадрате».

Вручив прибывшему посыльному записку, Киричук требовательно добавил:

— Передайте майору Тарасову, чтоб под конвоем прислал сюда арестованного Шуляка.

Пришло известие от майора Весника с восточного крыла облавы: есть контакт с бандитами, отвечают огнем, отходят на рубеж с Львовщиной. И с западного крыла от майора Рожкова поступила точно такая же весть, только бандитская группа здесь пыталась вырваться на северо-запад, вероятно, за железную дорогу, в тот самый лесной квадрат, взять под контроль который решил предусмотрительный Тарасов.

«Никак Рожков гонит Кушака прямо на засаду»,— предположил Василий Васильевич.

Через полчаса двое «ястребков», доставившие на подводе арестованного Шуляка, сообщили, что Тарасовым захвачен тяжело раненный бандит из группы Кушака. Последняя весть вселяла уверенность, что с самой активной и жестокой бандой можно покончить сегодня же.

Подойдя к подводе, Киричук задал Шуляку единственный вопрос:

— Скажите, где ваш покровитель Хрисанф?

— Далеко Хрисанф,— с вызовом произнес двадцатилетний бандит.— Мы всегда за Кушаком тащились. На этот раз отстали далеко. За мной следом шел Хрисанф. Когда схватили меня, не пойму, как он увернулся.

Киричук поверил в сказанное и, поняв, что ни о какой погоне уже и речи быть не может, велел отвести арестованного в подвал.

Мимо школы раза два прошел босоногий мужичок неопределенного возраста. И стоило Василию Васильевичу скрыться за дверьми — проскользнул следом за ним.

— Товарищ начальник энкэвэдэ! — с ходу обратился он.— Смотрю на вас и маюсь: подойдешь — башку опосля оторвут, но и не подойти нельзя.

— Вы что-то сообщить хотите? — остановил словоохотливого мужичка Киричук.— Я слушаю.

— Куда потащились ваши сквозь лес, как по грибы, когда под носом смотреть надо. Вы потрусите Порфирия Маслака,— и он направился обратно, добавив: — Вы меня не видели, я вам ничего не говорил.

— Минуточку, товарищ, вы кто будете-то? — остановил заявителя Василий Васильевич.

— Это не обязательно, без беды чтоб.

— А что, Маслак с бандитами связан? Постоем у него пользуются?

— Вчера пользовались, нынче не знаю, сами, говорю, потрусите,— к чему-то загнул пальцы на руке мужичок и добавил определенно: — Все проглядели кулака, и энкэвэдэ его не чует. Вникните: у Маслака пять гектаров земли, мельницу на сына переписал, крупорушку — на свояченицу, а маслобойку снохе отдал в подарок. И шито-крыто, все при себе оставил, раскулачивать некого. А в сводке читаем: число хозяйств третьей группы, кулацких, уменьшилось наполовину.

— Толково объясняете,— одобрил Киричук.— И много у вас таких в Соснице прибеднившихся?

— Маслака потрясите, он на других кивнет. Хорошенько потрясите, спросите, почему сдал хлебопоставки шесть центнеров зерна, когда ему десять определили, а надо бы сорок центнеров по его хозяйству и земле.

— Ну, вы это на собрании в колхозе решайте, мы этим не занимаемся.

— Вам видней, но и я не слепой,— тряхнул головой мужичок и выпалил, уходя: — Двое поздно вечером к Маслаку из леса нырнули. Чужие!

На рассвете, когда в село приехали чекисты с солдатами, оуновский пособник Порфирий Маслак понял: начинается облава. И не отходил от окна. Громоздкий, с тугими складками на короткой розовой шее, он тяжело сопел от долгого выжидания, исподлобья смотрел вдоль улицы, страшась прихода чекистов. Боялся этой минуты, ибо двое его опасных гостей не захотели ни покинуть дом, ни спрятаться на горище, а все еще продолжали спорить, как объяснить свое пребывание на хуторе.

Павло Буча нервно жестикулировал, выказывая Антону Сухарю свою пугливую натуру. Он клял рано наступивший вчера вечер,, заставивший их свернуть к Соснице и заночевать у надежного человека, ворчал на своего напарника, не умеющего ходить по лесу быстро и бесшумно, выругал какого-то дохлого старикашку, вместо которого пришлось отправиться в далекий путь и так неудачно влипнуть. Осталось, счел он, бежать.

Сухарь поразил Бучу выдержкой и рассудительным разговором.

— У вас документы, друже Павло, в порядке?

— Да что толку в них! — резко отмахнулся тот.— Каким образом мы здесь, в Соснице? Все равно задержат, начнут проверять. Липовые у меня документы.

— Попытаемся... Да возьмите же вы себя в руки! Нельзя так распускаться,— не понравилась Сухарю отмашка Бучи.— У меня нормальные документы, следую по ним в село Баево под Луцк. _t Вы мой родственник, скажем, двоюродный брат по матери. И едем мы на попутных к дядьке, Мохнарыло Никифору Алексеевичу, тетку зовут Ивга.

— Постой-ка, постой, повтори,— ухватился за подходящий вариант Буча.

Сухарь повторил.

— А зачем в Баево? Да ты там и «ястребка» чуть не кокнул,— повел нормальный разговор взявший себя в руки друже Павло.

— Дом ставить дядьке едем. Да мало ли что нам там надо.

— Так-то оно так... Тогда за стол давай сядем. Эй, Порфирий! — позвал Буча хозяина.— Придумывай, чего мы у тебя торчим, если чека нас тут накроет.

— Свят, свят! Они и меня заметут. Вы уж давайте... Переночевали, а я ничего не знаю.

— Как так? Я тебе сейчас горло прижму, сразу все узнаешь,— пристукнул кулаком по столу Буча и властно предложил: — Неси живо закуску на стол, самогонку да рассказывай, где мы с тобой фашистов громили на исходе войны.

— Я не воевал.

— Где же ты укрывался?

— Ох, друже, идуть до нас трое с винтовками и охвицер с пистолей, прямо в окно уставился,— боком пятился Порфирий, пока резко не крутнул его к себе за плечо Буча и властно не прошипел сквозь зубы:

— Убавь зенки-то, куда вылупил, будто не надивишься никак. Улыбайся, боров! Скажешь, попросились ночевать, пустил до утра. Вот в дорогу кормишь. Живо на стол чего-нибудь давай!

— Не суетись,— теперь уже поправил напарника Сухарь, поглядывая в окно и беспокоясь за исход встречи с чекистами. Угадывал, что их задержат, чего доброго, отвезут в Луцк. И не хотелось думать об этом. Ведь кроме подполковника Киричука его ни один сотрудник госбезопасности на Волыни в лицо не знает.

Постучали в окно. А через минуту Порфирий Маслак с неузнаваемо важным видом вплыл в горницу, где за столом сидели его временные постояльцы, говоря:

— Мои довоенные друзья навестили, путь на Луцк держат, фронтовики, документы в порядке, сам проверял, время такое...

— Прошу предъявить документы,— обратился младший лейтенант к Сухарю.

Порфирий засуетился вокруг стола, но чекист знаком руки остановил его и спросил у Сухаря:

— По документам, Антон Тимофеевич, вы должны проследовать через Луцк в Баево, а получается каким-то образом наоборот — через отдаленную Сосницу на Луцк. Объясните.

— Очень просто. Вот и проездные сохранились, из Баева я уехал пару недель назад, мне перед тем инструктор райкома партии Беловусько предложил стать председателем колхоза, кстати, секретарь сельсовета Мирон Иванович Кормлюк самолично уговаривал меня. Но не решился чего-то я. Вот на родину в Самбор съездил. Не приглянулось там. Решил-таки в Баеве обосноваться. Если не избрали там председателя, соглашусь. Советует и мой родич Павло,— кивнул он в сторону Бучи.— Хотим вместе пятистенку ставить.

Близнюк проверил документы у второго постояльца, положил их в планшетку, вежливо предложил:

— Попрошу вас пройти со мной на сборный пункт, порядок такой.

Досадуя, что нет возможности открыть себя, Сухарь шагал рядом с Бучей к школе, замечая вопросительные взгляды крестьян, враждебно смотрящих на них. Это обстоятельство смягчило огорчение за нечаянно прерванный путь, когда внедрение чекиста в ОУН можно было считать на пороге свершившегося.

Буча шепнул Сухарю:

— Влипли. Я же с оружием. Ух, как нелепо!

— Прошу сюда,— раскрыл кабинет директора школы младший лейтенант Близнюк и пропустил задержанных вперед.

Сухарь от неожиданности застыл на месте: за столом сидел не менее удивленный Киричук. Нахмурив лицо и выказывая огорчение, Антон Тимофеевич всем своим удрученным видом говорил: попался, не знаю, как выкрутиться.

А Близнюк доложил:

— Товарищ подполковник! Задержали двоих посторонних в доме зажиточного крестьянина Маслака. Вот их документы,— младший лейтенант положил бумаги на стол, повторив чуть ли не слово в слово оправдание Сухаря, каким-то образом запомнив и фамилию Беловусько.

Василий Васильевич сразу оценил обстановку. Услышав фамилию инструктора райкома партии, он понял, каким ходом пытается воспользоваться Сухарь, намекая о Баеве, куда следует отпустить его с «родичем» Бучей, сочтя их постой в Соснице случайным — застала ночь.

Задержанных поместили в комнате, где уже находилось четверо доставленных из леса мужчин. Через несколько минут Киричук попросил привести к нему Антона Тимофеевича Сухаря.

Василий Васильевич встретил его один на один, обнял, пожал руку.

— Так что случилось?

— Провожатого прислали за мной. Надо полагать, заочный контакт с Комаром-Дербашем состоялся. Легенда вживается без поправок.

— Нам в самом деле повезло. Только ради этой встречи, выходит, стоило устроить нынешний прочес.

— Не будем затягивать разговор, а то мой неуравновешенный друже Буча неладное чует. Эта публика легко впадает в сомнения.

— Сейчас-то откуда и куда путь держите?

— Тут и не измеришь, сколько они со мной напетляли. Но я точно знаю, проговорился бандит, держали на базе около Подберезья, аж за Гороховом. Оттуда за три дня добрались сюда. Вчера вечером Буча ворчал, не хотел заходить в Сосницу. Как я понял, мы малость не добрались до конечного пункта. Он где-то неподалеку, с краю Волыни или Львовщины. Там уж с вами я не столкнусь.

— Не беда. Прикинем ваш маршрут от Подберезья через Сосницу с выходом на Львовщину. Треугольник местопребывания определим.

— Контакт необходим. Новости скоро будут. Пароль: «Я от В. В.». Просто и понятно.

— Ну, иди. Можешь сказать этому Буче, что я тебя о плене расспрашивал, а также о селе Баеве, о дядьке твоем. Заикнись, мол, удовлетворился тем, что ты знаешь тамошнюю местность. А особенно, скажи, расположило подполковника твое знакомство с инструктором райкома партии Беловусько, человеком в этих краях новым, оуновцам едва ли известным. И все в таком духе. Понятно? Будь здоров! Не волнуйся, не так уж долго мы с тобой балакали. Бучу ровно столько же продержу.

— Почему нас не обыскали? — спохватился Сухарь, вспомнив, как встревожился за свой пистолет его напарник.

— Да ничего,— успокоил Киричук: — Пусть это подтвердит, что мы поверили в ваши документы и доводы. Внешне в вас ничего подозрительного, «лесного» нет. Мы и других, не всех, конечно, не станем обыскивать. Можешь там попозже поинтересоваться с пользой для себя. Вместе с теми, кто нам не нужен, и вас отпустим с извинением. Все будет в чистейшем виде. Счастливо тебе!

Пока привели Бучу, Василий Васильевич успел походить из угла в угол и порассуждать про себя о нечаянной встрече с Антоном Тимофеевичем, так неожиданно появившемся в глухом уголке области.

Буча вошел в кабинет, заложив руки назад и остановившись на почтительном расстоянии от стола.

— Проходите, пожалуйста, садитесь,— Киричук взял документы, раскрыл паспорт и усмешливо посоветовал: — Вы бы опустили руки из-за спины, мы говорим, кому следует это делать.

— Слышал, так положено перед вами,— неспешно опустился на стул Буча и начал приглаживать волосы.

— Осужденному преступнику, Павел Митрофанович, руки положено убирать, а вам-то зачем? Или на то причина есть?

— Какая тут причина, время нынче такое. Для вас всякий, наверное, бандитом глядится. Шаг в сторону сделаешь, а тебя — трах! Вот из этого шкафа.

— Где это вы набрались такой ерунды? — с нажимом отреагировал Киричук, стараясь понять, зачем прожженный оуновец — иначе быть не могло — завел сомнительный разговор. Подчеркнул: — Но мы с вами почти что на равных. Я лишь исполняю служебный долг, а через полчаса мы, может, сойдемся в столовой и будем хлебать борщ, нахваливать повара или от души ругать сына Черчилля Рандольфа за его высказывание о том, что Россия пытается завоевать мир с помощью комбинации из революции и войны.

— Не знаю я никакого сына Рандольфа, мало ли кто чего брешет. Нам бы иттить, мы в Горохов должны заглянуть насчет гвоздей, без них какая стройка.

— Жена, дети есть? — вдруг спросил Киричук.

Буча выжидательно посмотрел ему в глаза, беспокойства не выдал, ответил с чувством:

— Погибла жена, фашист повесил на грушке у хаты. Красноармейцев раненых пострелял, а ее удавил. Бойцов она укрыла. Глаза ей повыкалывали.

— Успокойтесь, Павел Митрофанович.

— Я и толкую, не мог в хате жить, возле которой жинка погибла. Хорошо, хоть детей не нажили.

Киричук сделал вид, что удовлетворился ответом, спросил:

— Как зовут вашего дружка или попутчика, где познакомились с ним?

— С Антошкой-то Сухарем? Мой отец с его матерью брат с сестрой. Мы вместе с ним у нашего дядьки в Баеве лето проводили. Туда и топаем.

«Ну топай, но не спотыкайся, доведи Антона до места»,— про себя улыбнулся подполковник. А Буче сказал:

— Документы у вас в порядке, но малость обождите в той комнате, у меня тут неотложное... Передайте, пожалуйста, мое извинение родичу за невольную задержку, он все-таки настрадался — плен, лагерь. Я скоро.

Сухарь встретил Бучу с таким видом, будто уже не чаял увидеть его живым. Тот крепко и довольно сдавил ему локоть, шепнул, чтобы не слышал длинноносый парень по соседству:

— Наплел я ему все в лад. А главное, по-моему, твоим документам поверил. Они все-таки и не поддельные, и свежие, и необычные.

Сухарь сбил его благодушный настрой, сказав:

— Отчего это он нас еще малость придержать решил? Вдруг позвонит в Баево или в райком Беловусько, а ему сразу о «ястребке»...

— Не пугай! — одернул враз покрасневший Буча и поправил пистолет под пиджаком. Продолжать разговор охота пропала.

Лейтенант Кромский с вчерашним практикантом, а ныне оперативным уполномоченным Сычем и тремя «ястребками» поднялся к заречному хуторку в яблоневом окружении. Здесь жил сторож МТС Валуй с женой и тремя детьми. Имел домину на восемь окон с трех сторон, беленую подсобную хатенку и два сарая.

Во дворе ни детворы, ни хозяина не видать. Откуда-то из-за сарая доносился стук топора, да в сторонке мычала корова. Появилась во дворе хозяйка, бросила курам зерна и убежала в сени.

— Пошли! — подал команду Кромский, и чекисты направились к дому.

Снова соскользнула с крыльца молодая хозяйка, держа чуть прикрытое фартуком эмалированное блюдо. Она быстро ушла в тень вдоль сарая и вдруг, ойкнув, остановилась, испуганно глядя на свернувших с тропы военных во главе с лейтенантом. Засуетилась, прикрывая фартуком блюдо, но материя сползла из-под руки, выказывая аппетитные вареники в сметане.

— Здравия желаю! — козырнул лейтенант.— Хозяин дома?

— Туточки он,— как-то напряженно ответила женщина и пошла за сарай, добавив: — Ступайте в хату, сейчас позову.

Вскоре возвратилась вместе с коренастым, смуглым, угрюмого вида хозяином.

— Мы из управления госбезопасности,— представился Кромский.— Посторонние на хуторе есть?

Хозяин отрицательно помотал головой.

— Разрешите осмотреть дом.— Кромский подал знак Сычу, чтобы следовал за ним, и начал осмотр комнат.

Все здесь было на первый взгляд неприхотливым, зато основательным: большая деревянная кровать, топчаны, лавки, допотопная массивная этажерка и кованый, огромных размеров сундук. О том, что хозяйство здесь крепкое, свидетельствовало обилие кадок, плошек, ларцов, инструмента и всяких необходимых вещей вплоть до прялки с узорчатым колесом, по которому Кромский осторожно провел рукой:

— У нас в доме точно такая же стоит,— и вдруг обратился к хозяйке: — А теперь скажите, кто у вас в сарае?

— Зойка, коровка моя.

— Вареники сейчас ей несли?

— Яки вареники?! — взвизгнула бойкая женщина.

— Да те, которые на ящике возле двери сарая поставили,— сказал Кромский и резко приказал: — Выйти всем во двор!

На крыльце лейтенант сразу заметил — блюдо с ящика исчезло. Понял, что хозяйка успела убрать его.

— Скажите постояльцам своим, не одному же несли столько вареников,— обратился он к женщине,— чтобы сюда до хаты шли. Вокруг чекистов, мол, много.

Хозяйка сникла, за спину мужа встала, и Кромскому ничего не оставалось, как приказать:

— Младший лейтенант Сыч! Охраняйте задержанных.

Он подскочил с пистолетом к двери сарая, распахнул ее и укрылся за косяком. Переждав немного, влетел в сарай, следом за ним трое «ястребков».

В стойле справа находилась корова, у стены слева чуть ли не до крыши навалено сено. Ничего подозрительного Кромский не заметил. Он придирчиво обследовал земляной пол, частыми рядками простучал по нему черенком лопаты. Не мешкая, перекидали сено в пустующий угол. На освободившемся месте земля была как земля.

Вяло жуя, корова косила большие удивленные глаза на незнакомых людей. Кромский успокоительно похлопал ее по боку и направился к выходу, решив обследовать территорию возле сарая, как до его слуха донеслось подозрительно звонкое постукивание. Прислушался: корова переступала передними копытцами, поскальзываясь и норовя встать поустойчивее на деревянной опоре, гулко выдающей под собой пустоту.

Лейтенант поспешно вывел корову из стойла, недоумевая, почему животное в летний ясный день содержится в темноте у кормушки, когда кругом полно свежей травы. И лишь теперь вспомнил, что несколько минут назад эта чернобокая буренка паслась возле сарая. Он сам ее видел, подходя к хутору. Значит, животное только что загнали в стойло. Для чего?

Кромский стал расчищать место под кормушкой, где вскоре обнаружил люк. Но ни уговоры, ни даже строгий приказной тон не подействовали на сторожа МТС Валуя, в схрон к оуновцам он не полез, испуганно твердя: «Убьют».

Передать бандитам предложение о сдаче было некому, И тогда Кромский выстрелил во входной люк из ракетницы. Оттуда повалил дым.

— В схроне! — во всю силу легких закричал лейтенант. — Выходи наверх! Бросай оружие! Сопротивление бессмысленно.

В ответ раздалась автоматная очередь.

На восточном крыле облавы к полудню все было кончено: трое убиты, двое тяжело ранены, в том числе главарь банды, о котором чекисты слышали мало, он недавно объявился в здешних местах. Пятеро молодых, силком уведенных в лес ребят, взяты Живыми, двое из них легко ранены, им сделана перевязка.

Сложнее было на западном крыле облавы. Остатки разгромленной банды Кушака прорвались сквозь заслон на Львовщину. Других данных от майора Тарасова не поступало.

Рассортировав людей — арестованных под стражу, задержанных по подозрению — отдельно, Киричук вышел на крыльцо. Не сиделось ему в четырех стенах, когда там, в лесу, еще бьются с бандитами.

Со стороны речки по дороге рядом с телегой шла группа людей, среди которых Василий Васильевич узнал лейтенанта Кромского.

Подоспела весть от Тарасова:

«Преследование прекратил, настичь Кушака не удалось. Предполагаю, что главарь укрылся в тщательно замаскированном схроне. Прошу разрешения на прочесывание в обратном порядке до северо-восточной кромки леса. Потерь нет. Ранен «ястребок», он отправлен в Горохов. Жду указаний».

— Передайте майору,— сказал Киричук связному,— что разрешаю действовать до шестнадцати часов. И жду его здесь, в Соснице.

У крыльца остановилась телега. На ней Василий Васильевич увидел двоих убитых: рыжеволосого парня и тучного, коротко остриженного дядьку.

Кромский доложил, указывая на стоящих рядом с ним мужчину и женщину:

— Задержанные супруги Валуй содержали под сараем схрон. Бандиты выйти из него отказались. В перестрелке убиты,— кивнул он на тележку,— вот этот, говорит хозяин, из верхов бандеровец по кличке Жога. Три дня назад его рябой Помирчий привел из Смолигова. В схроне изъяты отпечатанные на машинке документы и рукописные листы. На хуторе остались трое детей Валуя. Надо обязать председателя колхоза позаботиться о ребятишках.

— Попросить председателя колхоза,— поправил лейтенанта Киричук.

Прочесывание заканчивалось.

В школьном классе набралось десятка полтора задержанных без явных улик причастности к бандитам, которых, после выяснения личности, пришло время отпустить. Среди них Киричука прежде всего заботили невозмутимый Сухарь и настороженно притихший Буча.

— Товарищи! — обратился подполковник к столпившимся возле двери людям.— От имени Советской власти приношу извинения за вынужденную вашу задержку и проверку личности. Известные вам обстоятельства заставляют нас прибегать к такому принуждению. Надеемся, к этому вы отнесетесь без обиды. Есть у кого жалобы в связи с этим?

— Какие могут быть жалобы, все верно,— осторожно нарушил возникшую тишину Буча.

— Может быть, кому документ нужен о задержке в пути, прошу подойти ко мне.— Василий Васильевич приметил седовласого, но крепкого на вид пасечника, оказавшегося во время боя под огнем банды и выведенного чекистами в безопасное место, а потом — сюда, в Сосницу. Подошел к нему, предложил: — Не уходите, вас мы отправим на машине,

— Не беспокойтесь, делайте свое дело. Родичи у меня тут есть, загляну на час, случай привел.

— Тогда вы свободны, все можете разойтись. Документы получили?

«Наши на месте»,— подумал поравнявшийся с Киричуком Антон Тимофеевич Сухарь. Он шел, не торопясь, будто молча прощаясь с Василием Васильевичем. И Буча не выдержал такой медлительности, выскочил наперед, успев прихватить своего подопечного за руку.

На крыльце оба встали как по команде. Буча стянул с головы кепку, напряженно глядя на двоих убитых, медленно спустился со ступенек и как-то неловко, бочком, не отрывая глаз от тучного покойника, миновал телегу и потом так быстро-быстро пошел по дороге, что Сухарь еле поспевал за ним.

— Да что вы будто сорвались, куда мы бежим?

— У нас нынче все наоборот,— тяжело дыша, хотя прошли самую малость, ответил Буча.— Кого убили! Это подумать только, кто погиб! Жога, верный помощник Хмурого по пропаганде. Но как он сюда угодил? Он же в Смолигове надежно сидел,— терялся в догадке Буча.

Антон Тимофеевич шагал легко и уверенно. Тем более, немного погодя, у его напарника прорвалась обнадеживающая фраза:

— А ты молодец! Ну не совсем ты, а документы твои. Но и ты ничего, перехлестнул ожидания. Вон у лесочка свернем куда надо.