Второй раз женился и на другую квартиру переселился. Квартира, скажу вам, — дворец! Светлая, чистая, просторная. А мебель какая пречудесная: шкафы, диваны, тюльпаны…
Умела моя жена роскошную квартиру приобрести. Умела и квартиру обставить, и мебель расставить. Правду не скроешь, сумела и меня к себе причаровать….
Вчера, значит, перебрались в новое семейное жилище, Лена, моя молодая хозяйка, — статная, полненькая, хорошенькая, — предупредила меня: со своими порядками в чужой монастырь не суйся. Выполняй то, что я тебе скажу: собачку корми три раза в день, а кота и корми, и мой в ванной через день.
Первую жену, я вам из практики скажу, не сразу распознал. Как это говорят — не раскусил… Будто и по сердцу, и по душе. Жили мы, ей-богу, дружненько. И вот, вы только подумайте — однажды утром прихожу я от верного товарища домой, а она меня ни с того ни с сего тряпкой по роже — шлеп! Да еще если бы сухой, а то мокрой-мокрющей, как стеганула по затылку, даже чвакнуло.
— Где ты шлялся? — крикнула. — По морде вижу, всю ночь горькую хлестал!..
Слышите, уже я и не выпивал, а как та свинья — хлестал. И уже у меня не лицо, а морда! Эге-ге, думаю, ты уже мне не голубка!
А тут произошло событие, которое меня настойчиво толкнуло — ищи себе другой приют.
Получил я одновременно зарплату и премиальные и пошел с закадычным дружком покропить премию…
Проснулся рано утром и не разберу, где я. Где я и где мой пиджак. Да и в карманах, как вы уже догадались, гуляет ветерок. Смотрю, ко мне подходят какие-то хорошие люди, я и прошу: займите, пожалуйста, гривенник. Больше не надо, только гривенник, чтобы на автобусе доехать домой, к жене.
Поглядев на меня, они спросили:
— А что с вами? Потеряли деньги или что?
— Да вышло, — говорю, — такое: вчера я получил зарплату и премию, посидели немного с дружком, и вот не знаю, то ли я их потерял, то ли вытащили, то ли с чаркой поплыли.
— Вот оно что!.. — промолвили. — Теперь поедете домой, что же вам жена скажет?
А я им честно и отвечаю:
— А чего же вы хорошего хотите от жены?
Приехал. Зашел. Жена сидит у порога. Всю ночь не спала: все меня ждала. Ждала и с надеждой рассуждала — с этой зарплаты надо одеть сына. А я, как вы уж догадались, домой принес от той зарплаты одно воспоминание…
На этот раз ничего не сказала, веником не махала и тряпкой не стегала. Пошла и легла возле сына.
Прихожу с работы, глянул — на столе записка лежит:
«До свидания, шаромыжник. Пей, чтоб тебя разорвало! Бросишь хлестать — приду, не бросишь — прощай!»
Прочитал и про себя подумал: придешь не придешь, голубушка, а играть на моих нервах я не позволю.
Ушла от меня жена, и начали меня тогда соседи шельмовать, корить: такую, говорили, славную жену свел с ума — пропил!
Переселился и, откровенно скажу, снова попал в царство темноты. Сосед справа почти каждый день устраивает шумные кошачьи концерты.
Спрашиваю:
— Уважаемый и почтеннейший сосед! Что у вас, извините, по вечерам происходит? Ваш котище до такой степени мяукает и визжит, что даже в ушах звенит.
— Исполняю, — говорит, — чистоплотные функции: купаю кота.
— Так и я ведь кота купаю, но он не воет шакалом.
— Так вы, наверное, только купаете кота, а я своего еще выкручиваю.
Ну и соседушки!..
Проходят дни. Со временем, говорят, и человек становится мудрее. Начал клуб посещать, как дискуссия — и я там, как вечер вопросов и ответов — я в первых рядах сижу. Спрашивают, что муж должен делать перед тем, как варить обед.
Первым ответил я.
— Муж должен помыть руки с мылом и позвать жену, пусть начинает чистить картошку.
По залу пробежал смешок. Подумал: значит, моя голова еще варит…
Второй задают вопрос: собираясь на охоту, что прежде всего охотник должен положить в рюкзак? Снова я первым поднял руку. Говорю: прежде всего охотник должен в рюкзак положить хоть каких-нибудь поллитра.
Ей-богу, кое-кто громко засмеялся и зааплодировал.
Третью загадку-шараду задали такую: кому легче и удобнее вертеться среди людей — лысому или дураку?
Я сразу эту шараду раскусил: дураку, говорю, легче.
— Почему? — спросили.
— Потому, что не так заметно.
— Правильно, — крикнули и зачислили меня в актив клуба.
Но дома все пошло «вверх дном»: Лена забастовала.
— Мне, — говорит, — клубные активисты не нужны. Я тебя брала на квартиру с надеждой, что ты будешь кормить животных. Чтобы от голоду не мяукали. Понял? Так вот забирай свои манатки и катись на все четыре стороны.
Забрал я свои пожитки, вышел на улицу и стал рассуждать. Думал, думал и надумал: пойду к моей любимой Наталочке, упаду на колени и скажу: во имя сына — прости. Ты моя милая, ты моя единственная!