Неждана

Глава 17. Дорога через лес, или Чужая любовь кипучая

Снег искрился и сверкал на ярком закатном солнышке, как…снег. Ничего ярче и чище Нежданка не видела. Никакие жемчуга и серебро в сундуках Сороки не могли сравниться с теми богатствами, что за так упали с небес и теперь лежали на полях толстыми пуховыми перинами.

Погода на удивление стояла чудесная, елки в лесу нарядные, издалека так и вовсе — пряники расписные. До чего ж все узорно и красиво вокруг… Как будто и не было вчерашнего страшного дня, после которого уже ничего не будет, как прежде.

На опушке снегири клевали рябину. Интересно, птички такие яркие из-за ягод? Хотя, нет, конечно, глупости какие, — так Нежданка думала раньше, когда маленькой была. А теперь она выросла, враз повзрослела, да и не Нежданка она вовсе.

Еще позавчера мороз больно леденил пальцы, задувал под короткую детскую шубейку, пробирал до самых косточек, как будто ребрышки девчонке пересчитывал. И Нежданке казалось, что счастье наступит, когда станет ей зимой тепло

И вот сегодня она летит на санках с высокого пригорка, валится нечаянно на бок в пуховый снег, а ей вовсе не холодно. Так хорошо в старой Ванькиной шубе из серого козлика, в теплых варежках и высоких валенках. Шапка на нос надвинулась, да и то весело. Даже рубаха Ванькина детская какая-то родная к телу.

Наверное, в любую погоду так тепло и уютно чувствуют себя любимые дети, кого мамки бережно укутывают, выпуская сначала во двор, а потом — во взрослую колючую жизнь.

И так долго у нее, Нежданки, этого не было, что вопреки всем своим бедам, она валяется в снегу, щурится на закатное солнце, улыбается снегирям на рябиновых ветках, и чувствует себя бесконечно радостно. Недолго, — может, какую-то минуточку. Но за эту минуту можно набраться сил на цельный день, на долгую опасную дорогу, а, может, даже — на целую жизнь.

В такую чудесную погоду, как сегодня, на опушке обычно не протолкнуться было. Румяные деревенские ребята катаются с горы на саночках, хохочут и орут, пуляются снежками, а потом на перегонки бегут обратно наверх, упрямо тянут за собой саночки за потрепанные веревки.

Неждана даже немножко испугалась, когда вышла на пригорок, и увидела, что сегодня она здесь совсем одна. Неужели так будет всегда? Почему никогда у нее не получается делить свою радость с кем-то другим? В смысле — из людей. Только совушки внутри, бывало, ухали, медвежата резвились. А так, чтобы с человеческой душой радостью делиться… Кроме деда Василя, да и не было, поди, никого.

Ну, потом-то Нежданка, разумеется, вспомнила черную толпу, которая сминала и топтала людей, диких, обезумевших от злости мужиков и баб, кровь и пучки дохлых крыс на снегу, испуганных коней. Увидела, как наяву, вышедшую из леса зимой медведицу, как та яростно рычала и рвала когтями воздух…

Понятно, что сегодня всех ребятишек мамки заперли по избам, отобрали санки и не пускают гулять на опушку. Только ей, Нежданке — можно. Потому что она уже не Нежданка вовсе.

А кто?

Ближний лес был нестрашный. Сюда мужики ездили за дровами. Летом бабы и детишки бегали за ягодами, осенью — за грибами. Тут нет ни топей, ни трясины, а, значит, и злющих болотных комаров не водилось. Бывало, что какая-нибудь дурная коза или даже корова отобьется от стада и забредет в ближний лес. За коровой без опаски посылали семилетних ребят. Часто рогатая дурында сама возвращалась в деревню в полной сохранности. Некому было в лесу ее понадкусывать.

В другой зимний день в лесу стоял гомон: журчал широкий ручей, стучали топоры, вжикали пилы, лаяли собаки, что увязались за деревенскими, раздавались звонкие детские голоса, скрипел под валенками снег, хрустели тонкие веточки. От шума шарахались лесные птицы, хлопали крыльями, сыпался с веток снег. Забирались повыше белки и кидались оттуда шишками, выглядывали опосля любопытно, склонив головку на бок, и снова прятались. Так самая обычная жизнь в самых простецких ее проявлениях неспешно оплетала со всех сторон, хороводила и затягивала тебя в общий круг. Такого вовсе не замечаешь, пока это все не исчезнет.

Сегодня лес встретил Неждану оглушающей тишиной. Сегодня все было по-другому. Необъяснимый, неуловимый страх накатывал ледяной волной на душу, как студеная вода озера плещет, если стоять босой на берегу у самой кромки. Потом волна откатится, а чуть погодя снова захлестнет. Не любила такое Нежданка. Но идти через лес надобно — деваться некуда.

Хорошо, недалеко отошла, вспомнила, что дело у нее есть — одежу свою старую на опушке бросить, чтобы поверили княжьи люди, что медведь девчонку заломал, сгинула она навеки вечные. Стала место для этого присматривать подходящее, обдумывать, что да как. Коли дело у тебя какое есть, то уж и не так страшно кажется, не слышишь, как тишина лесная в ушах звенит.

Обернулась вокруг себя, осмотрелась — мож, прошла она уже опушку, поближе надо было выбросить? Увидела, как по снегу цепочка следов за ней тянется — призадумалась. Вот бросит она под куст одежу и дальше пойдет, а следы опять за ней увяжутся. Хорошо, ежели метель поднимется, да заметет. А коли нет? Кто ж поверит, что медведь девчонку погубил, ежели вот они — пяточки от валенок подшитых в снегу сызнова отпечатываются.

Стала думать, как быть. Решила, что откинуть от себя одежу надо подальше, самой близко к тому месту не подходить. Чтобы всем казалось, что это медведь ее прикусил да унес.

Попробовала кинуть. Упала рубашонка недалеко, в двух шагах- легкая слишком, поэтому и не летит.

Потом хорошо вроде придумала. Прошла вдоль лесного ручья, большой палкой в нескольких местах лед потыкала — как будто медведь ступал. Еле сил девчоначьих хватило, но раскололся лед, поломался. Чай, медведь тяжелый — он бы тоже лед продавил… На снегу ей медвежьи следы самой никак не оставить, а коли медведь по ручью шел, — тогда понятно, почему от его лап полыньи остались. В такое поверят уж.

Странно то показалось, что ручей льдом сковало, не помнила Нежданка, чтобы он раньше замерзал. Даже в самые лютые морозы текла студеная водица через весь лес, надо было еще найти, где по бревнышку перейти получится. Да, уж и ладно, что замерз — так перейти проще.

Подцепила на палку длинную рубашонку свою, да на тот берег, с которого пришла, обратно и перекинула. Так удачно по ту сторону ручья тряпица на иве развесилась — издалека приметить можно. Даже, коли снега еще навалит, рубаха на виду останется. Лапоток снегом набила, чтоб потяжелее стал, да уж так кинула.

Посмотрела последний раз Нежданка на свою прошлую жизнь, на детство свое сиротское, что драной рубашонкой на ивовом кусту повисло, да и дальше собралась идти, не оборачиваясь.

Видно, теперь всегда так придется думать-думать-думать самой, никто больше не подскажет — ни дедуся, ни сестрицы старшие, ни Ванька-лопоух, ни мамка его — Надея. Одна теперь Неждана на всем белом свете, сама за себя отвечает, сама себе голова.

Хотя, может, как раз теперь жизнь у нее другая начнется — добрая да складная. Кто ж знает…

— Помоги мне, — услышала Нежданка за спиной незнакомый девичий голос.

Застыла от ужаса, обернуться боится. Кричать хотела, да не смогла. Оглянулась потом, а нет никого — лес редкий, далеко видать, и ни души за спиной не стоит. Только береза спиленная вдоль ручья легла, обзор малость ветками загораживает.

«Послышалось, наверное,» — подумала Нежанка. Да бежать уж собралась.

— Здесь я, в ручье… — снова тот же голосок звенит, вроде слева — у березы, — Помоги мне, девка…

Вона как! Разве не видит, что мальчишка в козликовой шубке через лес идет? Совсем сникла Нежданка — не удалось ей обмануть никого… А кого? Чей голос-то?

Набралась смелости, палку покрепче да подлиннее из снега подняла, да к березе обратно пошла потихоньку. Дрын, на всяк случай, впереди себя двумя руками держит, если отбиваться придется.

Вот уж чего угодно готова была Неждана увидеть только не…

Водяница! Настоящая водяниха на ручье лежит. Да, такая, что с рыбьим хвостом, как у девы морской. Невероятно! У них в ближнем лесу этакое диво завелось… Хоть, мож, и ненадолго, — чуть жива водяница, замерзла совсем, скоро глыбой ледяной обернется.

Дородная девка, молодая, дышит тяжело. Сама бледнее снега, уж синеть начала. Губы инеем обметало, волосья растрепанные сосульками застыли. Гребешок из рыбьего хребта вмерз в патлы намертво. Хвостом в полынье из последних сил плещет, чешуей тускло поблескивает. Примерзла что ли?

— Кто ты? — с испугу спросила Нежданка первое, что вымолвить смогла.

— Сама не видишь? — девка тяжело вздохнула, раздраженно как-то. — Помоги мне, а то второй раз ведь помру, не ровен час.

Да, кабы не стояла Нежданка в снегу по колено, не держал бы ее страх своими лапищами за валенки, уж бежала бы она оттудова со всех ног. Да, как бросишь-то водяницу на верную погибель, живая, чай, — видно, что в беду попала.

Уж в глаза ей Нежданка заглянула — теперь точно не бросишь. Хоть за самой Власовой дочкой смерть, поди, уж сызнова в малиновых кафтанах из Града скачет. Нельзя ей по пути к переправе задерживаться, а вот ведь — встала столбом.

— Как звать тебя? — зачем-то спросила.

— Тайна, — из последних сил выдохнула дева с рыбьим хвостом.

— Ну, пошла я, тогда, — разозлилась Нежданка. — Не хошь — не говори. Некогда мне тут с тобой…

— Тайной кличут, — простонала русалка. — Нарекли так…

— Чудно… — у Нежданки глаза на лоб полезли. — А я думала, водяницу только летом можно увидеть, — честно призналась она.

— А зимой мы куда деваемся? — грустно улыбнулась Тайна.

Не улыбка то была, так — тень одна от той улыбки осталась.

В ответ Нежданка только плечами пожала — не думала она об том. Своих забот ей хватало.

— На мельнице я с Жерихом жила, на колесе мельничном каталась… — грустно вспомнила водяница. — Да, поссорились мы давеча.

— С Жерихом-женихом?! — не удержалась Нежданка, чтоб не выкрикнуть. — Так он же утоп еще, когда я совсем малая была… Перед свадьбой своей с воеводовой дочкой…

— Да, что ты понимаешь… — обессиленно махнула окоченевшей рукой водяница. — Он, как помер, только и жить начал… Любовь у нас така… С того на этот свет обоих утянула, а все не кончается…

Нежданка заграбастала чистого снега обеими рукавичками и утерла холодом лицо — вдруг все ж таки водяница ей чудится, а не взаправду тот разговор сейчас.

— Приревновала я его, да по ручью уплыла, на березе большой схоронилась, — призналась Тайна. — Думала, он других девок тоже на своем колесе мельничном катает. Уж больно люб он мне — ревную к каждой белке в лесу…

— А он? — Нежданка уже вовлеклась в чужую историю по самые уши, про свои беды забыла.

— А он вона… — водяница погладила лед на ручье, — колесо остановил свое, вода и замерзла…Сама я виновата… По глупости чуть не погубила нас сызнова…

— Разве можно подо льдом жить? — Нежданка уж хотела до всего дознаться.

— Страшно подо льдом, дышать нечем… — вспомнила водяница да поежилась. — Мужики деревенские вчера березу срубили, я в воде схоронилась… Плакала долго из-за Жериха, из-за ссоры нашей пустой, да уснула… А как открыла очи — в ледяном плену уж оказалась. Крепко ручей льдом сковало — не пробиться изнутри… Думала уж все — так и застыну тут навеки вечные, как муравьишка летом в сосновой смоле.

— А как выбралась-то? — Нежданка спросила, затаив дыхание.

В ответ водяница засмеялась переливчато да жутко — люди такие ноты высокие не умеют брать, да и птицы так не кричат.

— Сама ж ты лед палкой продавила, — напомнила Тайна. — Вынырнула я в первой самой полынье, вздохнула полной грудью.

Да, уж жаба цыцки водянихе дала что надо — не поскупилась.

Нежданка смутилась от своего вопроса глупого, да дальше снова ничего не понимала.

— Как помочь-то тебе? — спросила, наконец, догадалась.

— Продави еще лед, чтоб смогла я на мельницу вернуться, — попросила Тайна. — Не доползти мне поверху самой — примерзаю, да и сил совсем не осталося…

— Так то же далеко… — вспомнила Нежданка.

Заброшенная мельница Жериха на отшибе в лесу стояла, этакий крюк сделать придется, чтобы туда добраться с полуживой водяницей, — стемнеет уж совсем тогда.

— Тороплюсь я, погоню за мной снарядили — загубят, коли не успею лес перейти да схорониться, — мрачно призналась Нежданка. — Обе тогда пропадем.

Водяница задумалась, губу морозную закусила.

— Давай, ты мне поможешь, а мы с Жерехом погоню твою остановим? — предложила Тайна.

— Там конные княжьи люди, — честно призналась девчонка. — Много их… С факелами… Не остановишь их, поди…

— Коли поможешь воротиться — остановим, — заверила Нежданку водяницу. — Уж мы с Жерихом от радости, что свиделись, так колесо мельничное раскрутим, так горячо любить друг друга будем — в раз лед на ручье тот жар растопит, как в конце весны. Ежели разольется ручей в три раза шире, чем обычно, тут уж никакие кони не пройдут-не проедут.

Нежданка даже помыслить о таком не могла.

— Ты же знаешь, что ручей через весь лес течет, не обойти его, да моста нет нигде, — водяница все свое гнула. — Начнут деревья рубить, чтоб на тот берег перекинуть, так все одно ничего не получится. Шире ручей разольется, кипятком клокотать станет.

— Откуда ж у меня столько сил, чтоб лед до самой мельницы по всему ручью сломать? — начала уже задумываться Нежданка, как все исполнить.

— Не надо весь, — улыбнулась Тайна. — я и подо льдом могу плыть долго. Мне бы хоть раз через пятьдесят шагов лунки делай, чтоб смогла подниматься воздуха глотнуть.

— Ладно, — нехотя согласилась Нежданка. — Пойдем… Только боюся я тебя, близко не подплывай.

Так они и двинулись вдоль ручья в сторону мельницы. Нежданка по берегу с тяжелой палкой идет, Тайна на пятьдесят шагов подальше, высунет из-под воды голову свою морозную да ждет, пока девчонка в другом месте лед сломает.

Полдороги прошли прежде, чем Нежданка спросить решилась:

— Тайна, скажи, а я тоже ведьмино отродье, коли тебя вижу?

Снова засмеялась водяница:

— Чтоб с нами встретиться не надо силой колдовской обладать. Разве не слыхала ты, как люд простой с водяницами да лешими видится, чертей в избе считает?

— Слыхала, — нехотя согласилась Нежданка.

Продвигались в сторону мельницы они довольно быстро, просто на удивление.

— А кто ж я тогда? — уж в самом конце пути снова спросила Нежданка.

— Так то у себя вопрошать надобно. — улыбнулась Тайна. — Кто ж, окромя самого человека, на то ответить сможет?

Повесила нос Нежданка, где ж их взять, те ответы? Чай, не рябинки на дереве — так просто не соберешь.

«Поди неспроста девка решила лед продавить в том самом месте, где я умирала медленно, — подумала Тайна. — Почуяла что, не иначе». Да, вслух ничего говорить не стала — пусть сама уж с собой разбирается.

Как к мельнице подошли, Жерих уж углядел любушку свою, выбежал на мороз, подхватил зазнобу на руки, да в тепло понес. Обняла водяница любимого-ненаглядного, поцеловала жарко — сосульки в волосьях у нее враз растаяли, водопадом на снег хлынули.

— Бегом от ручья торопись, — прокричала девчонке в след водяница. — Очень жарко сейчас будет…

Потопала Неждана дальше в сторону «Хохотушки», сил уж почти не осталось. Да, как обернулась через десять шагов, — увидала, что на ручье изнутри лед ломает, колесо мельничное обороты уж набрало, так и побежала со всех ног.

Хотела бы она таку любовь горячую, чтобы лед вскипал…

Так, за мыслями своими и перешла Нежданка безмолвный лес. По темноте шла, да не боялася, ничего вокруг не замечала — торопилась сильно.

Не видала, как огромный седой медведь, не давешняя медведица, а другой — могучий и лобастый рыкарь провожал ее через лес. Перед ним расступались звери лесные, хоронилась нечисть нехитрая. Шел великий медведь, шел охотник, что когда-то побратался с медведем, вел внучку свою Беляй — в большой мир, в новую жизнь весь Род девчонку провожал.