Прозор ходил последние два дня злой, как жгучий перец. Мало того, что Взворыку к праотцам отправили, не дознавшись толком, почто ветку пилил? Кто велел? Так еще и Липу не уберегли. Понял он уже, что к каждому своему приказу добавлять надобно: «До смерти не зашиби!» Да, не всегда помогает. Не дослушивают.
Нашли старуху быстро, хоть и в такую глушь забралась — на болота за Поспелкой, ближе уж к Коромыслям. Воропай и Дубыня вместо того, чтобы везти ведьму в терем к Прозору на разговор, свидетелям на опознание, сразу к допросу приступили. Да, все, что им уж известно, бабке выложили без утайки. Смекнула старая, что пощады ей неча ждать, пожила и буде, и прям в избе своей и померла, за порог вывести не успели.
Воропай и Дубыня, конечно, клялись, что старуху не били, не пугали, сама она со страху дух испустила, но по тому, как переглядывались, понял уж Прозор, что дело не чисто. Позвал лекаря заморского для пояснений, тот на бабку лишь издаля глянул, сразу сказал, что отравление то грибами. Тряханул Прозор хорошенечко Дубыню и Воропая по очереди, те и созналися, что успела старая порошочку из мешочка вдохнуть, да квасом запила.
Понятное дело, что не сама Липуня придумала, чтобы княжичей леденчиками травить, а вот кто ее на такое дело страшное толкнул, как теперя дознаться? И на что еще эта Морозка-Отморозка решится? С кем в иной раз смерть в терем подошлет?
Кабы не пир, поехал бы сам Прозор в Коромысли, с каждым бы строителем-древоделом потолковал, мож, и дознался чего еще про бабу, которая избу заказала. Чай, плата то был Липе, как обещалось. Коли все пошло не так, как злыдня задумала, уберегли боги детушек — скоморошка им на защиту поставили, так и баба богатая сразу схоронилась, что сом на дно легла. Поди-найди ее — на глубину ушла рыба крупная.
Думал-думал Прозор, ничего лучше не придумал, чем тащить тех древоделов в Град, пусть на пиру погуляют, мож, бабу ту и заприметят. Вызвал он к себе малиновых с золотыми пуговицами, но ввиду особой сложности поручения, на этот раз в самом начале разговора предупредил, чтоб мужиков, что ту избу строили, живыми в Град доставили, рож не били, костей не ломали, одежу не портили — чай, за стол праздничный посадить их придется. Трижды каждому обсказал — в начале разговора, в середине да в конце.
Да, все одно вышло, как обычно. Из семерых только двое бедолаг в терем попали. Да, и то случайно получилось — сбежали они от княжьих людей, да сами до Града дотопали, защиты просили.
За усердие такое к службе хотел Прозор наградить четверых малиновых плахой да палачом. Но в Град к тому времени уж столько гостей на праздник набилось, что плаху и поставить было некуда, а палач запил еще на прошлой седмице. Как теперь без плахи и палача порядок соблюдать, когда народ так радуется? Ох, и сложна служба у Прозора… Тут любой лютовать начнет.
Позвал писаря Ожегу, велел указ в бересту писать о запрете в княжестве репы, рубах да бороды. Потом как представил, что все в Цвельные платья заморские обрядятся, да начнут вместо репы на горох налегать, погнал Ожегу в шею, бересту в огне спалил.
Позвал от печали Колобуда и Рогозу, распили братья два бочонка хмельного меда, вроде полегчало.
Колобуд, как захмелел, умолял Прозора зятя своего Звонило к врагам каким отправить для подрывания чужих устоев. Не простил еще Прозор главному виночерпию свистульки и девчонку, да Ваньку-лопоуха, в просьбе сей отказал. Пусть ужо по гроб жизни теперь с Мудозвоном своим мытарится — заслужил то братец Колобудушка.