После угроз Драконши мы залегаем на дно. Но в пятницу вечером, через несколько часов после того, как я на отлично сдаю наш первый экзамен по китайскому, мы с Софи и полдюжиной девушек с нашего этажа решаем рискнуть еще раз. В глубине души я не верю, что побег снова удастся. Мы на цыпочках выходим в душную полночь и преодолеваем три лестничных пролета.
Драконша выставила на заднем дворе охрану, но мы детально распланировали ночную операцию. Во-первых, на этот раз беглецов меньше, и выйдем мы после полуночи, когда охранник из будки в начале подъездной аллеи уйдет домой и даже Драконша успеет уснуть. Во-вторых, маскировка: я обматываю лицо шарфом как можно тщательнее.
В вестибюле мы крадемся мимо горшков с растениями и кресел из вишневого корня. На улице растущая луна набросила на лужайку белое одеяло. Мы торопливо огибаем пруд с кувшинками; плеск фонтанов заглушает наши шаги. Я прыскаю со смеху, и Софи тотчас щиплет меня за руку.
— Т-с-с, — шипит она.
Мы подходим к будке охранника, впереди уже виднеется улица. Мимо проезжает такси, и мы ускоряем шаг.
Тут за нашими спинами раздается приглушенный голос:
— Сяопэнъю, тин тин[58].
За нами, придерживая очки, трусит Лихань в своей пижаме с огурцами. Следом, задыхаясь, мчится Мэйхуа; лунный свет скрадывает расцветку ее традиционной тайваньской юбки.
— Бежим! — кричит Софи.
Я еще плотнее запахиваю шарф. Когда мы уже ловим на улице такси, за нами из-за угла выскакивает Лихань. Мы захлопываем дверцы машины и так хохочем, что Софи едва способна назвать водителю адрес: ночной клуб «Бэби».
— Они не особенно старались нас вернуть, — задыхаясь, говорю я, когда такси отъезжает от тротуара. — Мне даже совестно стало. Мэйхуа выглядела так, будто охотно отправилась бы с нами, вместо того чтобы преследовать.
— Она же не цепная собака. — Софи расчесывается пальцами, приводит волосы в порядок. — В любом случае, это игра.
— Как это?
— Им надо притвориться, будто они пытаются нас поймать, но на самом деле такого желания у них нет. Да и каким образом это сделать? Тащить нас назад за волосы? — качает головой моя подруга. — В лагере хотят, чтобы мы отрывались по полной, чтобы молодежь продолжала приезжать в «Корабль любви».
— По-моему, Драконша настроена серьезно, — замечает Лора.
— Она прочла нам лекцию, — презрительно усмехается Софи.
— Может, все дело в азиатской бесконфликтности, — подает голос Дебра, поправляя кольца на пальцах. — Когда твои родители кому-нибудь перечили?
— Мои предки в жизни не станут раскачивать лодку, — уверяет Софи.
Я поправляю лямки своей майки:
— Мои бы меня остановили.
— Наверное, они более американизированные.
— Нет, папа уже много лет все спускает своему боссу. Но когда речь заходит обо мне, бесконфликтности как не бывало.
Софи смеется:
— Как жаль, что их здесь нет.
Я улыбаюсь:
— Очень жаль.
Я оборачиваюсь и вижу, что Мэйхуа наблюдает за нами, стоя за спиной у Лиханя, который с мрачным видом набирает сообщение на телефоне.
И прежде чем наше такси успевает завернуть за угол, вожатая украдкой машет нам вслед.
В клубе «Бэби» уже вовсю зажигает другой десант из «Цзяньтаня».
Софи прямиком устремляется к Ксавье, стоящему у стойки бара. Чудо-мальчик тоже здесь, и, как выясняется, танцует он ужасно: размашистые движения, никакого разнообразия — просто качается и кивает в такт музыке. Аллилуйя, наконец-то хоть один недостаток! В любом случае, танцует Рик немного. По большей части парни торчат в баре, как прилепившиеся к камням моллюски в раковинах, и, на мой взгляд, чем дальше чудо-мальчик от танцпола, тем лучше.
Во время перерыва я оказываюсь перед ним в очереди за стаканом воды. Сегодня Рик в темно-зеленом, который идет ему куда больше. Я стою, уставившись на кувшин с ледяной водой и прикинувшись, будто не замечаю его.
Тогда он хлопает меня по плечу и говорит:
— Привет.
— Привет, — откликаюсь я и по-прежнему пялюсь перед собой.
— Прости, что нагрубил тебе ночью. Я… Короче, я не боялся, что нас поймают. Ты ни в чем не виновата. Видимо, я произвожу впечатление доктора Джекила и мистера Хайда. Просто нынешним летом у меня голова пухнет от разных мыслей.
С чего вдруг чудо-мальчик начал извиняться? Я уже навесила на него соответствующий ярлык. А теперь оказывается, что он не только осознал собственный промах, но имел мужество попросить прощения. Мне хочется спросить, что его беспокоит, но подходящий момент еще не настал.
— Я успела заметить, — наконец отвечаю я, поворачиваясь к Рику.
Его глаза сверкают.
— В самом деле?
— Да. Но спасибо, что хоть что-то сказал.
Чудо-мальчик расслабляется. Я и не догадывалась, насколько он был напряжен.
— Ты ничего не боишься, правда? — спрашивает Рик. — Мы же балансировали на трехэтажной высоте!
— Я много чего боюсь, — признаюсь я, наливая нам по стакану воды. — Но не высоты. Я часто тайком выбираюсь из окна своей комнаты.
— Я до сих пор пытаюсь разыскать твоего художника. Ты права. Бенджи действительно хорошо рисует. И кое-кто еще тоже.
— О… Спасибо. Надо же, ты все-таки взялся за расследование.
— Я же обещал помочь, — почти застенчиво улыбается Рик. — Пожалуй, мне стоило бы взглянуть на вещественное доказательство.
Может, он это просто из вежливости, но все же я вынимаю из сумочки свой чудесный рисунок.
Рик присвистывает, и я невольно вспыхиваю от удовольствия.
— Ты тут такая… настоящая.
Если портрет нарисовал Рик, то он хороший актер. Но это, конечно, не так — он, как никто, твердо хранит верность любимой в разлуке.
— Вполне возможно, это Бенджи. — Рик наклоняет рисунок, подставляя мою танцующую фигуру под огни стробоскопов, заставляя ее плясать на бумаге. — Я успел свести с ним знакомство. Попрошу его показать мне другие работы. Я буду осторожен, обещаю.
Чудо-мальчик на удивление заинтересован в исходе дела.
— Круто! Спасибо, Рик.
Он кладет портрет на барную стойку и придвигает лампу поближе, чтобы осветить его. Проводит большим пальцем по волнистым очертаниям волос, словно пытается раскрыть секрет рисунка. Я смотрю на Рика, борясь с желанием выхватить листок из-под его пальцев.
Всю следующую неделю мы каждый вечер линяем из лагеря.
Сценарий неизменен: ежедневная игра в кошки-мышки с вожатыми, причем попытки поймать нас с каждым побегом слабеют. Мэйхуа даже отворачивается, когда мы вышагиваем по коридору в нарядных платьях и туфлях на каблуках. На мой взгляд, она серьезно пренебрегает своими обязанностями, но так лучше для всех. Вожатая может не переодевать пижаму, а нам не придется потеть, пока мы бежим к воротам.
Наше расписание определяется халявной выпивкой: мы на часок заглядываем в «Кинки», пока там наливают бесплатно, затем берем такси до клуба «Джиджи» и так далее. Возвращаемся не раньше четырех, продираем глаза лишь к обеду, и никто не ломится в наши двери; мало того, мы дружно проваливаем внеплановую контрольную — прощай еще одно правило Ванов! В моей жизни такое впервые, но я заглушаю в себе голос совести. Ведь если набрать достаточное количество штрафных баллов, то не придется выбирать между экскурсионной поездкой на юг и «Лебединым озером». Завидев Драконшу, направляющуюся ко мне по коридору, я разворачиваюсь и удираю на улицу.
Через три недели бурная жизнь, совместное питание, учеба и походы по клубам связывают меня с Софи крепче, чем с большинством моих одноклассников. Секреты, романы, обиды, унижения… Для откровенных задушевных разговоров в ночном вестибюле подходит любая тема.
Появляются еще два рисунка: один под нашей дверью, другой у меня в сумочке. На первом я раскладываю палочки для гадания по «Книге перемен»[59], на втором выхожу в черном платье из такси с горящими в предвкушении глазами.
— Кто это может быть? — недоумевает Софи, когда мы крадемся по коридору, отправляясь в ночной клуб «Омни».
— Понятия не имею, — уверяю я. Все три рисунка сделаны в общественных местах, где находились десятки ребят из «Цзяньтаня». — Он отличный шпион.
Я взволнована. Тайный поклонник! Ведь кроме Дэна, вспыхнувшего недолгой страстью, ни один парень еще не увлекался мною.
В клубе я танцую с Деброй и Лорой в пульсирующих зеленых огнях под классные песни, пока не падаю рядом с Риком в баре и не осушаю в три глотка его стакан воды. Вечно этот вундеркинд попадается мне на пути.
— Привет, — задыхаясь, бормочу я.
— Привет, — ухмыляется Рик, но его улыбка тут же гаснет. Он снова взвинчен: локоть лежит на стойке бара, большой палец правой руки знакомым беспокойным жестом ковыряет подушечки остальных пальцев. Теперь, когда Рик предупредил меня насчет своей переменчивости, я уже не так раздражаюсь. Надеюсь, все его тревоги скоро улягутся.
Огни стробоскопа высвечивают четыре бледных шрама посередине каждого его пальца.
— Должно быть, тебе пришлось накладывать швы. — Всего несколько дней назад я бы не отважилась спросить. — Что произошло?
Рик сжимает кулак и ударяет по стойке:
— Всего лишь небольшая прошлогодняя травма.
— Перелезал через колючую проволоку?
— Что-то типа того.
Повернувшись к костистому бармену, Рик по-китайски заказывает два коктейля из гуавы — мое новое пристрастие. Я добавила в свой словарь еще несколько ключевых гастрономических терминов.
— Я сама заплачу.
Я лезу в карман, но Рик меня уже опередил.
— Я угощаю.
— Э… спасибо. В следующий раз моя очередь.
Рик чокается со мной.
— Это не Бенджи. Он рисует комиксы. Совсем не тот стиль. На тебя запали несколько парней, но я носом нарисую лучше, чем они руками.
— Несколько? — Я наливаю себе еще воды из кувшина. — Кто они?
— Не в твоем вкусе, — отмахивается от них Рик, словно от мух.
— Ну, кто бы ни был этот художник, он снова подкинул нам загадку. — Я достаю из сумочки новые рисунки. — Может, я с ним вообще не знакома.
Рик подносит рисунки к свету. Внимательно изучает их.
— О, ты с ним знакома.
— Что? Откуда ты знаешь? Погоди, ты знаешь, кто это?
— Нет, но он с тобой разговаривал. Вот смотри! — Рик указывает на губы на моем портрете. — Когда ты взволнована, у тебя дергается уголок рта. Ухватил бы он эту деталь, если бы не общался с тобой?
Я смущенно хихикаю. И чувствую, как у меня дергается уголок рта, совсем как на рисунке.
— Э… Раньше мне никто об этом не говорил.
Рик продолжает рассматривать рисунки, я вытаскиваю их из его пальцев и убираю. Он удивленно таращится на меня.
— А как насчет тебя? — осведомляется чудо-мальчик. — Есть какие-нибудь зацепки?
На «Корабле любви» я познакомилась с десятками парней со всех концов Соединенных Штатов и Канады. И, разумеется, время от времени чувствовала проблески интереса к себе, что тоже было для меня непривычно.
— Ну, мы с Сэмом долго беседовали о том, как я была единственной азиаткой в классе, а он, наполовину чернокожий, наполовину китаец, рос в Детройте.
— Сэм крут. Я выясню, как он рисует. Что насчет Дэвида? Слышал, ты консультируешь его по поступлению на медицинский.
— И парни еще называют девушек сплетницами! — Я убираю рисунки, чтобы скрыть румянец удовольствия. — От меня ему мало проку. Эти бакалаврско-медицинские программы совсем другие. Мне ведь уже не придется сдавать отдельный экзамен на медицинский факультет[60].
— Уверен, что от тебя есть прок. — Рик кладет локоть на стойку бара, касаясь моей руки. — Ты объяснила Дэвиду, что главное — это собеседование.
— Он так сказал? Это мнение моего школьного консультанта по высшему образованию. Собеседование показывает, что ты за человек.
Я мрачнею.
— Что такое? — спрашивает Рик.
— Просто размышляю.
— О рисунках?
Нет, о том, как писала заявления в вузы. Как мучилась с циклом Кребса, часами корпела над сочинениями. Собеседования, ожидание, страхи. Я больше не хочу проходить через подобное, но это только начало.
— Да. Выпускной год был сущим адом. Вот почему я сюда поехал — мне необходимо было передохнуть. Упростить себе жизнь хотя бы на лето, прежде чем дерьмо снова намотается на вентилятор, понимаешь?
— Я счастлива, что попала сюда, — признаюсь я. — Не думала, что так получится.
Начинает играть популярный медляк, и на танцполе все дружно вздыхают. Девушки обвивают руками шеи парней, и улыбка сбегает с моего лица. Рик не собирается меня приглашать, но почему я вообще об этом подумала? Мой взгляд падает на Софи; ее огненно-оранжевое платье, точно цветочный лепесток, льнет к одетому во все черное Ксавье, белые руки закинуты ему на плечи, щека прижата к его груди, моя подруга покачивается с закрытыми глазами. Похоже, Ксавье ей действительно нравится, хотя мне не по душе, что она постоянно разводит его на подарки — ананасовое печенье[61] подвеску из натурального камня. Такое ощущение, что это ее способ сквитаться.
Рядом с ними на танцполе целуется взасос какая-то парочка. Еще одна неторопливо тискается под музыку, не обращая внимания на окружающих. Воздух насыщен гормонами. Я отворачиваюсь и тут же встречаюсь взглядом с Риком. Мои щеки пылают еще ярче. Я ставлю между нами стакан:
— Ну-ка, поведай, почему чудо-мальчик променял пианино на скамейку запасных?
Рик ухмыляется уголком рта, и у меня возникает чувство, будто он отлично понимает, что я делаю.
— Тебе нужна стерильная версия? Или правдивая?
— Ты ведь без затей не можешь, так? Давай обе.
На его щеке появляется ямочка, которой я раньше не замечала.
— Однажды в седьмом классе я увидел, что мальчик, выступавший после меня в Линкольн-центре, одержим музыкой. Я был совсем не такой. Играть умел, но не чувствовал музыку, как он. И тогда я понял, что мне нужно не фортепиано, а мастерство. Стал размышлять, чему бы хотел научиться по-настоящему.
— Футболу?
— Будь проклят, У! — Марк дотягивается до коктейля Рика и забирает его, челка цвета молочного шоколада падает ему на глаза. — Вот так ты и занял мое место в Йеле.
Подмигнув мне, он осушает бокал Рика. Я усмехаюсь.
— Ты же занимаешься бегом в Калифорнийском, — парирует Рик. — Ты один из самых умных парней, которых я знаю. Если тебе от этого станет легче, Бенджи поступил на мое место в Принстоне, хотя потом и передумал.
— Ты не можешь этого знать, — возражаю я. — Нельзя говорить, что ты не попал туда из-за него.
— Подумай хорошенько. — Марк машет рукой в сторону толпы цзяньтаньцев. — Здесь все подавали заявления в одни и те же вузы. Все мы, американские азиаты, в одной лодке. Один китаец с идеальным академическим тестом[62] проходит, другой — нет. Квота.
— Опять права качаешь, — говорит Рик. — Они утверждают, что никакой квоты не существует.
Марк презрительно фыркает:
— Утверждают! Так они тебе и признаются.
Рик впивается большим пальцем в свои шрамы, голос его дрожит:
— Мир не ограничивается Лигой плюща. Если ты чего-то стоишь — значит, стоишь.
— Так вот истинная причина, по которой ты бросил пианино? — поддеваю его я.
— В средней школе я был заморышем. В спортзале половину девушек разбирали по командам до меня. Капитаны команд, которым я доставался, закатывали глаза. Сущая пытка. В конце восьмого класса к нам пришел вербовать новобранцев футбольный тренер из старшей школы и посулил вечную славу и почет. Вернувшись домой, я на коленях умолял маму разрешить мне бросить музыку.
— И она согласилась? Так сразу?
— Мама никогда не донимала меня насчет школы или увлечений — правда, у нее имеются кое-какие претензии ко мне. — По лицу Рика пробегает тень. — Кроме того, она страдает ревматоидным артритом, и это не может на ней не сказываться. Ко всему прочему родители в тот момент разводились. Видимо, это помогло мне настоять на своем.
— О, сочувствую.
Я закусываю губу. У мамы Дженни Ли тоже ревматоидный артрит, и она передвигается в инвалидном кресле. Как же я ошибалась, считая Рика каким-то дроном под управлением родителей!
— Белл-Люн, ты с нами? — кричит парень из-за игрового стола.
— Спасибо за выпивку, У. — Шутливо салютнув, Марк отваливает. Рик кладет под опустевший стакан большую зеленую купюру, придвигает ко мне тарелку с печеньем из клейкого риса и спрашивает:
— Что нужно, чтобы стать профессиональной танцовщицей?
— Профессиональной танцовщицей? — От неожиданности я давлюсь печеньем. — Ты так решил, увидев меня в клубе?
В ответ слышится невозмутимое «ага».
— Мне придется проходить отбор в Нью-Йоркский балет. Или в бродвейское шоу. Вот такая ерунда. — По моему тону ясно, что это невозможно.
— Ну, почему бы не попробовать?
— Потому что танцы — не профессия.
— Футбол тоже, после Йеля в профессиональный спорт не уходят.
— Я подала заявление в Тиш, — признаюсь я. После Меган я ни с кем еще это не обсуждала. — И меня выбрали из списка кандидатов.
— Это Нью-Йоркский университет, верно? — присвистывает Рик. — Весьма серьезное заведение.
И все же мне кажется самонадеянным говорить об этом. Кто-то получил из Тиша письмо о зачислении, но передумал, тогда приемная комиссия извлекла на свет божий список кандидатов и почему-то выбрала меня.
— Я отказалась. Мы не можем себе этого позволить. — Даже с надеждой на ту крохотную стипендию, за которую я хваталась, как утопающий за соломинку, один-единственный день. — Зато в воскресенье у меня просмотр на «Лебединое озеро», — быстро добавляю я. — Будет весело.
— Круто. Где?
— В маленькой балетной студии. Я поеду на метро от твоей тети.
— Можно мне посмотреть?
— Серьезно? Тебе хочется?
— Профессиональное любопытство. Я был на дюжине футбольных просмотров, а на танцевальном — ни разу. Тебя будут взвешивать? Щупать мышцы?
Я хохочу:
— Тебя ждет большое разочарование. Я готовлю отрывок…
Сильный удар в спину толкает меня на Рика, и тот расплескивает на нас воду из своего стакана.
— Ой, извините…
Я оборачиваюсь и вижу крупного рыжеволосого парня с татуировками в виде китайских иероглифов, заказывающего у бармена май-тай.
— Приве-е-ет, чика, — лыбится он. — Хочешь потанцевать?
Чика? Фу!
— Нет, спасибо. Я отдыхаю.
— Как насчет того, чтобы отдохнуть со мной? Ты самая симпатичная азиаточка, которую я здесь встречал.
Двухсотфунтовая туша придавливает меня к стойке бара. От парня разит алкоголем и потом. Я пытаюсь отпихнуть его, но это все равно что пытаться сдвинуть кирпичную стену.
— Мне… (усилие) и так… (еще усилие) неплохо…
— Извини, старик, — Рик хладнокровно отталкивает незнакомца, — она со мной.
Спокойствие. Мне хочется посильнее пнуть этого недоумка. Но вместо этого я беру Рика под руку и кротко улыбаюсь.
— Эй, парень, я тебя не заметил. Виноват.
Несостоявшийся ухажер чуть не кланяется в ноги, извиняясь перед Риком — а Рик что, подрос на несколько дюймов?
— Прости, — говорит мне чудо-мальчик, когда парень уходит. — Я не собирался тебя спасать, но ведь этот чудик тебя не прельстил, правда?
— Нет, ты все правильно понял. Спасибо. — Я заставляю себя выпустить его руку. — До чего противны его извинения. Будто я твоя собственность.
Рик морщится:
— Я знаю таких, как он.
Любителей азиаточек.
— Может, он вовсе не такой, — говорю я. Но с подобным, бьюсь об заклад, сталкивались большинство американок азиатского происхождения. В прошлом году, сидя с Меган за кофе, я объясняла ей, что это совсем не лестно для нас, поскольку основано на стереотипах, не имеющих отношения к нашей сущности, и напоминает мне, что со стороны я выгляжу по-азиатски, независимо от того, какой ощущаю себя в душе.
Я корчу гримасу:
— Вроде бы знаешь, что подобные типы существуют, но все равно бесишься, сталкиваясь с ними в жизни.
Я тянусь за своим стаканом, но Рик ловит меня за Руку:
— Эй, можно тебя попросить?
Ладонь у него шершавая. Она так близко, что я улавливаю свежий запах травы, словно навек впитавшийся в кожу Рика на футбольном поле. Внезапно я ловлю себя на том, что не могу смотреть ему в глаза.
— Что?
— Если хочешь проверить кого-то, перед тем как завязать отношения, спроси меня. Я скажу, все ли с ним в порядке.
— А откуда такой интерес к моей личной жизни? — неестественно высоким голосом осведомляюсь я.
Я все еще не в силах встретиться с ним взглядом. Но, прежде чем Рик успевает ответить, наше внимание привлекают громкие крики с танцпола, и он отпускает мою руку. Танцующая парочка, которую Ксавье бесцеремонно отшвырнул в сторону, громко возмущается. Ксавье налетает на меня, его мокрая от пота рубашка проходится по моей руке. Когда его взгляд встречается с моим, в нем бурлит ярость.
— Смотри, куда прешь, чувак, — отрезает Рик, поддерживая меня под локоть, чтобы я не упала.
Затем на спину Ксавье прыгает Софи, подол ее оранжевого платья развевается позади нее, как хвост кометы.
— Я не то имела в виду!
Она мертвой хваткой вцепляется в Ксавье, а он пытается стряхнуть ее с себя. Весь клуб поворачивает головы в нашу сторону.
— Ксавье, прости, пожалуйста! Я знаю, что полезла не в свое дело.
— Софи! — Я хватаю подругу за руку. Что за фигня? Я ни разу не видела этих двоих в таком состоянии. — Софи, прошу тебя, успокойся.
Ксавье наконец-то удается стряхнуть девушку со спины. Когда она снова вцепляется в него, Рик хватает ее за талию и оттаскивает, а Ксавье исчезает в толпе обнимающихся тел.
— Софи, я же говорил, он этого не стоит.
— О, видно, ты главный спец в этих делах? — Она отталкивает двоюродного брата, попутно сбрасывая на пол его мобильник, и уносится в погоню за Ксавье.
Поднимая упавший телефон и возвращая его владельцу, я хладнокровно рассуждаю. Колкий намек на Дженну не прошел мимо моих ушей, но у меня не хватает смелости расспросить Рика. Что касается приглашения к тетушке Клэр: захочет ли Ксавье теперь поехать? Неужели планы Софи рухнули прежде, чем оторвались от земли?
Рик проводит рукой по лицу:
— Ненавижу, когда она так себя ведет.
— Как — так?
— Софи ни черта не смыслит в людях. У нее было четыре парня, и ни один ее не заслуживал.
Рик очень заботливый, Софи повезло, что у нее такой кузен. Но, похоже, он предвзято относится к своему соседу по комнате.
— Софи как будто счастлива с Ксавье.
— Боже упаси от такого придурка.
Рик мрачно осматривает свой телефон: экран потрескался и потемнел.
— Меня ты предупреждал, чтобы я держалась от него подальше, — а Софи разве нет?
Во взгляде Рика что-то меняется. Всей правды я от него не узнаю. Он кладет мобильник в карман.
— Я не сразу узнал, что между ними что-то завязалось. А потом было уже слишком поздно. Но Софи бы меня не послушала.
— А я?
Он качает головой:
— Просто присматривай за ней, ладно? Я рад, что ты ее соседка. — Рик осушает свой стакан и грызет лед. — Мое недавнее предложение остается в силе. Если захочешь встречаться с кем-то на «Корабле любви», я проверю.
Я открываю рот, чтобы обвинить Рика в том, что он сменил тему, но чудо-мальчик продолжает:
— Софи меня не слушает, но для младшей сестры я сделаю то же самое.
Для младшей сестры.
Я наклоняюсь к нему, прижавшись плечом к его руке. Младшая сестра ближе, чем друг, но мне указали на мое место. Я обнаруживаю, что между нами пропасть. Рик великодушно раскрыл объятия соседке своей родственницы, принимая ее в семью.
Я подаю ему руку:
— Обещаю посоветоваться с тобой, гэгэ[63].
— Для своих бесплатно, — нараспев произносит Рик.
Мы пожимаем друг другу руки, скрепляя наши новые отношения.