«Корабль любви», Тайбэй

Глава 16

К северу от Тайбэя бушует тайфун, насылая на город ливни. В четверг вечером, когда я возвращаюсь в общежитие, порыв шквального ветра толкает меня в двери вестибюля, подхватывая пакет с бумажными фонариками, которые я взяла для выходных у Софи. Мы уезжаем завтра днем. Софи почему-то умалчивает, как обстоит дело с Ксавье, но разговоры о предстоящей поездке по-прежнему не стихают.

В вестибюле полно ребят, играющих в го и мац-зян. Лицо Мэйхуа светится, когда она ставит на ноутбуке Дэвида заводную поп-песню тайваньских аборигенов с целью привлечь как можно больше внимания к своей музыкальной коллекции.

— «Али шань дэ гунян»[64], — произносит она по-китайски название песни, жестикулируя тонкими руками.

— Неплохо, — говорит Дэвид. — Совсем неплохо.

Пока я стряхиваю с волос капли дождя, вслед за мной в вестибюль вкатывает велосипед тщедушный курьер в оранжевом светоотражающем жилете, поправляя под мышкой коричневый бумажный пакет.

— Сяоцзе, во чжао У Куаньмин[65].

— Я ему передам.

Я забираю невесомый пакет. Лицевая и оборотная стороны украшены наклейками с забавными кроликами, между ними каллиграфическим почерком на английском и китайском языках выведены фамилия и адрес Рика, а также имя отправителя: Дженна Чу.

Посылка выскальзывает у меня из рук. Я на лету хватаю ее за бечевку, прежде чем она упадет на пол. И взорвется. Обхватив пакет руками, я бегу в столовую. Чудо-мальчик будет в восторге.

За столиком у окна пируют Рик, Марк, Спенсер и Софи (без Ксавье). Из составленных башней цилиндрических бамбуковых коробов с излюбленным всеми лакомством сяолунбао[66] поднимается пар. Если Софи и расстроена, то ничем не выдает этого: она заставляет всех фыркать от смеха в свои чашки с чаем, рассказывая уморительную историю мести, устроенной ею бывшему, который имел глупость ее бросить. Я незаметно запихиваю ей под сиденье пакет с бумажными фонариками.

— Рик, это тебе. — Я опускаю посылку ему на колени, точно пятисотфунтовую гирю, после чего сажусь рядом со Спенсером и наливаю себе чашку красного улуна.

Рик переводит взгляд с пакета на меня:

— О… классно.

Похоже, он доволен, хотя не так сильно, как я ожидала, — пожалуй, пора уже перестать без конца анализировать его поведение.

Я кладу себе на тарелку порцию морского окуня на пару, не давая воли любопытному взгляду, пока Рик рвет коричневую бумагу. Может быть, я увлекаюсь только недоступными парнями, чтобы не подвергать себя опасности. Может быть, так вышло и с Риком, вот почему я все время мысленно возвращаюсь к тому моменту в баре, когда взяла его за руку.

— Мило, — говорит Спенсер, и я поднимаю глаза.

Рик развязывает лавандовые ленты на белой коробочке, внутри которой оказываются лотки с шоколадными конфетами в форме белочек, птичек, желудей, судя по всему, домашнего приготовления. Когда он вытаскивает их из самой прелестной коробочки, которую я когда-либо видела, ему на колени сыплется серебристое конфетти. Я воочию вижу, как Дженна с ее шелковистыми черными локонами выливает растопленный шоколад в формочки, сыплет конфетти. Она даже положила в посылку сухой лед, чтобы шоколад не растаял, — неудивительно, что понадобилась экспресс-доставка.

— Должно быть, она ухлопала на это несколько часов, — замечает Софи.

— Вовсе нет. Дженна очень расторопная. Ей нравится заниматься такими вещами.

Рик ужасно заботливый. Он угощает нас конфетами. Я беру желудь с идеальной малиновой начинкой.

— Объеденье!

Я вонзаю палочки в свиную отбивную, пытаясь оторвать кусочек. Прекрасно, что Рика так любят. Я прожигаю взглядом мясо: почему оно сегодня такое жесткое?

Софи откусывает голову у шоколадной птички.

— Сколько вкуснятины она успеет тебе прислать, прежде чем придется платить экспортный налог?

Так, значит, это не первая посылка с гостинцами!

— Закрой! Свой! Рот! Софи! — огрызается Рик. — Она скучает по мне. Вот и все.

Он сует в рюкзак пухлое письмо, передает последний лоток с конфетами на стол благодарным вожатым и тянется к окуню.

На следующий день солнце уже стоит высоко в небе, когда меня будит скрип нашей строптивой двери. Входит Софи в черной рубашке Ксавье. Я сажусь на постели. Вчера вечером моя подруга вышла из клуба «Электро» под руку с ним. Волосы у нее взлохмачены, губы припухли. Опустившись на колени между нашими кроватями, Софи разворачивает бархатистый красный коврик. По роскошному шелку расстилается сеть переплетенных виноградных лоз и белых цветов.

— Ух ты, его подарок?

Я тру глаза, ошеломленная как состоянием подруги, так и экстравагантным подарком.

— Он оставил его для меня за дверью.

Софи достает золотую английскую булавку, которой, по-видимому, была приколота страстная любовная записка.

— Шикарно. У него отменный вкус.

Это его способ загладить вину после ссоры? Подарок действительно прекрасен, лучше не придумаешь, и даже больше того, потому что Софи его не выпрашивала.

— Наверное, стоит целое состояние. — Моя подруга приглаживает свою растрепанную шевелюру. — Конечно, Ксавье может купить весь рынок, и все же!

— Так вы помирились? Как?

— Женские чары помогли. — Софи слегка пританцовывает, покачивая бедрами, загадочно улыбается и наконец плюхается на кровать. — О боже, Эвер… Я на полном серьезе готова родить ему дюжину ребятишек. — Она садится и помахивает сегодняшним обеденным меню. — А вечером все выйдет на новый уровень. Приборы серебряные или золотые?

— Серебряные, — отвечаю я, дотягиваюсь до одного из шелковых мешочков с гостинцами, которые мы упаковываем, и высыпаю в него горсть леденцов.

Моя задача — играть преданную подругу, пока Софи будет стараться произвести на Ксавье впечатление своей семьей; затем я буду занимать ее родню, чтобы дать им возможность тайком сбежать в тетушкин сад на крыше, где они проведут восхитительный субботний вечер. Я полна решимости помочь подруге устроить идеальные выходные.

— Рыба или мясо? Или и то, и другое?

— То и другое? Сборная солянка? — Я завязываю атласный бантик, кладу мешочек с гостинцами на верх растущей кучи на столе Софи и тянусь за следующим. В моей новой подруге впрямь есть что-то и от забавной милашки Перл, и от неугомонной чертовки Меган, а впрочем, Софи Ха — единственная в своем роде. — Какая разница!

— Эвер, что бы я без тебя делала? — Софи протягивает мне стопку красивой писчей бумаги. — Вчера обнаружила. Возьми немного, — настаивает она, снова проявляя свою обычную щедрость. — Знаешь, если бы я поехала в гости только с Ксавье, получилось бы слишком неловко. Тебе же известно, как в азиатских семьях относятся к появлению в доме поклонников. Особенно мой дядя. Он восхищается семьей Е.

— Мои родители прямо взбесились бы, приведи я своего парня знакомиться с ними.

— Вот почему со мной приедут просто друзья по лагерю. С тобой и Риком все будет гармонично. Идеально!

Я пролистываю стопку, а Софи подлетает к зеркалу, словно вихрь нервной энергии. Эта взбалмошная красавица уже несколько дней почти не ест. Серебро, замысловатые меню, мешочки с гостинцами — понимает ли она на самом деле, чего хочет от этого уик-энда?

— Эй, а это еще что? — Софи наклоняется у двери и машет мне квадратиком бумаги для оригами. — Эвер! Опять твой тайный воздыхатель!

— Что? Не может быть!

Я соскакиваю с кровати. Новый рисунок! Из цветных — синих, ржаво-рыжих и зеленых — пятен, если смотреть на них с расстояния вытянутой руки, складывается… моя фигура. Я балансирую на кирпичном выступе во дворике, раскинув руки и отставив одну ногу, мое бирюзовое платье колышется на ветру.

— Какое чудо!

И кто же его сотворил? Вчера Рик, Марк и еще несколько парней играли в футбол при зрителях — этот набросок мог сделать кто угодно.

— Вот бы меня кто-нибудь так изобразил! Это уже четвертый, да?

— Ага. — Я переворачиваю рисунок, ища какую-нибудь зацепку, намек на художника. — Мне ведь должно быть страшно, разве нет?

— Этот парень вовсе не извращенец. Он романтик. Может, это Марк? Ты ему очень нравишься.

— Не в этом смысле, — возражаю я. Он мне действительно как брат, в отличие от Рика. — К тому же он, кажется, предпочитает мальчиков. Возможно, это кто-то, с кем я пока не знакома.

Или Рик… Вдруг он только притворяется, что помогает мне искать того парня, а сам и есть таинственный художник. Могу представить, как были бы счастливы родители — при мысли об этом меня захлестывает новая волна гнева. Я ни за что не доставлю им такого удовольствия.

— Ну, кто бы он ни был, — Софи дергает нашу дверь, которая еще сильнее разбухла после недавних дождей, — он не сумеет (опять рывок) вечно хранить свою тайну!

Взяв полотенце и зубную щетку, я следую за Софи в душевую мимо Грейс Пу и Маттео Дэна, которые дрыхнут, точно пара кошек, на диване в холле. Маттео, как оказалось, действительно несдержан: он загорается как спичка, багровеет, шумно ссорится в коридоре с Грейс и в результате обязательно что-нибудь ломает — доску объявлений, лампу, палец на ноге; но, судя по всему, они снова помирились.

В душевой склонившаяся над раковиной Лора в цветастой ночной рубашке поднимает глаза. В руках у нее скомканная простыня — она пытается оттереть пятно от месячных. Когда мы входим, бедняжка краснеет как свекла.

— Паршиво, — говорю я.

Одновременно Софи произносит:

— Пусть Дэвид отстирывает.

Лицо Лоры принимает угрожающий лилово-баклажановый оттенок. Она переводит взгляд с меня на Софи:

— Ну нет, не буду я его заставлять.

Ой! Эти пятна не от месячных. Когда глаза Софи встречаются в зеркале с моими, я тоже заливаюсь краской. В сущности, я совсем дитя.

— Просто будь осторожна. — Софи сует зубную щетку под кран. — Несколько лет назад одна девчонка вернулась домой беременная…

— Аймэй? Ни цзай нали ма?[67] — Кто-то стучит в дверь и зовет меня по имени.

— Черт, это же Мэйхуа. — Лора прижимает к груди мокрые простыни и пятится в душевую кабинку, оставляя за собой мокрые следы.

С тех пор как Ксавье и Минди уличили в несоблюдении правила «Мальчикам и девочкам в комнатах вместе не запираться», ни одного нарушителя больше не сцапали, однако никому не хочется стать следующим показательным примером.

— Э… минуточку! — Я хватаю бумажное полотенце, вытираю пол и встаю перед кабинкой Лоры, а Софи открывает дверь.

Мэйхуа просовывает внутрь голову, нервно проводя рукой по своей длинной, до пояса, косе. Она закусывает губу с таким видом, будто предпочла бы оказаться где угодно, только не здесь, и пристально смотрит на меня:

— Ни шэнбинлэ ма?[68]

— Нет, все в порядке. — Я закрываю третий кран и проклинаю себя за то, что привлекла к нему внимание.

— Ты всю неделю пропускала занятия. — Мэйхуа говорит по-английски — значит, у меня неприятности. — В понедельник была смена факультативов, и ты не посетила ни одного занятия по каллиграфии.

Мэйхуа теребит зеленую ленту в косе. У меня замирает сердце. Софи тоже пропускала занятия. Не так много, как я, однако ее никто не выслеживал.

— Гао Лаоши собирается звонить твоим родителям.

— Ой! Не надо! — Я протискиваюсь мимо вожатой в коридор, уводя ее подальше от Лоры. — Я как раз собиралась на каллиграфию.

Я беру в столовой булочку с кунжутом и выхожу на задний двор, где в чашу фонтана изо рта бежевого каменного карпа льется вода. Послеполуденное солнце припекает, но душно — видимо, будет дождь. Когда я заворачиваю за угол на пути к спортзалу, мне чуть не сносит голову просвистевшая надо мной длинная палка. Волосы у меня взметаются, я пригибаюсь и наталкиваюсь спиной на стену.

— Что за…

— Ой, прости, Эвер. — Рик хватает меня и рывком ставит на ноги, криво ухмыляясь. В руке у него посох бо[69] в тигровую полоску. Он орет и тоже пригибается, когда появляется еще один посох. Рик замахивается на парня, которого я не узнаю, его плечи под синей рубашкой вздымаются. Полуприсев в боевой стойке, он атакует соперника. Все пространство бокового двора заполнено треском ротанговых посохов, пары бойцов яростно сражаются друг с другом, Лихань раздает указания. Мне уже доводилось заглядывать на факультатив по палочному бою. Я с завистью наблюдаю, загипнотизированная происходящим. Поворот, взмах, короткий удар. Атака, контратака. Рик отражает очередное нападение.

— Ты рано встала, — кричит он мне.

Вот дурачина: уже второй час.

— Слишком рано. — Я показываю Рику средний палец, вызывая удивленный возглас у его напарника. А затем осторожно пробираюсь мимо бойцов в спортзал. За моей спиной слышится негромкое хихиканье Рика.

Факультатив по каллиграфии занимает четыре стола в дальнем конце зала, рядом с трибунами. Я прохожу мимо факультатива по танцам с лентой: Дебра, Лора и другие девушки размахивают палками с шелковыми лентами, рисуя в воздухе желтые, красные, оранжевые спирали и узоры. Грациозная инструкторша демонстрирует базовый танец, и я обнаруживаю, что мысленно улучшаю его: хорошо бы применить обратное вращение, увеличить дугу…

Некоторые девушки в отличной форме, с хорошим чувством ритма. Я должна была бы танцевать с ними, но — мадам Сыту, «Лебединое озеро»… Я ищу собственный путь.

Столы для каллиграфии разделены на отдельные участки: стопки больших листов рисовой бумаги, чернильные камни[70], бамбуковые банки с длинными кистями. На нескольких мольбертах у трибун выставлены образцы каллиграфии. К моему удивлению, они совсем не похожи на жуткие иероглифические таблицы в китайской школе. Это произведения искусства.

— Эвер Ван!

Знакомый низкий голос превращает мое имя в песню. Ксавье садится рядом со мной. Трясет головой, убирая с глаз волнистые черные волосы. Его рука касается моей, мое лицо вспыхивает. Он придвинулся слишком близко.

— Наверное, за тебя тоже факультативы выбирал папа, — говорю я, слегка отодвигаясь. Надо быть дружелюбной, но отчужденной. С тех пор как Ксавье начал встречаться с Софи, я еще не виделась с ним в ее отсутствие.

— Типа того. — В его темных глазах вызов, как в самый первый день. Сигнал бедствия. Спасите, помогите!

Оглядываюсь в поисках поддержки. Но я плохо знаю ребят с этого факультатива.

— Итак, — говорит Ксавье, — сегодня едем к тетке Рика и Софи.

— Да, — отзываюсь я, — будет весело.

После чего поворачиваюсь к нему спиной и листаю учебник с причудливыми иероглифами.

Надо приноровиться держать мао би — каллиграфическую кисть с мягким кроличьим, козьим или волчьим волосом. Левшам рекомендуется переключиться на правую руку, иначе кончики черт не будут выходить как следует; впрочем, наша преподавательница сама левша и позволяет мне пренебрегать этим правилом. Мы практикуемся в медленном и быстром написании. Мне преподают мини-урок по работе с тушью, и я растираю ее в ритме песен, под которые занимаются танцовщицы с лентами. Лучше бы мой учитель в китайской школе научил нас пользоваться кистью и чернильным камнем, а не копировать сотни иероглифов. Может, тогда я продержалась бы там подольше.

Во дворе продолжается занятие по палочному бою: сквозь стеклянные двери слышны удары бо. Мне жутко хочется покрутить в руках посох, но у меня только кисти для рисования. Впрочем, умиротворенная музыкой с соседнего факультатива, я ловлю себя на том, что увлеклась иероглифами и сосредоточилась на правильном прописывании черт.

— Сянпин, это очень красиво, но задание было — переписать стихотворение, — говорит учительница севшим голосом, обращаясь к Ксавье.

Этот диалог уже имел место. На листе у моего соседа по парте всего один иероглиф: квадрат с чертой посередине, означающий «солнце». Причем Ксавье успел подурачиться: пририсовал ему детские лучики.

Парень моей подруги пожимает плечами, даже не думая брать в руки кисть. Ясное дело, он получил наибольшее количество штрафных баллов, потому что не сдал ни одного задания по китайскому языку и китайской медицине. «Разве всех остальных не задолбало, что с нами обращаются как с маленькими?» — защищала его Софи, когда мы как-то вечером затронули эту тему.

Преподавательница каллиграфии беспомощно усмехается и идет к другому ученику.

Прежде чем я успеваю отвести взгляд, Ксавье посылает мне ленивую улыбку, и я вспоминаю, как однажды он поцеловал меня в костяшки пальцев. Затем он окунает свою мао би в чернильницу и начинает рисовать на чистом листе рисовой бумаги. Судя по плавным мазкам, мой сосед рисует не иероглифы.

— Тебе опять достанется, — шепчу я.

Но ему плевать.

— Само собой, — пожимает в ответ плечами Ксавье.

Я ловлю себя на том, что медленно придвигаюсь к нему, но он закрывает рисунок рукой.

— Что ты рисуешь? — наконец не выдерживаю я.

Ксавье щурит глаза в дразнящей усмешке:

— Через минуту покажу.

И заставляет меня ждать целых пять минут. Но в конце концов протягивает листок. Я застываю, точно пораженная молнией. Знакомыми цветовыми пятнами изображен спортзал, в котором мы находимся. На сушилках висят кисти мао би, напоминая камыш. Сбоку кружатся танцовщицы с лентами. А посередине листа в безошибочно узнаваемом стиле нарисована… девушка.

Я.