Солнышко уже начало подниматься. Такая уж у него обязанность — подниматься каждое утро. Ехать нам нужно было недалеко — в новое село Лиман.
Собственно говоря, село это не новое, старое село, но жить начали там по-новому, по-артельному. Коллективно. Организовали в селе первую в районе сельскохозяйственную артель «Путь Ленина».
Зашли во двор Петра Ивановича. Из степи потянуло свежим запахом ржи и конопли.
— Ну что, друг, подвезете?
У Петра Ивановича слабовато с индивидуальной техникой. На веревочках построена его техника: для «удобства» он привязывает к телеге доски бечевкой и прибивает ржавым гвоздем.
— Сколько раз я заходил в кооператив. И все: гав-гав! Гвозди есть? Нет! Ремни есть? Нет! Кооператор, говорю. Гнать бы такого кооператора метлой!..
И Петр Иванович сказал, какой именно метлой гнать такого кооператора.
— Если б там человек направлял дело. А то… Затесался такой, черт знает что… Хату себе вон какую под железной крышей поставил! Коровы, овцы… и земельки прихватил… То на тещу, то на свата, то на брата… И какая земля!… Одна пахотная! Хитрющий виндувалист… Тому литр, тому пол-литра… И пролез… Пролез и все к себе, все к себе тянет… Такой смиренный да тихий… Живым к богу лезет. Нет на него двадцатого года. Ух!..
Петр Иванович запряг, и мы поехали. Возок наш скрипит и дребезжит, стучит и насвистывает. Будто не возок, а фисгармония.
— А вы хорошо знаете дорогу? Это вон туда…
— Слышал, знаю. В прошлом году приходилось бывать. О, я куда проеду раз, то все доподлинно припоминаю. Иной семь раз проедет и обязательно собьется. А я нет, я — раз проехал и уж черта с два собьюсь. А другой — так просто смех берет. Вот недавно Кириллов сын едет и спрашивает: «Дядька Петро, сюда ли я поехал? Мне на Шевченковскую». — «Так чего ты, говорю, сюда заехал, тебе вон туда надо… Это же, говорю, не такая мудреная штука. Выедешь на высокий бугор — и ты прямо в селе. Потом поворачивай влево, налево у дороги будет хата Грицька Ганды. Хотя, говорю, там теперь живет его сын Омелько, а старый Грицько выехал. Одни говорят — к старшему сыну в Полтаву перебрался. Старший сын в Полтаве в депо машинистом работает. А другие — мол, в Плоское к брату Панасу уехал. Панас давно в партийных состоит. Такой брат — куда ваше дело. Герой! Он и на фронтах, в Красной Армии был. Гонял и патлатых, и кудлатых. И Махно, и Петлюру гонял. Панас этот в Плоском артель организует. Возможно, Грицько к нему переехал. Григорий тоже такой — никому спуску не давал. Его на хуторе во власть выбрали. Оно какая власть? Бедных вдов коровками наделял! И мне, как комбедовцу, корову определили, дерева на хату дали. Но-о!..
Жить стало легче. Но тут началась чертовщина — немцы пришли. В касках, а с ними двое с черными хвостами. Один из них здешний: сынок Лобачова… Кулак был, душа из него вон!
Приезжают верхом на конях и сразу цап Грицька за грудки: «Рассказывай, голодранец, где ваша гарнизация?..»
Погнали Грицька Ганду в долинку, туда за пруд, за вербы. Пропал, думаем, человек. Замордуют палачи.
Вывели в долинку и кричат: «Говори, где брат? Где твои большевики?»
«Не знаю, — говорит, — мое дело сторона».
«Врешь, голопузик, знаешь! Ты же у власти был?»
«Какая я, — говорит, — власть? Вы вот когда подходили, ревкомовцы сели на телегу и уехали».
«Куда уехали?»
«Ей-богу, — говорит, — не знаю. Может, на Харьков, а может, и дальше. Они мне ничего не сказали. Уехали они, а вас нет и нет. Собрался народ. Кого, спрашивают, назначим на этот промежуток? Ну, а народ в один голос а крикнул: «Грицька назначим! Старый, глупый, ни кола ни двора, — если и убьют, то не жалко!»
Какой-то из карателей, видать главный, в очках, ударил Грицька дважды нагайкой по спине и говорит: «Господа! Разве вы не видите: дурак дураком! Оставьте его!»
Отстегали Грицька нагайками да и бросили в канаву. Но как потом оказалось — Грицько все знал. И ружья, и всякие припасы он партизанам передавал.
Да, вернее всего, к Панасу уехал, потому что, говорят, хутора тоже в их артель пристают.
Но-о!.. Шагай веселей!
Да!..
Вот я Кириллову сыну и говорю: «А потом, парень, бери правее, правее… Сбоку будут вербочки. За вербами левада. За левадой опять вправо, вправо…» Там когда-то выгон был. Ничего не сеяли. Разве нашими плужками да нашими лошадками поднимешь такую целину? Туда хороший плуг надо. «А сколько же, — спрашивает Кириллов сын, — еще верст будет?» — «Да так, говорю, чтоб тебе не соврать, верст, верст… по-старому четыре было… Может, теперь что набежало? Кто знает?» Но-о! Хвостом машешь!..
Словом, парню разжевал и в рот положил. А вот сбился парень с дороги. Молодой, не тертый, не бывалый… Я уж… нет, уж не беспокойтесь. Довезу в самый раз.
Возок дребезжит, а Петр Иванович уверяет нас, что он сроду не плутал, и вдруг — стоп!
— Тпрр!.. Волки б тебя съели. Куда это ты нас завезла? У, чертова скотина!.. Я зазевался, а она!.. Стой! Крутишь головою!..
Повернули назад, начали искать настоящую дорогу. Искали, переспрашивали. Нашли дорогу, выехали, и тут другая беда приключилась: начали съезжать с горы, а на лошадке шлея лопнула.
— А, сгорела б она! Вот вам и ремень!
Начал Петр Иванович сбрую чинить — со штанов поясок упал.
Молодухи идут мимо, смеются:
— Держите, дядько, штаны, а то убегут.
Сказал им Петр Иванович кудрявенькое словечко, поправил что нужно в сбруе, стегнул лошадку кнутиком, и возок покатился. Только ненадолго. Пришлось еще раз Петру Ивановичу соскакивать и подтягивать супонь:
— Сгнила б она, проклятая! Как ехать, так и разладится!..
Теперь уж Петр Иванович как сел, так ни слова не сказал. Все думал. О чем он думал, кто его знает.
Может, о том, кто затесался в кооператив да все к себе тянет… Все к себе… А может, Петр Иванович думал, что единоличная техника — ерунда. Надо из нее скорее на широкий путь выбираться. Переходить на социалистический лад.
Может, он именно так думал: коллективом лучше жить, лучше хозяйствовать.
Говорим, неизвестно о чем думал симпатичный Петр Иванович.
А только, когда мы подъехали к артели «Путь Ленина», у Петра Ивановича радостно засияли глаза. Засияли, потому что увидели на полях таких же, как и он, крестьян, которые вместе сеяли, вместе пахали и, возвращаясь домой, вместе песни пели.
Наверное, Петра Ивановича одна-единственная мысль радовала: «Хорошо жить там, где гуртом работают люди!»
Побывали мы еще раз в колхозе «Путь Ленина» и опять встретили симпатичного Петра Ивановича. Директор МТС сказал нам:
— Рекомендую! Непременно заезжайте в колхоз «Путь Ленина». Познакомьтесь, товарищи, как там славно хозяйничают.
— А кто же нас подвезет? — спрашиваем.
— Кто? Да председатель колхоза вас и подвезет. Василий Петрович! — позвал директор. — К тебе люди хотят заехать. Подвезешь?
— А почему добрых людей не подвезти? Прошу! Садитесь! — пригласил Василий Петрович и открыл дверцы голубой «Победы». — Садитесь рядом со мной. Я и председатель, я и шофер. Сам управляю…
Дорогой разговорились.
Василий Петрович — агроном. Его колхоз посылал учиться. Закончив Полтавский сельскохозяйственный институт, Василий Петрович с дипломом агронома приехал работать в родное село…
Работал агрономом, а затем колхозники избрали его председателем колхоза.
Ехали, беседовали и не успели оглянуться, как легковая машина прямо в колхозный сад вкатила.
Роскошный сад вырастили колхозники, чудесный, в нем высокосортные груши, яблони. Обильные плоды крепкие ветви книзу пригибают.
За садом на пригорке — школа. Светлая, просторная школа-десятилетка. Больница хорошая в селе построена.
Хороши в детские ясли. Детей в ясли не носят — возят. В колхозе более тысячи велосипедов, двадцать два мотоцикла. Есть на чем маленьких ребят привезти в ясли. Подвозят без опозданий.
Телятницы, свинарки, доярки посмотрят на часы — пора! Закрутят педалями и айда с юным поколением в детский санаторий.
Чудесным стало обновленное село. Зажегся электрический свет в окнах, и в каждую хату радио из Москвы передает счастливые песни.
Что и говорить — славно колхозники живут, славно и хозяйничают. Одних дойных коров шестьсот голов. А телок тысяча, да еще и двести двадцать!
А поросят, ягнят?…
Какие прекрасные коровники, свинарники построили. Выстроили и различными механизмами их оборудовали. Долго мы с Василием Петровичем ходили по колхозу, а потом в клуб завернули.
Идем, а навстречу нам… Кто бы, думали? Петр Иванович. Пожилой, но статный, выбритый, в вышитой сорочке, направляется в клуб.
— Отец, а где же мама? — спросил Василий Петрович.
— Мать раньше с Галкой ушла в клуб. Галя из Донбасса в гости приехала.
Вспомнили, как мы когда-то ехали с ним да непредвиденные остановки делали.
Петр Иванович добрым словом вспомнил и Панаса, и Грицька.
Какие дорогие люди! Не зря они, стиснув зубы, мужественно дрались за победу великого дела.