Пресвитера Михаила Галасливого мы знаем давно. Знаем все его апостольские деяния.
Горилку на людях пил — перестал. Не подобает по евангельской летописи горькое зелье глотать.
Трубку курил — курить бросил.
Любить молодиц не переставал: по святой библии молодицы считались сестрами Христовыми.
Впервые, когда богу угодный Михайло Галасливый облачился в тогу пресвитера, он, выйдя из молельни, услыхал, как молодая красивая сектантка Килина, держа в руках библейское писание, колоратурным сопрано запела:
Коли б мені, господи, та й повечоріло…
Пресвитер Михайло вокальный талант ближней своей оценил с позиций праведных: сестра во Христе требует индивидуального подхода.
На очередной проповеди прихожане спросили преподобного учителя:
— Отче, пожалуйста, расскажите: почему сестра Килина удостоилась вашей высокой чести? Под небесными звездами, под пение славословия показывала вам, где просо растет, а где гречка цветет…
Отец пресвитер с видом святого смиренно ответил:
— Братья и сестры! Вместе ходите и вместе гречневую кашу варите! И говорю: сестры! Не допусти вас боже кашу варить с богоотступными бригадирами. Аминь!
Отводил глаза пастве своей. На путь истины наводил.
Однажды сестрица возьми да и спроси:
— Батюшка, поясните мне, почему это так: церковные наставники душу искали в пазухе, а вы душу ловите аж… аж…
Пастырь в самое ухо шепнул сестре:
— Небесными велениями мы, отцы пресвитеры, удостоены — когда и как…
— Вам, отче, виднее. Ловите душу, наставляйте ее на праведный путь…
И елейно-преподобный Михайло Галасливый ловил и наставлял…
Наставлял словом божьим:
— Глад и мор ждет всех, кто бога в себе не ищет, кто пастыря от себя отталкивает.
И потихоньку гладил смазливую сестрицу — божеское искал…
Блуждал-блуждал пресвитер Михайло по разным краям и притащился в наше село. В нашем селе и начал свою пастырскую деятельность. Об этом попечении заблудших душ и я слыхал. Слыхал, как две тетеньки говорили.
— Что ни говорите, кума, что ни скажи́те, — начала первая, — а отец Михайло, ей-богу, рожей на святого не похож. Вот, кума, хоть верьте, хоть нет, он какой-то… будто с печки упал…
— Хороший тебе печник!.. От него только в нашем селе уже третья принесла ребенка в подоле. А хату какую воздвиг — дворец!
Гонялся-гонялся пресвитер Михайло за сестрами, и сестры, раскусив его, погнались за ним. Бежали с кочергами и ухватами.
— Ах ты!.. Святой да божий!..
В последний раз я видел пресвитера Галасливого в Крыму. Возле Байдарских ворот, там, где бывшая церковь стоит… Теперь там буфет. Крестов на буфете нет, но образ Иисуса на стене висит.
Михайло Галасливый в сопровождении какой-то монашки — очевидно, новую веру основал — подошел к буфету, широко, по-экзархистски, перекрестился и громко произнес:
— Господи! Владыко живота моего, сколько дозволяешь — сто или сто пятьдесят?
Монашка даже дыхание затаила. Тихо и благоговейно спросила:
— Сколько позволил сын божий?
— Позволил сто пятьдесят с прицепом.
Подруга Христова закрыла глаза и зашептала:
— Слава в вышних богу…
Бродят, ищут наивную людскую душу, в свои черные когти хватают.
Но говорят:
— Хватал-хватал волк, да и волка схватили!
Правду говорят! В это мы глубоко верим.