Неждана

Глава 42. Море волнуется два, или Славка танцует с медведем

Потом снова скоморохи вышли плясать, снова Шульга выше всех носки тянет, ажн в два бубна с двух рук звенит — сложно так очень, уж Нежданка то понимает. Мало кто так умеет, чтобы разные ритмы одновременно выбивать.

А Морица невдомек, сколько мастерства в его народной песенке, едва терпит она эти пляски деревенские, по Цвельным землям, видать, сызнова томится. Вагантов ей с балладами на горланском языке подавай.

Славка не сразу поняла, откуда у нее перед носом появилось моченое яблоко. Только уж когда сок начал капать на оладьи со смородиной, так вскочила сразу. Хорошо хоть она на самом краешке длинной лавки сидит, а то бы испортил платье, все заляпал.

Кто?

Да, Белояр!

Подучила, поди, Морица, али сам догадался — решил выходку Коркутхана повторить. Только долго думал — царь-ягоды к тому времени уж закончились, да и кинжала у него не бывало отродясь — маменька не велит, даже сабельку деревянную не позволяла в детстве, чтоб не поранился.

Потому решил Белояр няньку моченым яблочком угостить прямо так — из своих рук кормить вздумал, как тот дикарь давеча с кинжала. Отпрянула от мокрого яблока Нежданка, смотрит на толстые пальцы, что сок на оладьи давят, понять ничего не может.

Коли бы то захмелевший крестьянин на постоялом дворе учудил, уж она бы с ним совладала — много раз видела, как Ванда таких на место ставит. А, коли то младший брат князя, да в княжеском терему, да на пиру в честь его собственной свадьбы, — тут уж что делать, сразу и не сообразишь.

Стоит Нежданка глазами лупает, как Ванда, даже улыбается, а у самой мысли во все стороны летят, да ни одной удачной, чтоб ухватиться за хвост.

Как уж то получилось, она не видела. Сказывали ей потом княжичи, что скоморох длинный и тощий с медведем в присядку по кругу шел, на дуде играл. А тут она, Славка, им навстречу из-за стола выскочила.

Дальше уж Нежданка сама помнила, как дело было.

Гуляш, поди, ее признал, да пошел обниматься по старой памяти, головушку на плечо положил — ждет, пока она его по спинке погладит, как у них уж заведено было. Ахнули гости княжеские, расступились, кто рядом был. Кто близко сидел, выбраться из-за стола пытаются, да не так просто с длинной лавки сбежать, коли, ты посередке чужими боками стиснут.

А Нежданка такого не ожидала, да не испугалась. Обняла Гуляшу как доброго друга, шепчет ему в ухо слова ласковые, потерпеть еще немножко просит — закончится этот пир когда-нибудь.

— Заломает девку! — завопила какая-то баба.

Тут уж кто-то резко вскочил, лавку опрокинули, гости врассыпную с той стороны стола разбегаются. Чашник блюдо со свежей малиной нес, да застыл на месте каменным истуканом.

Княжна Рогнеда побелела лицом, за сердце схватилась. Игорь заревел — Славку жалко, Олег еще держится, видит, что вроде она медведя не боится. Даже Морица притихла — как вожжи от тройки лихой из рук выпустила. Княжна привыкла сама наперед придумывать, чтоб потом все по ее правилам роли свои разыгрывали. Тогда ей спокойно, ежели знает, что дальше будет. А тута такое, что и не придумаешь никак. Совсем нянька распоясалась, того гляди, в пляс с медведем пойдет.

Нежданка не понимает, почто все так напугались, — ручной же зверь, несчастный, к человеку сызмальства приученный. Соскучилась уж она по нему — вот и обнимается. А сама думает, как бы Гуляш ей платок с лебедями не разодрал нечаянно, дорожит она очень тем подарком. Поднырнула девчонка под лапы когтистые, ловко от объятий Гуляшки увернулась, да платок с плеч сдернула одним движением, он в траву упал.

Тут уж все увидали платье шелковое морское, по иноземному покрою, — вырез на платье такой, что вся краса девичья напоказ выставлена. Почти никто и не заметил, что волосья у няньки короткие, косу не с чего плести. А те, кто заметил, подумали, что так оно и надо, коли в Цвелизованых землях нонче так принято.

Снова Нежданку степным жаром опалило, сбоку откуда-то Коркутхан возник, как из воздуха соткался, в руке его кинжал сверкнул. Вспомнила в один миг она, как степной дикарь скор, испугалась, что убьет он Гуляшика за доброту, за доверие к людям, да и выскочила сама вперед медведя, собой старого друга загородила.

Тут уж даже у Морицы лицо вытянулось — не ожидал никто такой прыти от молоденькой няньки — за спиной медведь обиженно ревет, на дыбы поднимается, перед лицом кинжал острый сверкает, а девка бесстыдная ханскому сыну в глаза смотрит, подбородок вверх тянет да улыбается.

Поняла уж потом Нежданка что сотворила, — навстречу Коркуту прыгнула, почти вплотную к степняку придвинулась, дышит тяжело, да, еще в этом платье соромном — все видят, как грудь ее вздымается да опускается.

Даже Коркут от смелости ее опешил, на шаг назад отступил — не привык он с такими девками, что с медведями хороводятся, дел иметь, — не постичь ему, видать, никогда светлой русской души да потемки на ее задворках.

— Славка, убегай, — захныкал малыш Игорь. — Прячься под стол!

Сам скатерть, петухами расшитую, задрал — место, куда прятаться показывает.

— Спасите Славку! — Олег малиновым, что за воротами стояли, закричал. — Сюда! Скорее!

Да, куды уж там докричаться.

Еще бубен какой-то тоненько на одной ноте звенит — нагнетает. Телепень спиной к медвежьим пляскам стоял — не видал, что творится, — знай, наяривает, бубном махоньким крутит — ледяное серебро меж рябинками рассыпает.

— Уберите медведя! — заревел Прозор скоморохам.

Жердяй бы и рад, да не знает с какого боку подступится. Кинжал острый у степняка до сих пор в руке зажат, высоко для удара занесен — боязно. Коркут, как поднял руку, чтобы медведя в сердце заколоть, так и стоит остолбеневший.

А девчонка что творит… Уловила Нежданка мимолетное смятение степного коршуна, да решила с ним поквитаться за давешнее. Схватила горсть малины с блюда у чашника-истукана и пошла с Гуляшей танцевать — тоже высоко руку держит, тянется медведь к лакомству, на задних лапах идет. Дает она ему по ягодке, а сама вместе с ним кружится вокруг Коркута — с места двинуться не пускает.

Тут уж все вроде поняли, что беды не будет, смотрят, раззявивши рты, что дальше станется, а кто и за вепрем в меду потянулся — на пиру все ж таки сидят. Лавку упавшую назад воротили да снова по местам рассаживаются. Уж заспорили, кто где сидел, — не до медведя стало. На пиру угощаться надобно, не шибко отвлекаясь, а то все перепела с брусникой перед твоим носом разлетятся.

Коркут замер — боится резкое движение сделать, чтобы медведь на девчонку не бросился. А получается, будто девка с косматым зверем в плен его взяли — заморочили своим танцем, ноги оплели, двинуться не дают.

Тут уж Жердяй подоспел, передала ему Нежданка косолапого, разжала ладонь да скормила Гуляше оставшиеся ягоды. Коркут, наконец, опомнился, да метнул со злости кинжал в ближайшую рябинку. Воткнулся клинок острый в дерево, задрожал — тут снова все ахнули.

А Нежданка развернулась к Коркутхану да взглядом на свой платок в траве показывает — подними, мол.

Прямо в глаза смотрит. И откуда та дерзость в ней взялась — сама не знает. Надышалась, поди, жаром степным. Очень уж прикрыться лебедями хотелось, да не наклоняться же ей самой в соромном платье за тем платком. А кого еще попросить?

Улыбнулся Коркут — скривил губы, взгляд от девки не отводит, присел на одно колено, платок, не глядя, поднял да протянул. Дернула она с силой, да ткань тонкая легкая долго струилась — из его жилистой руки в ее ладошку перетекала. И все это время они смотрели друг другу в глаза, никто взгляд не отвел.

Гости уж снова чарки поднимают, им не до страстей меж нянькой и княжьим пленником. Прозор скоморохам велел медведя к дереву подальше привязать и больше с ним к гостям не подходить. Белояру маменька пот со лба утирает. Не ожидал он красоты такой под платком с лебедями узреть. Да, и медведя испужался.

Морица притихла, губу закусила — много бы она отдала за то, чтобы на нее кто так смотрел, как Коркут в сторону няньки зыркает. А Славка — та совсем бедовая — с огнем играет. Ну, уж, поди, доиграется скоро.

Урюпа по началу не понял, почему Балуй ему рот зажал, когда скоморохи в няньке Озара разглядели. Не сразу признали, а — как с медведем в пляс пошла. Да, Балуй уж объяснил всем доходчиво, но слова те в бересту не нацарапаешь, не годятся они для книжек и через тысячу с гаком лет.

Весь вечер перед сном Славка рассказывала княжичам про то, как брат ее Озар скоморохом стал, как научился медведя не бояться да ее, сестрицу, научил. Вот уж бывает у людей такая жизнь, что любой сказки поинтересней да пострашнее. Шибко малые ее просили — уж откликнулась, рассказала Где правду не могла открыть — там уж присочинила.

Пировали гости в терему до самого рассвета, да не все так долго за столом оставалися.