Нет звёзд за терниями

Глава 19. Гундольф. Терпение и труд

До того, как войти в город, пришлось ещё принести клятву верности Пресветлому Мильвусу и троим, что стоят за его спиной. Путник бормотал слова, повторяя за госпожой, и даже особо не вникал в смысл. Он был готов сказать что угодно, не возражая, только бы пустили.

Шагнув за ворота, Гундольф мечтал лишь о том, чтобы дали воды и позволили передохнуть. Однако вышло не совсем так.

— Следуй за мной, — тягучим голосом произнесла госпожа Первая.

Путник побрёл, едва переставляя ноги. Не было сил даже оглядеться — впрочем, на что тут глазеть? Город как город, обычная улица, такие же дома, как и везде.

В душе жила надежда, что важная госпожа не станет далеко идти пешком, а значит, за воротами ждёт экипаж. Или путь близкий. Но эти ожидания, увы, не оправдались.

Чуть в стороне от дороги стояло вычурное кресло. Ручки в виде золотистых птиц с раскрытыми клювами, вместо глаз — зелёные камни. Овал спинки тоже поддерживали крылатые, кружась и сплетаясь в причудливом танце. Мягкие вставки сиденья и подлокотников обтягивала ткань, напоминающая мох и цветом, и фактурой.

Ножки, отлитые в форме птичьих лап, загнули вперёд и назад и привязали верёвками к двум длинным палкам, превратив кресло в носилки. Да ещё под сиденьем закрепили ящик, грубо сколоченный из неструганых досок. Спереди он выступал, выполняя заодно роль подножки. Эти усовершенствования значительно подпортили вид кресла.

Пара крепких ребят поджидала неподалёку. Когда госпожа в маске приблизилась, они прервали беседу, готовясь взяться за ручки.

— Новичка зовут Отто, — сообщила госпожа Первая спутникам, усаживаясь. — Я поставлю его к источнику вместо Алтмана, бедняги. Новичок займёт и его место, и его комнату. Вперёд!

Парни подняли кресло плавно, почти без усилий и зашагали послушно, и Гундольфу оставалось лишь следовать за ними.

— Как ты уже понял, я Первая, госпожа Золотая Маска, — неспешно сказала правительница, обращаясь к новичку. — В Раздолье я отвечаю за людей. Приказы о назначениях, обучение и суды — всё это под моим контролем. Я даю добро тем, кто желает попасть в город, или отказываю им. Если жители хотят создать семью или завести детей, они обязаны получить моё разрешение. И я решаю, когда старикам отправляться на покой.

Она умолкла, и Гундольф не мог решить, то ли спутница чего-то ждёт, то ли уже закончила свою речь. До чего неудобно, что не видно лица! На всякий случай сказал почтительно:

— Вот так сложная у вас работа, госпожа! Надо же, за всех людей отвечать!

Путник едва держался на ногах и последнее, чего хотел — с кем-то беседовать. Да ещё голова болела всё сильнее, и даже эта простая фраза потребовала усилий.

Правительница кивнула.

— Рада слышать, что ты это понимаешь. Помимо меня, городом правят господин Второй, Белая Маска, и господин Третий, Серебряная Маска. Второй отвечает за воду и продовольствие, под ведомством Третьего город — постройки, машины, станки на фабриках. Но самое важное и ценное, что есть в Раздолье — это люди. Я горжусь тем, что знаю каждого жителя в лицо и по имени. Я люблю свою должность и счастлива, что её занимаю.

— Ага, — ответил Гундольф устало. И прибавил поспешно:

— Надо же, каждого в лицо и по имени! Да у вас настоящий дар.

— Так и есть, — заключила госпожа своим медовым голосом.

Дальше они двигались в молчании. Путник всё больше смотрел под ноги, на серый булыжник. Окидывая равнодушным взглядом незатейливые каменные фасады, отметил, что у здешних улиц нет названий. Встречались таблички, но там были только цифры. Одна неизменная, вторая от дома к дому менялась на единицу.

Гундольф сообразил, что верхнее число означает номер улицы, а нижнее — номер дома. Здешние жители, видно, были в большинстве своём неграмотны, но уж запомнить цифры-то могли.

Нумерация начиналась от ворот, а дом, к которому двигалась маленькая процессия, располагался на седьмой улице. Когда они добрались, Гундольф хотел только лечь да помереть. Удивительно даже, что парни, несущие кресло, не выказали усталости. Привыкли, должно быть, ходить туда-сюда, таская этакую тяжесть.

Дом номер четыре оказался длинным, тёмным и непримечательным. Три этажа, ряды одинаковых окон по фасаду, посередине — массивная дверь с крыльцом под навесом. Навесы и козырьки, видно, остались в городе с прежних времён, когда не установили ещё стеклянный купол. Теперь-то дождя бояться нечего, да и бывают ли здесь вообще дожди? Гундольф уже начал в том сомневаться.

Кресло опустили, и госпожа сошла на мостовую.

— Подайте нужную маску, — скомандовала она.

Тот из спутников, что шагал впереди, опустился на колено и выдвинул ящик. Вынув оттуда золотую тонкую пластину, протянул госпоже.

Правительница укрылась краем полотна, сняла под накидкой улыбающуюся маску и вручила помощнику. Взамен надела другую, из ящика. Проделала она это ловко, не показывая лица и на мгновение. Но зачем, интересно, прятаться?

Новая маска уже не улыбалась — грустила, и хрустальная слеза застыла на щеке.

Один из парней шагнул к крыльцу, отворил дверь со скрипом, почтительно пропуская госпожу вперёд.

— Иди за мной, — велела правительница Гундольфу.

Их встретил человек средних лет. До прихода посетителей он писал в толстой книге, склонившись низко, так что в глаза первым делом бросались пухлые кисти рук и обширная лысина, точно сердцевина подсолнуха, окружённая короткими лепестками. Остатки волос имели неопрятный вид, и определить их цвет не удавалось.

— Госпожа Золотая Маска! — воскликнул человек, взмахнув руками, и выронил перо.

Дёрнувшись то ли от испуга, то ли от желания поскорее приветствовать госпожу, он захлопнул книгу. Поднялся торопливо, обернулся было к пошатнувшемуся стулу, но тут же заметил, что книгой подтолкнул настольную лампу. Лампу толстяк успел подхватить, а вот стул упал с грохотом.

— Ты, как всегда, усерден, Бамбер, — сказала правительница. Голос её звучал так же медлительно, как и всегда, и не выдавал никаких чувств.

— В-вы за Алтманом? — спросил человек.

Он поклонился поспешно, поднял стул и вновь поклонился:

— П-простите за беспорядок! Не ждал вас так рано! Т-трудитесь без устали, госпожа, как и всегда!

— Ты прав, мой верный друг. Веди нас к Алтману. Это мой долг, хоть и неприятный.

Верный друг поклонился ещё раз и направился к лестнице в дальнем конце холла. Работа его, видно, по большей части была сидячей, а доход неплохим. О том свидетельствовали круглые щёки и брюшко.

Поднявшись на второй этаж, бедняга Бамбер никак не мог отдышаться. Даже Гундольфу, измотанному и уставшему, подъём дался легче.

Глазам открылся длинный коридор с рядами дверей справа и высокими окнами слева. Деревянные рамы и подоконники, видно, остались с прежних времён, а вот двери все были из металла. Их красили когда-то в тёмно-серый, но краска уже облупилась местами, обнажив рыжую основу.

Провожатый, пыхтя и отдуваясь, добрался до двери, где белым выписана была четвёрка, и дёрнул ручку на себя.

— Алтман, к тебе госпожа! — громко произнёс толстяк. Тон его при этом значительно изменился, из голоса исчезло почтение.

— Позволь мне пройти, — велела правительница, тронув Бамбера за плечо кончиками пальцев. Тот отскочил.

— А-а этому человеку, может, лучше внизу подождать? — спросил он, указывая на Гундольфа.

— Он займёт место Алтмана. Пусть осмотрится, запомнит, где его комната.

С этими словами госпожа шагнула за порог.

— Госпожа Золотая Маска! — раздался слабый голос. — Прошу, помилуйте! Ещё пара дней, и буду как новенький!

— Прости, Алтман, — ответила госпожа. — Лекарь, что осматривал тебя, сказал, эта болезнь не пройдёт. С больной спиной, прикованный к постели, ты не сможешь выполнять прежнюю работу. И другой я тебе дать не могу. Эти приступы будут повторяться, и трудиться, как другие, ты уже никогда не сможешь.

— Госпожа, молю!.. Только не Свалка! Клянусь, я поднимусь…

Лежащий на постели — это был человек средних лет — попытался хотя бы сесть, но застонал, морщась, и упал на подушку.

— Вот видишь, — мягко сказала госпожа Первая. — Мне очень жаль, дорогой мой Алтман, но я обязана думать обо всех, а не только о тебе одном. Другие не успевают справляться, и жители нескольких улиц сидят без воды. Я и так проявила достаточно терпения и доброты, позволив тебе лежать целых пять дней.

— Благодари госпожу за доброту! — рявкнул Бабмер.

Но бедняга на койке лишь закрыл лицо руками и ничего не ответил. Гундольф слышал о Свалке от Кори, так что прекрасно понимал: не за что здесь быть благодарным. Он бы вступился за больного, да разве его голос что-то изменит? Этому человеку точно не поможет, да ещё себе, пожалуй, навредит.

За спиной послышались шаги — явились те двое, что тащили кресло.

— Госпожа, там перевозчик прибыл, — сообщили они. — Так мы снесём лежачего вниз?

— Уносите, — разрешила правительница. — Мы как раз закончили.

Алтман сопротивлялся как мог и пытался ещё просить, но его никто не слушал. Крики удалялись, затихая, и смолкли окончательно, когда лязгнула нижняя дверь.

— Ну что ж, Отто, комната теперь в твоём распоряжении, — сказала госпожа. — Я оставляю тебя на Бамбера. Он расскажет, что к чему, и ты приступишь к работе. Надеюсь, Раздолье понравится тебе. Трудись честно, и будешь счастлив.

«Ага, как вот этот надорвавшийся бедолага», — подумал Гундольф, но вслух произнёс другое:

— Спасибо, госпожа. Я и мечтать не смел о таком счастье! Постараюсь вас не подвести.

Золотая Маска кивнула и удалилась.

— Ну, парень, как там зовут тебя? — спросил толстяк.

— Отто, — ответил Гундольф.

— Небось, поверить не можешь, что у тебя теперь целая комната? Где раньше-то жил, в норе или в куче старого хлама?

И Бамбер расхохотался, сгибаясь и хлопая себя по коленке пухлой рукой, будто сказал что смешное. Охотнее всего Гундольф бы его заткнул, ведь голова была готова расколоться. Но пришлось улыбнуться.

— Да пожалуй, в норе. В пещерах мы жили, — ответил он. — А можно мне воды?

Его собеседник тут же посерьёзнел.

— Ты думаешь, здесь всё так просто? — нахмурился он. — Тебе полагается ведро на день, только сперва нужно выдать тебе это ведро, флягу выдать. Идём вниз, впишу тебя в книгу.

За столом, раскрыв нужную страницу, Бамбер накарябал: «Ото».

Гундольф хотел поправить, но вовремя вспомнил, что не должен уметь читать.

Ниже, макнув стальное перо в чернила, толстяк вывел:

«Выдано: падушка 1

одияло 3

батинки 1

ведро 1

фляга 1»

Он почесал в затылке, подумал недолго и произнёс:

— Ну, пока хватит. Если что понадобится, говори мне. Я достаю товар, вписываю в книгу, ты отрабатываешь. Первые вещи тебе в долг дадут.

— Ага, — кивнул Гундольф. — А вот эта цифра три — это про что? Каких таких вещей мне понадобится три штуки?

— А ты чего сюда пялишься? — рассердился толстяк, прикрывая лист ладонью. — Каких, каких. Каких надо!

Он засопел сердито и исправил тройку на единицу.

— Написал не то, потому что ты меня сбивал, ясно? Молчать нужно было, а не лезть под руку!

— Виноват, — согласился Гундольф.

Он хотел ещё добавить, что походит и в старых ботинках. Не стоило с первого дня влезать в долги. Но ведь нельзя было подать виду, что разобрал написанное. Да и обувь на нём до того была дрянная — вдруг ещё развалится. Может, вправду лучше заменить.

— Так вот, — ворчливо пояснил Бамбер. — Всё имеет свою цену. К примеру, фляга стоит палочку, ведро — крестик, одеяло — три звезды. Понял?

— Понял. И где мне достать три звезды, с неба?

— Работать, дурень. Один день отработал — я ставлю в книге палочку, вот так. Второй день — добавляю ещё палочку, и выходит крестик. В третий день у тебя крестик с косой перекладинкой, а в четвёртый — звезда. В пятый день опять палочка. Усёк?

— Вроде ясно, — кивнул Гундольф. — Так может, мне не нужно пока одеяло? Не холодно вроде.

— Полагается! — сердито ответил коротышка. — Мы здесь о людях заботимся, ясно тебе? Ты же вот не хочешь небось спать на постели, в которой перед тем больной валялся? Получишь чистое и новое, и спасибо скажи!

— Спасибо, — ответил Гундольф. — Так что там насчёт ведра с водой?

— Вот здесь поставь крестик из косых палочек, — ткнул пальцем в страницу Бамбер. — В знак того, что я тебе всё пояснил, а ты понял и согласен.

Когда крестик был накарябан, толстяк ушёл в каморку под лестницей и вынес оттуда ведро и металлическую серую флягу вроде той, что была у стража на воротах.

— Держи, это твоё, — протянул он вещи Гундольфу. — С ведром ты сегодня припозднился, а флягу прихватишь с собой. У источника наберёшь. Скоро вторая смена, Симен отправится работать, и ты с ним.

— А не положен ли мне денёк отдыха? А то шёл долго, на ногах едва стою…

— Отдыха? — гневно выпалил Бамбер. — Не успел начать работать, уже отдыха захотелось? Да как тебе не совестно! Люди без воды сидят, Симен разрывается без напарника, а этому отдых подавай!..

Он бы ещё, вероятно, долго разорялся, но по лестнице спустился угрюмого вида мужик, заросший бородой по самые глаза. Бородач неприветливо поглядел на Бамбера и собирался пройти мимо, но коротышка его остановил.

— Симен! — воскликнул он. — Вот Отто, твой напарник с сегодняшнего дня. Бери его с собой, показывай работу.

— Идём, — буркнул мужик и продолжил свой путь к двери.

— Погоди, ведро в комнату занесу, — попросил Гундольф. Но Симен не обратил внимания на эти слова.

— Да чего время терять, здесь оставь, у стола моего, — предложил толстяк. — Как вернёшься с работы, так и возьмёшь. Беги, беги за ним, не отставай!

И Гундольф поспешил на улицу, прихватив одну лишь флягу.

Спутник его всю дорогу молчал, но это оказалось даже на руку. С больной головой и пересохшим горлом не до разговоров, да вроде и спрашивать особо не о чем. Всё понятно.

Дошли быстро, путь занял не больше десяти минут. По дороге Гундольф несколько раз замечал таблички в форме стрелок с нарисованным на них ведром. Ещё увидал один или два указателя с деревьями — должно быть, к саду.

Навстречу попались трое. Двое из них — в перчатках, как Кори.

— И не жарко им, — сказал Гундольф, провожая людей взглядом.

— Чтобы руки реже мыть, воду зря не тратить, — прозвучал скупой ответ.

Симен, перейдя дорогу, свернул к решётчатому ограждению. Достал ключ, отпер калитку.

За высоким забором лежала площадка, с трёх сторон окружённая домами. Была она вымощена плитами, истёртыми и побелевшими от времени, и довольно широка — с пяток экипажей могли бы поместиться здесь без труда. У дальнего края возвышались баки в человеческий рост, у них суетились двое.

— Симен! — весело окликнули они. — Да тебе, никак, нового напарника выдали?

Бородач проворчал что-то с хмурым видом. Это могло означать и согласие, и радость, и досаду — не разобрать.

Работяги подошли и представились, хлопнув Гундольфа по плечу. Он едва не назвался настоящим именем. По счастью, вовремя спохватился, а как звали этих двоих, тут же и забыл. Все мысли занимала вода.

Вон она текла, совсем близко, из труб, что выходили из-под земли. Дальше по шлангам попадала в бочки. Работники первой смены отчитались Симену о проделанной работе, чтобы тот мог продолжить, попрощались и ушли.

— Могу я флягу наполнить? — спросил Гундольф. — Мне обещали.

Симен произнёс что-то неразборчивое, что могло быть как согласием, так и отказом. Но переспрашивать Гундольф не собирался, рассудив, что если это отказ, то не мешало бы выражать мысли чётче. Подойдя к ближайшей бочке, набрал флягу и тут же осушил с наслаждением. Хотел набрать и вторую, но напарник поглядел так, будто Гундольф целую бочку выпил.

Вдалеке загрохотало. Шум становился ближе, ближе и, наконец, подъехала машина — задняя часть вроде большой телеги, впереди широкое сиденье и руль. Ни пара, ни дыма, трое крутили педали, чтобы машина двигалась. Зато лязга и треска предостаточно — гремели о брусчатку железные колёса, погромыхивали бочки, перекатываясь в кузове.

Прибывшие забрали наполненные баки, оставили взамен пустые и уехали со страшным скрежетом и громом, насилу стронувшись с места.

Гундольф сжал виски, удивляясь, как голова ещё не лопнула.

Симен бросил шланги, оставив ёмкости наполняться. Меньшие бочки, ведра на четыре всего, принялся ставить на низкую телегу. На вторую указал Гундольфу с негодующим видом:

— Что стоишь?

Бочки погрузили, и Симен, жестом пригласив следовать за ним, покатил свою ношу к калитке.

— Живее, — приказал он. — Пока баки не переполнились.

Гундольф едва дотащил груз до нужной улицы, а там встретил юного знакомца.

Не будь так измотан, он обрадовался бы Флоренцу, расспросил мальчишку, как живётся.

Но усталость навалилась, спутала мысли. Догадался предупредить мальчика, да всё ли сказал, что нужно? Послушает ли тот?

У источника пришлось провести ночь, заполняя баки. Подъезжали машины, увозили воду в общие дома, в сады, в мастерские, ещё куда-то.

Подремать удалось совсем немного — Симен позволил, работал в одиночку. Чуть позже уже Гундольф его подменил.

Их накормили один раз вечером и один — утром. Простая еда — хлеб, сыр да каша-размазня, даже не определить, из какой крупы. Симен взял две миски, стоявшие тут же, и одну протянул напарнику. Угрюмая женщина шлёпнула каждому порцию черпаком, выдала хлеб да сыр, накрыла чан крышкой и покатила телегу дальше. Где-то её, должно быть, ждали другие работники, обедающие не дома.

А лишней ложки не было, пришлось хлебать через край.

Вернувшись, наконец, в длинный тёмно-серый дом, Гундольф обнаружил, что оставленное им ведро пропало.

— Ты думаешь, я ночь не сплю, вещи чужие караулю? — напустился на него коротышка. — Сам виноват, что бросил, растяпа! Ну, что поделать, выпишем тебе новое ведро, но отработаешь за два!

И он, раскрыв книгу и найдя нужную страницу, вывел там ниже написанного: «Одияло 1».

— Вот, поставь тут ещё крестик, — ткнул пухлым пальцем.

Гундольф едва сдержался, чтобы не придушить гада. Разобраться бы с этим враньём, только хотелось поскорее набрать воды, свалиться на койку и поспать.

Воды в бочке осталось на самом дне. Хватило на две трети ведра, да и в том плясала ржавая муть.

А поднявшись в комнату, Гундольф даже не удивился, заметив, что одеяло и подушку ему никто не менял. Постель как была измятой после прежнего жильца, так и осталась. И, конечно, новых ботинок не видно. И уже не верилось, что их выдадут позже.

Махнув на всё это рукой, Гундольф свалился на постель, как был, и уснул прежде, чем принял удобную позу.