Высокие-высокие горы. Каменистые. Скалистые…
— Туда двинемся! — подала клич Правда. — Туда, на горы высокие, на горы крутые. На горы кремнистые, тернистые… Всенародно двинемся, чтобы черные тучи разогнать и печаль и горе людское одолеть!
Сильные духом сразу, без всякого колебания, смело пошли. Мужественно шли, радостно пели и с радостью призывали:
— Веди нас, Правда, веди!
Слабые заколебались. Тихонько говорили:
— Скала… Тернии… Не долезем!..
Это одни, а другие:
— Полезем, а нас в дороге настигнут снега да подуют ветры. Да, не дай боже, поднимется метель… И получится так — ни в гору, ни под гору…
Третьи иной акафист пели:
— Что мы на той круче забыли? А? Чего мы там не видели? А? Такое придумали — черт знает куда переться! К самым тучам карабкаться! Разве нам в долине плохо? Жили же наши деды в низине, жили и прадеды. Жили, век свой проживали и никогда на такую высоту не взбирались. А нас черт несет!
Оно бы, конечно, можно и попробовать, есть ли на горе мед. И как его там раздают — на кило или, по-старому, на фунты. Так, видите, уже и сейчас веет, веет-повевает… Мокро, скользко… Если дорога станет сухой, гладенькой, ровненькой… Тогда — да! Тогда возьмем ложки и палки и потихоньку-полегоньку начнем карабкаться. Говорим — были и такие, были и этакие!
— Куда — вон туда? На данном этапе и при данной технике мы не доберемся. Вершина эта нам не под силу. Какие гиганты человеческого разума до этих высот добирались — и то не добрались. Ей-богу, не тащите людей в пропасть! Посмотрите, какие глыбы! Колоссаль!.. Сорвешься — прямо в пропасть дурной тыквой угодишь!
А Правда непрерывно звала:
— Вперед! Только вперед и вперед! Кто в лаптях, кто в холщовых рубашках — за мной! В гору и в гору!
Шли… Шли и спотыкались… Шли и падали… Поднимались, вставали и снова храбро и терпеливо шли…
Прибегали всякие желтые, серые, белые, пепельные. Лопотали, шептали:
— Мужички… Деревенщина… Вы куда — в гору? Что вы, галушками объелись? У вас же дома поросята, телята… А ну-ка, хлопец, подойди. Ну-ка, опрокинь чарочку!
А хлопец:
— Дядька, не надо. По-хорошему говорю — отойдите!
А товарищ хлопца, еще больше горькой жизни хлебнувший:
— Кому говорят — уйди! Тебе говорят — уйди, гад! А то сам с ушами в землю войдешь!
А пепельные ехидно нашептывали и ехидно припевали:
— «Разлука ты, разлука…» Бабоньки! Вы куда? Куда вас черти несут? В гору — да? За равноправным венком — да? А бога забыли? Милостивый вам же завещал: «Жена! В гору не беги, косы заплети да борщ вари и перед мужем поясницу гни!» Ты чего, курносая, смеешься?
А курносенькая:
— Вы, дядя, простите, малахольный! У нас вчера на собрании мужья и жены единодушно решили: «Отречемся от старого мира».
А седенький, старенький кочегар сказал смутьяну:
— Ты чего воду мутишь? Зачем теткам баки забиваешь?
— А тебе чего, старина, надо? Я культурно пою: «Маруся ты, Маруся, отравилась колбасой тпру-тпру…» Отойди, не лезь в глаза.
— Не отойду.
— И почему ты такой вредный — не отходишь?
— А потому…
— Почему?..
— Почему, почему… Присматриваюсь. Ты случайно не сынок Пуришкевича?
Шум, гам, крик поднялся:
— Поймали!
— Кого поймали?
— Зубастую акулу поймали.
Словом, зубастые вдоль и поперек прыгали и сновали. Сновали тут и елейные:
— Слыхали, говорят, в Донбассе голодранцы вскарабкались на высокую-высокую гору. Залезли да и смотрят — чудо! В небесном сиянии, в золотых ризах сидит бог-отец. Освященным рубцом бог Саваоф достойных причащал. Глянул господь бог — нечестивцы к сияющему небесному престолу лезут.
Слушательница, затаив дыхание, накрест сложила руки.
— К престолу?.. К небесному?.. Лезут! О боже, супостаты! Таки долезли?!
— Верьте, сестра, не верьте — с черного хода проскочили. Подходят, а бог-отец и спрашивает: «Вы, замурзанные, чего вы притащились? Какая вас анафема сюда направила?» — «А ты кто?» — спрашивают нечестивцы. «Я есмь бог Саваоф». — «Какой это Саваоф?» — «Всевидящий, всемогущий и всесильный!» — «Подумаешь, цабе! Слазь!» Тогда всевышний как крикнет, как загремит: «Ангелы и архангелы! Мечи обнажите и этих поганцев иссеките!» Множество негодяев погибло. Пусть голодранцы не заглядывают, чем отцы небесные освященный рубец запивают!
— Ох, азиаты!.. Культурных людей наверх не пускают. Вчера отец Никодим просился. «Паства! — молил. — Я с вами пойду». Не допустили, окаянные. Спрашивают: «Что вы, батя, у нас будете делать?» — «Буду, говорит, в горькую годину таинством причащать и молитвой благословлять». Так один супостат поднес грязный кулак к преподобным очам и говорит: «Нюхай, батя, и давай отседова!»
Ведя сложную титаническую борьбу, одолевая лукавые враждебные выпады, Правда непрерывно звала:
— Выше! Вперед и выше! Пусть живет свобода! Пусть живет лучшая людская доля!
Тяжелый, тяжелый путь. Но с победами шли вперед и смело до вершины дошли.
Посмотрели — на горе премудрые архаровцы в касках сидят. Мохнатые, рогатые… Носятся, прыгают и честных, хороших людей с горы сталкивают.
Кое-кто даже из смелых заколебался — такая сильнющая сатанюка зубы оскалила! Гляньте — с рогами!
А Правда:
— Люди труда! С вами мужество, и сила, и храбрость! Вы не такому черту рога сломали, а этим и хвосты поотрываем. Вперед! Вперед и выше!
С новыми силами двинулись вперед и выше. Развеяли нечестиво-плюгавую орду. Засияли в горах и долинах красные знамена победы. Знамена счастья трудового, свободы и радостной людской доли.