Конец "черной тропы"

3

Покончить с Кушаком майору Тарасову не удалось. Коварный главарь банды исчез. Скорее всего, считали, он успел выскользнуть из-под крыла облавы до того, как она сомкнулась с цепью заслона.

Эта неудача как ни огорчила Киричука, все-таки не могла заслонить удовлетворительные результаты прочесывания на южном «донышке» области. Взлетом везения , Василий Васильевич счел ликвидацию оуновского пропагандиста на Волыни Жоги. Да и бандитствующих «кушаков» на дюжину стало меньше — разгромлено две банды, ликвидирован очаг пособников, состоялась неожиданная и обнадеживающая встреча с Сухарем — этого вполне достаточно, чтобы считать операцию успешной. Конечно, возьми Кромский Жогу целехоньким, тогда бы...

Но главная, самая удовлетворяющая удача отразилась в короткой фразе сводки: «Потерь нет, легко ранен один».

Изложив результаты операции, Киричук бегло описал основную суть захваченных в схроне документов | и подытожил сказанное:

«...Бесспорно, Жога разрабатывал для банд положения пропагандистского характера, в которых все внимание концентрируется на необходимости поддержания веры в развалившуюся идею борьбы ОУН. Применительно к соображениям сегодняшнего дня, главарям рекомендуется придавать особое значение работе СВ — службы безопасности, обязывая ее постоянно выявлять среди членов ОУН колеблющихся, склонных к измене, а значит — подлежащих уничтожению. В документах особо отмечается ощутимый удар по ОУН».

Принимавший участие в составлении сводки Чурин высказал простую, но важную мысль:

— Думаю, что этими сведениями, прежде всего, и буду давить на Угара, пусть у него от унылых вестей голова трещит.

— Согласен,— принял предложение Киричук и спросил: — Куда же мы его определим на ночлег?

— Домой к себе возьму, куда же еще,— нашел простой выход Чурин.

— Подумать надо хорошенько. Все-таки он, забывать нельзя, своих охранников перестрелял. Может, Кромского под видом родственника на время встреч поселить к вам?

— Лишнее, считаю,— отказался Чурин.— У меня сосед сотрудник МВД, да и Тамара моя не из робкого десятка, очень уважает мою работу.

— Прежде всего, наверное, вас,— вставил Киричук.

— Это само собой. Однажды с ней выезжал для розыска и поимки жены одного крупного бандита. Тамара обнаружила ее в Брюховичах и вместе с ней шла через лес во Львов, а при входе в город у дрожжевого завода я ждал их. Только увидев меня — раньше была под арестом,— эта бандитка догадалась, с кем шла, хотела убежать, но была задержана.

— Молодчина у вас жена! — восхитился Киричук.— Боялись, конечно, здорово за нее?

— Само собой. Как-то мне пришлось сопровождать из тюрьмы бандита. Необходимо было доставить его в Турийск и там по его показаниям провести операцию. Из охраны никого не было. Ехали ночью. Я не спал несколько суток и в вагоне сразу задремал. Тамара сказала, чтобы я не беспокоился, если что — разбудит. Но она тоже не спала вторые сутки, в какой-то момент почувствовала, что не выдержит. Положила голову на колени бандита, и так и ехали. Все закончилось благополучно. Так что не беспокойтесь, Василий Васильевич,— подытожил Чурин.— Встретимся в полночь, пока домой приедем, вы с нами будете. А там и спать-то останется всего ничего.

Пришло время ехать к секретарю обкома партии Профатилову. Еще вчера они договорились о том, что Киричук сразу же по возвращении из Сосницы известит о результатах чекистской операции. Теперь, узнав о захваченных у бандитов документах, Илья Иванович решил срочно ознакомиться с ними.

Профатилов в этот раз не показался Киричуку похожим на партизанского командира. Он выглядел бодро, моложе своих сорока лет, а главное, располагающе, проще.

Быстро пробежав глазами отчет о результатах проведенной операции на юге области, Профатилов стал раскладывать на столе захваченные оуновские бумаги, рассуждая вслух:

— В целом замысел операции осуществлен, можно считать, успешно. Очень досадно, что не поймали Кушака. Его нужно непременно поймать и судить не в зале заседаний, а на площади в Баеве или в Торчине.— Профатилов взял в руки оуновский документ с отпечатанным на машинке текстом, пробежал его глазами и зачитал концовку: «Учитывая необходимость более эффективного использования боевок, предлагается тактика активного перемещения вооруженных групп, что должно создать у населения представление постоянного присутствия силы и действия ОУН». Это уже не от хорошей жизни. Ну зачем, для чего, для кого самообман? Что он им дает? — недоуменно произнес секретарь обкома.

— Тут в «грипсах» есть примечательные признания о больших потерях кадров, о моральном упаде, о частой потере связи,— взял бумаги Василий Васильевич.— Любопытно, Илья Иванович, послушайте: «Со сто пятым связь не надежна: я к нему посылаю, а ответы не приходят. Возможно, по причине постоянного нажима большевиков, или где-то разрыв связи. Наверное, в этом году с ним не удастся свидеться. Большевики всюду, они снуют за нами как привидения, делают все, чтобы подавить и парализовать наши действия. Чрезвычайно быстро реагируют на наши внешние проявления, много верных людей в этом году погибло. Очень тяжело стало с посылкой связных на дальние расстояния, потому что, пока дойдут, могут быть сотню раз схвачены. По этой причине мало надежды на помощь в людях».

— Вполне подходящая оценка чекистской работы, Василий Васильевич! — с веселой искоркой в глазах произнес секретарь обкома.

— Вы обратили внимание: их чаще преследуют не чекисты, а большевики.

— Они выражаются точно,— охотно подхватил Профатилов.— Под большевиками у них обобщенный образ всех и всего советского. Читайте, что там еще интересного?

— Вот наш знакомый Угар слезу пустил. С ним мы планируем выйти на беседу.

— Который с колокольни от вас сбежал? — вспомнил Профатилов.

— Он самый. У него намечается встреча с Зубром. Надеемся вплотную подойти к тому.

— Какую выгоду себе вымаливает |Угар?

— Замаливает, скорей,— уточнил Киричук, ища глазами достойное внимания сообщение Луки Скобы: — «В тэрене разгром, боевки в дальнем отрыве, связь нарушена. Данных о состоянии сил и дальнейших намерениях большевиков не имею. Я докладывал, но не уверен, сработал ли мой канал связи о том, что сам в конце июня бежал из церкви, в которой погибли два моих хлопца...»

Киричук взглянул на секретаря обкома, усмехнулся, говоря:

— Прошлой ночью Угар вот так же начал плакаться. Сам угробил людей и слезу сочувствия пускает: «телохранители погибли». Жалуется на связь: «С других тэренов

больше месяца не получил ни одной почты, не получил и сверху. Вынужден был из-за преследования уйти в «шапа» — шатающуюся партию, потому связь держал случайную. Закрепиться нигде не смог, собираюсь отойти в свой старый тэрен. Идти туда Зубру не советую, предлагаю ему вызвать меня к себе».

— «Шатающаяся партия»,— повторил Профатилов.— Можно подумать, они не все шатающиеся.

— У меня дальняя мысль появилась в отношении Угара,— несколько оживленно поделился Киричук.— Так и скажу ему: осядь в шатающейся партии, там полная свобода передвижения, что нам на руку.

— Это разумно. Удачи вам! — поднялся Профатилов.