После обеда я останавливаюсь у компьютерного терминала в вестибюле. Ищу танцевальные студии в Тайбэе и нахожу множество направлений: балет, джаз, модерн, традиционный китайский танец. Если бы родителям пришлось выбирать, они остановились бы на балете — из-за дисциплины и целеустремленности. Двенадцать лет у станка привили мне основы и привели к мысли о Тише, но за последние несколько лет зона моих интересов расширилась: флаговая группа, джаз, чирлидинг… Я не сторонница строгого выбора и люблю разные стили, мне нравится учить новые движения — будь моя воля, записалась бы во все эти студии.
Но десятиминутный поиск не увенчивается успехом. Обучение мне не по карману, а у родителей я просить не могу: мне было велено сосредоточиться на учебе в «Цзяньтане». Однако это мой последний шанс, мое прощание с танцами. Надо найти студию поменьше, вроде зиглеровской например, где-то в пригороде. Может, настолько маленькую, что у нее даже нет сайта…
— Ты закончила? — Это Минди трясет меня за плечо. Розовая майка выставляет напоказ ее пухлые руки, голубые тени выгодно подчеркивают глаза, но выражение лица у нее грозное.
— Начинаются факультативы. Мне нужен интернет.
— Конечно, извини.
Я уступаю место Минди и выхожу на улицу, в тяжелую духоту. Следующий урок — введение в китайскую медицину. Надеюсь, обойдется без практических занятий по иглоукалыванию. Спускаясь по лестнице, я молюсь про себя: «Пожалуйста, только не иголки».
На лужайке ребята делятся на три группы. Китайская медицина проходит в большой белой палатке прямо напротив меня. У пруда группа учащихся стучит колотушками по барабанам размером с бочонок. За волейбольной сеткой девочки по очереди вынимают синие шелковые веера из плетеной корзины, которую держит Чэнь Лаоши — учительница Чэнь. Я встаю в очередь за Деброй, разминаю икры и смеюсь, а Лора с притворной скромностью прячет лицо за шелковым веером, затканным золотом, надвигая кепку с эмблемой «Янки». В моей голове рождается танец.
Я подхожу к учительнице Чэнь, и она протягивает мне веер. Я щелчком раскрываю его, изгибаю запястье и быстро машу, словно синяя птичка в полете.
— Классное движение, — говорит Дебра.
Веер выхватывают у меня из рук. Чэнь Лаоши хмурится:
— Чжэсе цзинь шиюн юй фэньсы у сюань сю кэ.
— Простите, что?
— Веера только для учащихся факультатива.
— Ой, — лепечу я. — Я как-то не сообразила.
Девушка, стоящая за мной в очереди, нетерпеливо постукивает ногой, ожидая Чэнь Лаоши, но я будто к месту приросла.
— А можно мне поменять факультатив? — выпаливаю я. — Я увлекаюсь танцами. Там, дома. — Я никогда еще не делала таких перерывов в занятиях. — Пожалуйста! — Мой голос срывается. — Мне действительно очень хочется танцевать.
Преподавательница мягко берет меня за плечо.
— Юн чжунвэнь[43], — укоризненно замечает она. — Баоцянь, шанкэ и мань[44].
Чэнь Лаоши мягко отстраняет меня, ее доброта как острый нож в сердце. Вселенная задумала исключить из моей жизни танцы прежде, чем я ступлю на территорию кампуса Северо-Западного университета. Если бы только Тиш… Но мне нельзя думать про Тиш. Нужно просто найти студию.
Я бросаю тоскливый взгляд на барабанщиков. Гулкие удары рвут мне душу, и ноги уносят меня прочь от обоих факультативов, к введению в китайскую медицину. В белой палатке царит удушливая жара, плотная, как одеяло. Ксавье и другие ребята, с которыми я познакомилась в автобусе по дороге из аэропорта и за вчерашним ужином, передают по кругу стальную бутылку. Ксавье протягивает ее Марку Белл-Люну, который откидывает с глаз челку цвета молочного шоколада и делает глоток.
— Это же?.. — восклицаю я.
— На Тайване можно употреблять с восемнадцати лет, — сообщает Ксавье, ссутулившись и сунув руки в карманы.
— Да ну?
— Ага. — Ксавье отодвигает стул рядом с собой. — Садись.
Я опускаюсь на сиденье, уже не нервничая рядом с ним после совместных занятий китайским. Бутылка перекочевывает от Марка к политику Спенсеру, затем к гарвардцу Дэвиду, продолжая обходить стол. Похоже, это мой шанс нарушить одно из правил средь бела дня. Но я ни разу в жизни не пробовала спиртного: в прошлом месяце на свадьбе Эми Кук мама, получившая баптистское воспитание, выхватила оба наших бокала из-под носа у официанта, не дав ему налить шампанское. Я даже пикнуть не посмела.
— Все дело в мощном подбородке. — Марк проводит большим и указательным пальцами по своей слабенькой нижней челюсти.
— Может, в бицепсах? — Дэвид делает большой глоток и стонет: — Ух, какое крепкое.
Почесывая козлиную бородку, Дэвид передает бутылку Сэму Брауну, толстопалому пианисту из Детройта, чья мать родилась в Тайбэе. Дэвид опускается на траву и делает серию отжиманий на кулаках, крякая при каждом подъеме. Сэм отдает бутылку Марку, ложится рядом с Дэвидом, и они отжимаются вместе, изображая из себя крутых мачо. Похоже, это срабатывает, поскольку несколько девочек с веерами останавливаются, чтобы поглазеть на них.
— Хорош выделываться, — закатывает глаза Марк.
Дэвид хмыкает:
— Ты так не сумеешь.
— Сумею. — Марк ложится рядом с ними, и парни устраивают состязание: три тела поднимаются и опускаются, словно клавиши пианино, пока Сэм не падает лицом в траву; Марк и Дэвид продолжают отжиматься. Их задор мне симпатичен, однако соперничество раздражает.
Ксавье касается плечом моего плеча. Наклоняется ко мне. Он не изображает из себя мачо, что удивительно, но мне это нравится.
— Там есть шкаф, где хранят запасной инвентарь. — Ксавье кивает в сторону Чэнь Лаоши. — Если хочешь, я потом раздобуду для тебя веер.
— О… — Выходит, он все видел! — Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
— Мне это доставит удовольствие. — Его улыбка все так же сумрачна.
Стальная бутылка теперь у парня по имени Питер. Она приближается. До меня доносится знакомый голос, и я поднимаю взгляд. Чудо-мальчик в низко надвинутой на лицо кепке «Нью-Йорк джайентс» разговаривает с Чэнь Лаоши, а девицы с треском раскрывают и захлопывают свои синие шелковые веера, напоминая цветущий луг. Учительница Чэнь смеется, прижимая к себе корзину с веерами. Чудо-мальчик ведь даже не с этого факультатива. Ну и подхалим. Я резко разворачиваю свой стул и сажусь к нему спиной.
— Он высокий, — говорит Спенсер. — А еще у него волосы на груди. Густые.
— И все же думаю, что дело в мощном подбородке, — подает голос Марк.
Подходит Софи, перебрасывая через плечо свой голубой шарф в цветочек:
— О каком красавчике речь? Я хочу поучаствовать.
Моя подруга подтаскивает свободный стул и садится рядом с Ксавье, лукаво подмигнув, как умеет только она.
— Прости, Софи, — говорит Марк. — Мы обсуждаем твоего кузена, тебе лучше помолчать. Спорим о том, что именно делает Рика самым мужественным азиатом, которого мы когда-либо видели. Объективно.
— Пустое сотрясение воздуха. — говорю я, и Ксавье фыркает.
Софи хохочет:
— Не хочу вас всех огорчать, но он натурал. И уже занят.
— Мы за ним не бегаем. Просто оцениваем.
— Итак, если Рик — мужественный, то какие же мы? Женоподобные азиатские мальчики, не способные завести себе подружек? — говорит Дэвид. — Терпеть не могу этот стереотип.
Марк оглядывает Дэвида с головы до ног:
— Ты весишь меньше Эвер.
Дэвид мрачнеет. Пожалев его, я хлопаю себя по бедру:
— Это всё мои ноги. Результат занятий балетом. Они у меня мускулистее, чем у всех вас, вместе взятых.
Софи снова хохочет. Дэвид хмыкает. Марк производит демонстративный осмотр под столом:
— Не хотелось бы испытать на своей шкуре, что такое нога балерины.
Я усмехаюсь, пораженная собственной смелостью. И проклюнувшимся чувством товарищества. Дома у меня нет близких друзей среди парней. Странно: я пробыла в «Цзяньтане» только день, и мне уже кажется, что я знаю этих ребят всю жизнь. Потому что это лагерь? Потому что дома я была застенчивой, а теперь чувствую себя увереннее рядом с людьми, которым неизвестна печальная история моей юности?
Может, с одним из них я поцелуюсь?
Стальная бутылка переходит от Ксавье к Софи, и я соображаю, что никто и не думал предлагать ее мне.
— Вы ведь пойдете с нами в четверг, да? — спрашивает моя подруга.
— В мою будущую политическую карьеру статьи про арест за границей как-то не вписываются, — замечает Спенсер.
— Не занудствуй. — Марк косится на Софи: — Ты уверена, что через трубу можно попасть в город?
— Мы с Эвер это выясним. — Софи протягивает ему бутылку через стол. — Задняя дверь рядом с кухней.
— Эй, Марк! — Я протягиваю руку за бутылкой.
Софи говорит:
— Встречаемся в одиннадцать у… Ой!
Появляется преподаватель Лихань, который бросает на середину нашего стола стопку тоненьких буклетов. Бутылка исчезает в шортах Марка. Дэвид берет буклет и начинает листать, а Лихань поправляет на носу очки в черной оправе и отходит к другим столам. Я беру буклет и тут же жалею об этом: на обложке изображен лежащий ничком человек-дикобраз — голый мужчина, с ног до головы утыканный иглами. Меня начинает мутить, и я торопливо переворачиваю буклет.
Неподалеку от нас Чэнь Лаоши, кокетливо улыбаясь, протягивает чудо-мальчику синий веер из своей корзины. Почему бы и нет? Она ненамного старше, а чудо-мальчик, вероятно, раз десять мимоходом обронил в разговоре слова «Йель» и «футбол». На безупречном китайском. Чэнь Лаоши сзывает своих танцовщиц с веерами, а чудо-мальчик направляется к нам со сложенным веером, который тонет в его ручище.
— Легок на помине, — говорит Марк, когда чудо-мальчик приближается.
— Да уж, — бормочу я.
— Обо мне говорили? — Чудо-мальчик растерянно поднимает бровь, и все разражаются хохотом. — Рад, что повеселил вас, — цедит он.
— Ты тоже на введении в медицину? — осведомляется Марк.
— Я на барабанах. — Рик кивком указывает в сторону. Затем находит меня взглядом. — Вот. — Он бросает мне веер, а я, совершенно ошарашенная, ловлю его.
— О, э…
Прежде чем я успеваю пробормотать слова благодарности, раздается песня Тейлор Свифт — это звонит телефон Рика. Он подносит трубку к уху, снимает кепку и подхватывает ее свободной рукой.
— Привет, Дженна! Вот так сюрприз!
— Ей совсем уже не терпится? Во время занятий телефоны под запретом, — укоризненно замечает Софи, но Рик уже несется к китайским барабанам — его футболка надувается, как парус.
Я открываю веер. Легкий взмах доносит до меня аромат палисандра. На голубом шелке поблескивают золотые нити. С этой вещицей я могла бы исполнить танец проказливой лесной феи или средневековой дамы во дворе замка.
Лихань вытряхивает на наш стол содержимое бумажного пакета — кипу кривых корешков, и от горькой пыли я начинаю кашлять.
— Круто, что это? — Дэвид хватает один корешок. Он вполне серьезен.
Лихань отвечает ему по-китайски. Я ничего не понимаю, но мне все равно. Хуже факультатива, чем введение в китайскую медицину, представить себе нельзя. Чудо-мальчик с телефоном у уха, улыбаясь, расхаживает рядом с барабанщиками, его дурацкий «мощный подбородок» освещен солнцем. Марширующая мимо шеренга парней с веслами на плечах — факультатив гребли на драконьих лодках — скрывает Рика из виду. Когда гребцы удаляются, я вижу, что Бенджи и еще один парень пытаются надеть на него гигантскую голову китайского льва с большими, застенчиво моргающими глазами; он с невероятной скоростью уворачивается и для верности делает полный оборот.
— Боже, ты прямо ракета! — восторгаются парни.
Рик смеется, прижимая к уху телефон. Один день в «Цзяньтане» — а чудо-мальчик не только улизнул от штрафа за незаконный телефонный разговор, но и обзавелся собственным фан-клубом. Однако я в этом клубе не состою.
Я бросаю веер Софи, которая уже встала, чтобы отправиться на свой кулинарный кружок.
— Забирай веер, — говорю я. — Он подходит к твоему шарфику.