Миниатюры с натуры

ЗДРАВСТВУЙ, БРАТЕЦ МЕСЯЦ ЯСНЫЙ!

Впервые увидев, как по дороге бежит автомобиль, я упал от удивления.

Лежу, а мне кричат!

— Сашко! Хватайся руками за землю!

Я и вправду крепко держался за землю и зачарованно смотрел: какая же это сила толкает его и подпихивает?..

Все село приворожила удивительная машина. Тюкать не тюкали, а креститься крестились.

— Такое чудо! Без коней, само бежит на колесах!

Автомашина остановилась возле роскошной усадьбы Оверка Кожушного.

По селу ходили слухи: в просторной Оверковой хате вечерами собирались стар и млад. Псалмы пели и с молитвой на устах чертей из грешного тела изгоняли…

Ночью псалмы пели, днем на широких Оверковых десятинах гнули спину: пахали, жали, а молодые полольщицы бахчу пропалывали.

Так и говорили: «заграничный» дядя (не то американец, не то немец, не то англичанин) присосался к хозяину — к Оверку Кожушному.

Сам прилип и штундистскую библию к хозяйскому карману пристроил.

История была такая: иностранный дядя пухленькую библию сначала пешком приносил в богоспасаемую усадьбу, а потом на лошадях, на тарантасе, привозил. А теперь — без коней, на дьявольском газе подкатил.

Помогли молитвы и псалмы…

Во второй его приезд или в третий, а может, и в четвертый (за это время Кожушный успел святым словом добротную маслобойку воздвигнуть) мы, сельские мальчишки, смелее подошли к загадочной машине, стоявшей возле маслобойки.

Трогаем, осматриваем — почему она сама и крутится и вертится?

Сначала нас отогнал иностранный дядя:

— Ви техника ничего не понимайт! Ви харашо понимайт телята пасти!

Оверко Кожушный прогонял выразительнее:

— Что вы, босячня, божественные колеса руками хватаете? Вола за хвост хватайте! Хватайте и с богом кричите: «Гу-гу-гу!..»

«Заграница» по-братски обняла Кожушного за талию, и они, как говорят, два сапога — пара, на всю улицу хохотали, даже брюшко тряслось.

— Замурзанные! Рожденные ползать — ползайте! Машину не лапайте, не пачкайте!

Великий гром грянул — царя скинули. Дышать стало легче.

Но в усадьбе Кожушного изменений не произошло: погремело-погремело и утихло.

Ночью Кожушный, по старому обычаю, громко пел псалмы, а днем в маслобойке подсолнечное давил из грешной братии…

А в автомашинах сновали иностранные дяди…

Удивительную технику создали и трудовому человечеству навеки подчинили славные историко-революционные выстрелы «Авроры» по Зимнему дворцу.

В те волнующие, в те прекрасные дни я ходил возле автомобиля с Гришкой Вухналем, таким, как я, голодранцем-деревенщиной.

А большевик Светлов и говорит:

— А ну, ребята, садитесь на эту буржуйку, да поедем буржуев колошматить… Поедем эксплуатацию уничтожать!

Невыразимо радостный трепет нас охватил. Мы сели в машину.

Чудесная машина запыхтела и повезла нас, чтобы земли и маслобойки народу возвратить.

Кожушные и бормотали и лепетали:

— Царица небесная и бог в трех лицах вещали — недолго будут голодранцы ездить! Вот вам святое евангелие — перевернутся окаянные!

«Заграница» тоже квохтала, предвещала:

— Заводы строят? Без нас не построят! Фундамент под электростанции закладывают? Пусть, пусть!.. Пусть копают! Накопают и сами себя под фундамент закопают!

Иноземные пророки пророчили, иноземные сычи вещали, а мужественные советские люди электросияющий Днепрострой героически сооружали.

Строили и учились. Учились и строили.

Заводы-красавцы росли и украшали Советскую страну.

Пышно зацвели и колхозные степи, густой пшеницей заколосились.

Ушел строить авиационный завод и мой напарник — вместе телят пасли — Василь Чередник. Работал Василь и учился. Инженером-конструктором стал.

Василь — мой дорогой друг, и меня авиационному делу учил и впервые на самолет посадил.

Полетел… Вот тут моя душа на свежем воздухе прямо запрыгала… Самолет качнется, а сердечко забьется! Радуется!

Подумайте — на самые облака забрались!

Прилетели мы и в родное село. Летали и односельчан «воздушными крестинами» угощали.

Вечером только и разговоров: «Вася! До Луны можно долететь?»

Пусть Васе легонько икнется, ласковым словом вспомним: чудесный инженер-конструктор вышел из пастуха. С каким увлечением рассказывал он о великом ученом Циолковском! О тогдашней фантазии будущих полетов в космос.

Признаюсь — я сам слушал его с открытым ртом.

Васю спросили:

— Ты сам летал на Луну?

Вася возьми да шутя и скажи:

— Летал. Прилетел и кричу: «Здравствуй, братец Месяц ясный!» А мне отвечают: «Здравствуй, мать сыра Земля!»

— Ну и как там? — допытывались односельчане. — Есть ли сельсовет? Равноправны ли там женщины? Или их, может, и поныне угнетают? Есть ли детские ясли, детские сады?

— Детских яслей нет, а женщины есть. Хорошие женщины, замечательные, но их пресвитеры покорными ангелицами сделали.

— А песни поют?

— Нет. Благочинные строго-настрого наказали: каблучками не выбивать и песню «И хліб пекти, й по телята йти…» не петь! И боже сохрани земного мужчину вечерком под вербами поцеловать. Словом, с молитвенником предупредили: ничего, сестрицы, не творите и деток не плодите!

— Да неужели такое? Ни обняться, ни поцеловаться? А женщины молчат или протестуют?

— Затосковали женщины, заплакали. Но услыхали по радио, что на советской земле женщины больших успехов достигли. Работают и учеными, и инженерами, и академиками, и депутатами, и агрономами, и астрономами. Услыхав все это, архиерея на высокую гору загнали, бороду общипали и рясу оборвали. Кричат: «Будем петь, будем танцевать! Будем работать и будем деток рожать!»

— Вот это по-нашему! А архиерей удрал?

— Куда же от баб убежишь? Схватили его тетки за грудки и спрашивают: «Признавайся, врал, что деток святым духом плодят?» — «Сестры! — вскричал архиерей. — Помилуйте меня, грешного! Ей-богу, врал! Живите, сестрицы, по-земному. На рай небесный не надейтесь! Я сам вчера проголосовал, чтобы там организовали художественную самодеятельность, А то такая скука — мухи дохнут».

— А что он делал, когда увидел, что вы подлетаете?

— Перекрасился… Увидел — подлетаем, дал знак, и архиерейский хор как грянет: «По долинам и по взгорьям шла дивизия вперед!…»

— Шутишь, Вася… Но нас интересует не это. Нас интересует главное: значит, признался — врал?

— Признался!

Великий Октябрь волю и силу трудовую возродил и первоклассную технику создал.

И еще: кто плуги ковал, кто телят пас — в техническом прогрессе стал реальнейшим фантастом.

Мы первыми в мире с далекой Луной ракетно поздоровались!