Нет звёзд за терниями

Глава 31. Гундольф. К маленькому дому

Какая же радость — вымыться дочиста! Казалось, смыл с себя всю грязь последних дней, и не только ту, что была видна глазами. Вот только в сон теперь клонило, сказалась бессонная ночь.

Из-за двери доносились голоса соседей, и они тоже звучали убаюкивающе, почти как шум моря. Гундольф зевнул, тряхнул головой, но дремота не отпускала. Даже холодная вода не придала бодрости.

— Я прилягу на часок, — виновато сообщил он Кори. — За час что сделается? Вымотался, всю ночь грузы таскал, после лодку разгружал. Сил уж нет, чуть в тазу не уснул.

Его спутница, поднявшись на локте, сверкнула глазами. Видно, хотела возразить, но передумала. Поднялась, уступая постель.

— Только ты не убегай, хорошо? — попросил он. — Разбудишь меня, а то просплю до завтра.

И провалился в сладкую темноту, едва коснулся подушки.

Долго ли спал, он не знал, но ощутил, что Кори лежит рядом. Повернулся во сне, вытянул руку и почуял тепло чужого тела. И правда, куда ещё ей было деваться в тесной комнатушке, заставленной теперь вёдрами и тазом, не топтаться же у двери.

Не открывая глаз, Гундольф притянул Кори ближе и замер, устроившись удобно. Подумал сонно: удивительно, ведь ничего ему в ней не нравится ни внутри, ни снаружи, отчего же тогда так хорошо? Вот госпожа Первая как раз в его вкусе, только к ней не тянет. А эта нескладная девочка, порывистая, колючая и упрямая, кажется сейчас такой родной, будто знал всю жизнь.

Отчего это так, разбираться не хотелось.

Он вдохнул её запах. Дам, с которыми Гундольф проводил время в прошлом, окутывали ароматы духов — и лёгкие, и такие, что дурманят голову похлеще вина. А чтобы голова кружилась от одного лишь запаха тела, было впервые.

Выдохнул, коснулся дыханием тёплой кожи между шеей и плечом. Прижался лбом, губами — нежно и легко, большего и не хотелось. И вновь крепко уснул.

Разбудил стук в дверь.

Гундольф вынырнул из сна, не понимая до конца, почудился этот стук или был взаправду. И совсем близко увидел глаза Кори, распахнутые широко. Шум, видно, и её застал врасплох, и не успела она ещё спрятаться, надеть привычную маску, и была так беззащитна, что казалось, в глазах видна вся душа. На миг подумалось даже, выйдет прочесть её мысли без всяких слов… Но стук повторился, разрушая волшебство.

Кори нахмурилась, приподнялась в тревоге. Повернулась к окошку — последние лучи густо золотили стену напротив.

— Сколько мы спали? — воскликнула она, усаживаясь рывком и поспешно натягивая ботинки. — И вздумалось же мне лечь! Как же некстати, где была моя голова!..

— Ну, тебе тоже отдых нужен, — произнёс Гундольф, тронув её за плечо. — Не хватало, чтобы опять свалилась.

И крикнул тому, за дверью:

— Да иду я, иду!

Это оказался Симен. Обычно молчаливый и угрюмый, сейчас он был сам на себя не похож.

— Значит, не врали, что ты вернулся, — сказал он Гундольфу. — Здесь-то что делаешь?

И тут же пояснил поспешно, отчего интересуется:

— К источнику твой друг приходил. Они почти уверены были, тебя на свете больше нет. Ты им весточку ещё не подал?

— Друг, говоришь? — переспросил Гундольф. — Это который?

— Чернявый, глядит этак с прищуром. Имя я позабыл.

— Джозеф?

— Точно.

— Ага, спасибо за новость, — кивнул Гундольф. — Я к нему загляну.

И собрался прикрыть дверь, только Симен не дал.

— Я войду, — то ли спросил, то ли сказал он и тут же двинулся плечом вперёд, втекая за порог.

Не выталкивать же силой! Гундольф отступил на шаг, уступая дорогу, и его бывший напарник тут же оказался в комнате весь и запер за собой.

— От двери отойдём, — зашептал он. — Слушать будут.

Отходить было почти и некуда. Пришлось переставлять вёдра в угол, одно в другое, и с грохотом оттаскивать полный воды таз. Кори сидела на краю постели, подтянув колени к груди, и помогать не рвалась. Симен встал у окна, опершись на узкий подоконник, и пригляделся к ней.

— А я ведь тебя тоже знаю, — заявил он. — Видал пару раз. Это ведь ты приходил по ночам за товарами?

Кори не спешила отвечать, даже головы не подняла, и по одному виду её напряжённой спины можно было сказать: вопрос ей не по душе. Гундольф припомнил, что там говорили о парне, который возил телегу до него. Неужели то была Кори? Тяжёлая работа, не женская совсем. Глупая девочка, она-то как во всё это влезла? С её рукой таскать такие грузы!..

— Ну, я, — процедила наконец Кори сквозь зубы. — И что с того?

— Да так, — сказал бородач, обернулся к Гундольфу и продолжил, понижая голос:

— Ты же вернулся в город с этими…

Лицо его дёрнулось.

— Ну, с теми, кто… — ещё раз попытался бородач, подняв руку и пошевелив пальцами.

— С калеками?

— Точно. С ними, да? Это правда, что там все наши со Свалки?

Гундольф пожал плечами.

— Все, не все — не знаю я. И откуда они, тоже не спрашивал. Но по разговорам понял, многие знают Раздолье, жили здесь прежде.

— И женщины там были?

— Ну, вроде парочку заметил. Чего спрашиваешь-то?

— Да так. Они тебе какими показались?

— Не понял вопроса, — честно признался Гундольф.

— Чего хотят, зачем пришли? Собираются работать, как раньше, или мстить за Свалку?

— Им и даром не нужен этот город, — раздался мрачный голос Кори. — И не думаю, что скучали по работе. Они хорошо жили, так хорошо, как только можно в этих землях. Ни тяжкого труда, ни графиков. Почти как семья. Может, кто и держал обиду, но сами не стали бы возвращаться, даже ради мести.

Бородач скрестил руки на груди, глядя на неё сверху вниз.

— Думаешь, хорошо их знаешь? — угрюмо спросил он. — Вы вот, должно быть, ещё не слышали, а на семейной улице убили двоих, женщину и мужчину. Тот, с которым она прежде жила, угодил на Свалку, а сейчас вернулся. Видно, не рад был тому, что нашёл. А сколько ещё таких семей в Раздолье, что дальше?

— Кого убили? — нахмурила брови Кори.

Она всё так же сидела, обхватив колени руками, и эта поза не вязалась с напряжённым тоном.

— Магда, Рик, знаешь таких? В садах работали, он на поливе, она кашеварила. Не только для садов, она и к источнику обеды возила. Ты, Отто, мог её видеть.

Гундольф припомнил угрюмую женщину с тележкой, которую встречал однажды. Он тогда и лица не разглядел, так устал. То был его первый день в Раздолье.

— Тот, с кем она прежде жила, тоже в садах трудился. Дурная с ним история вышла — траву косил, машина прямо в руках сломалась, лицо изрезало, грудь. Самое страшное, руку потерял.

Симен пояснял, видно, больше для Гундольфа. Говорил, обернувшись к нему.

— И что скверно, Бруно жаловался, что механизм барахлит. Просил, чтобы починили или дали косу, а ему отказывали. Вручную, мол, долго возиться, с заводной машиной больше дел успеет. Мастера, опять же, обещали прислать, когда с травой закончит. Тянули, ну и дотянули. А куда ему было деваться, бедняге? Все мы делаем, что скажут.

Сжав губы, Симен покачал головой.

— Жаль его, конечно, но и оправдывать Бруно я не собираюсь. Магда-то в чём виновата? Я вот, как узнал — люди бежали мимо, галдели, спросил — оставил работу и сюда. Те к госпоже Первой во дворец, чтобы рассудила, а я думал ребят собрать, но услышал, ты тут. Ты, пожалуй, в этом деле полезнее будешь. Мне бы с этими…

Он замялся, опять поднял руку, согнул пальцы.

— Ну, ты понял. С ними бы потолковать, да так, чтобы ссоры не вышло. Нашим тут я ещё ничего не сказал. Так знаешь ты, где найти, ну… этих, которые…

— Да скажи прямо — обрубков, уродов, — подала голос Кори. — Отбросов. Что, слово на язык не идёт?

Но бородач внезапно рассердился. Рукой взмахнул, повернулся резко, задев локтем зазвеневшее стекло.

— Не смей их так называть, слышишь, ты? Сопляк, ты даже не понимаешь, каково это! Они… не заслуживают они таких слов — а других у нас для них и нет.

— Угу, — кивнула Кори, не размыкая губ. И добавила:

— Посмотрим, что ты запоёшь, когда приглядишься ближе. Так кто, говоришь, у тебя угодил на Свалку?

— Я ничего тебе не говорил, — мрачно ответил Симен. — Просто хочу, чтобы больше никто не пострадал. Так где их найти, знаете?

— Вечером условились в доме одном встретиться, — ответил Гундольф. — Загляну к своим, а потом туда. Хочешь, с нами иди — не знаю только, будет кто тебя слушать или нет.

— Пойду, — кивнул бородач. — Хоть попробую. Идём, чего сидеть?

Они спустились вдвоём, прихватив пустые вёдра — Кори попросила ненадолго оставить её одну. Внизу за столом скулил Бамбер, прижимая к глазу мокрую тряпицу. Подле стояли трое, слушали жалобы учётчика, но по лицам не сказать, чтоб очень уж сочувствовали.

— Вот, поглядите, — вытянул Бамбер толстый палец. — Идут, голубчики. Работу бросили, у источника никого! Вы думаете, с рук сойдёт? Всё доложу госпоже!

— У Раздолья теперь есть беды страшнее, чем источник, — прервал его Гундольф. — Тащи припасы, да побольше.

— Припасы! — взвизгнул толстяк, роняя руку с тряпкой на стол. Под глазом наливался уже синяк. — Кому это — припасы? Руки распускают, воду переводят без счёта, на работу плюют, а я им ещё должен?..

— Да откуда припасы-то? — обратился один из тех, что стояли у стола, к своему соседу. — Ужин ведь был, кто не успел, тот не успел.

Он говорил вполголоса, но с явным умыслом, чтобы слышно было и Гундольфу.

— А вот оттуда, — указал Гундольф на каморку. — Это у вас на столе, может, недостаёт рыбы и сыра, а там всё есть.

— Да что ты врёшь, что врёшь! — завопил учётчик, подскакивая. — А вы что уши развесили, олухи? Дела нет, что ли?

— Так Зелёный день, — развёл руками один из работяг.

— Так бегите к источнику! Не слышали разве, без присмотра остался! Зелёный день у них, отговорки вечно. Проваливайте, ну, живо!

И всё-таки ему пришлось отпирать каморку под чужими взглядами и совать припасы в мешок, торопясь и роняя. Яблоки весело заскакали по полу, раскатились по углам. Одно гулко стукнуло о бочку, полную воды — здесь всегда хранился запас. Гундольф стиснул зубы, опять припомнив, как в первые дни ему совали остатки из общего бака, ржавую муть.

— Дай сюда, — потянул он мешок. — Сам соберу, не то ты всё по полу изваляешь.

— А любопытно тут, — присвистнул работяга за его спиной. — Гляди, друг Мартин, видишь лампу? Я на такую вкалывал как проклятый, очень уж хотелось, а её из комнаты спёрли через пару дней. Сам виноват, сказали, дверь не запер — только я ж помню, что запирал, да и ребята к себе пустили, никто не отказал, ни у кого лампы не сыскалось.

— Хочешь лампу? — сердито сказал учётчик из дальнего угла. — Так бери, кровопийца, и уходи уже!

— Да нет, я не к тому, — задумчиво ответил работяга, снимая механизм с полки и вертя в руках. — Я вот ножки подкрутил сам, хотел, чтобы ниже стояла. Свет такой уютный. И надо же, у этой лампы тоже кто-то каждую ножку загнул кольцом. Я если возьму у себя обрезок трубы, которым работал, не удивлюсь, если он точнёхонько сюда войдёт.

— Да мне откуда знать, как это вышло! — заверещал Бамбер. — Что мне прислали, то и стоит на полках! Лучше следил бы за своей поганой лампой, а не честных людей винил!

Так они и ушли, оставив Бамбера объясняться. Гундольф торопился, поскольку чуял, что следом спросят и его, как знающего слишком много, и был рад увидеть, что Кори уже внизу.

Она опять перемотала грудь, чтобы походить на парня, вот для чего задерживалась. И не всё ли равно уже, кем её считают? Надеется, может, когда всё уляжется, остаться тут жить, работать дальше? Что ж, её дело.

Они шли закатными переулками, завернув сперва к источнику, чтобы наполнить вёдра. Здесь по-прежнему никого не было, и вода ещё не полилась через край высоких ёмкостей, а всё-таки Симен, крякнув, подкатил новую бочку.

— Хоть на время поможет, а там, глядишь, кто и подойдёт, — пояснил он виновато. — Давай заменим. Пусть там что с городом, а воду терять негоже.

Гундольф согласился и помог. Времени это заняло немного.

Солнце уже едва удерживалось, цепляясь за крыши домов, зажигало окна верхних этажей, горело в стёклах купола над головой. Вот-вот последние лучи соскользнут с труб, и город ненадолго останется серым и прозрачным, а затем его накроет ночь.

Даже приятно было идти вот так, по пустынным тихим улицам. Казалось, все заботы остались далеко, не здесь. Обезлюдевший город будто виделся во сне, мирном и бестревожном.

— Ты вот скажи, — прошептал Гундольф, склоняя голову влево, где шла Кори, — что, правда довелось грузы по ночам таскать? Тебя-то как угораздило в это встрять?

— Не твоё дело, — сердито прошептала она в ответ.

— Это с рукой-то твоей…

— Умолкни!

Симен, заметив их перешёптывания, пошёл вперёд. Спросил только, по этой улице до конца или сворачивать в переулок? Гундольф сказал, повернуть к заброшенному кварталу.

— Так что? — спросил он опять, когда между ними и Сименом легло расстояние в пару десятков шагов.

— Зачем тебе это знать? — фыркнула Кори и, подняв плечи, отступила на шаг, но Гундольф не отставал.

— Любопытно, сама вызвалась или заставили. Ты вот не любишь о себе говорить, а я чую, дела эти не тебя одной касаются. И может, о чём-то мне лучше знать загодя.

— Это тебя уж точно не касается, — ответила Кори нерадостно. — Ладно. Ты ведь не отстанешь? Слушай: меня принял в Раздолье господин Первый, отец нынешней госпожи, и лучше него не было человека в этом городе. Он всё обо мне узнал. Другой отправил бы на Свалку, но он не стал. Мне ещё был нужен отдельный дом — рука, кошмары, со всем этим стоило держаться в стороне от людей. Приглянулся этот, в заброшенном квартале, другие слишком хороши для простого разведчика, да и соседи… Господин Первый отговаривал, потом сдался. Согласился. А что рядом склад краденых товаров, он и не знал.

Кори обхватила себя руками.

— В этом были замешаны Второй и Третий, но с господином Первым они не делились. Подумали, он что-то заподозрил, а меня селит шпионить, собирать доказательства. Ну и… Господин Золотая Маска умер.

Она обернулась к Гундольфу.

— Говорили, сердце. Но я-то знаю правду: это из-за меня, из-за того, что захотелось этот дом. Ко мне тогда явились, предложили выбор — или работать с ними, или ясно что. Я в Раздолье всего ничего, исчезну — никто не заметит, стану болтать — не послушают. Да и на кого работать, мне должно быть без разницы, они так сказали. И что я тут живу, им на руку, и мне удобно, да и выгодно. И что было делать?

— Вот оно как, — сказал Гундольф.

— Господина Первого заменила дочь — она ему и в подмётки не годится. У этой под носом можно товары возить телегами, не поймёт даже. А я каждый раз, возвращаясь домой, вспоминаю, что из-за моей прихоти не стало достойного человека…

— Ты ж не знала. Ну, не плачь, это ведь не ты виновата, что в Раздолье всё прогнило. Если этот господин Первый мешал тёмным делишкам, его всё одно бы убрали, не тогда, так позже.

— А может, и не случилось бы такого никогда, если бы не я. Ничего мне не удаётся. Бьюсь, пытаюсь, как лучше, но только порчу всё. Ладно бы для себя, чаще для тех, кто рядом…

Симену оставалось всего ничего до угла. И когда тот скрылся из виду, Гундольф поставил своё ведро и обнял Кори, погладил по голове. Так стало жаль её, запутавшуюся в чужих дурных замыслах, как бабочка в паутине.

— Всё будет хорошо, — сказал он с уверенностью, которой не ощущал. — Разберёмся, слышишь? И жить по чужой указке больше не придётся. А потом, когда всё закончится, уйти бы к морю — там куда свободнее и проще, чем в этом городе.

— Ты будто намекаешь, что у нас может быть общее будущее, — сказала Кори, отстраняясь. — Лучше пойдём. И хватит меня жалеть.

Дальше шли в молчании, и Гундольф размышлял. Он и вправду с лёгкостью представил житьё у моря и Кори рядом. И с чего бы?

И о Грете давно не вспоминал. Уверен был, что любит её не меньше, чем прежде, но что-то изменилось. Когда врата сломались, лишь тогда до него дошло, что вот теперь-то им вместе не быть, даже не увидеться больше никогда. Ушла, наконец, надежда, и стало легче. Не терзали пустые ожидания. Всё, чего он хотел, отправляясь сюда, сбылось.

А Кори, наверное, казалась близкой лишь потому, что в этих землях у него не было другой женщины, которая бы глядела так восторженно, так отзывалась на его прикосновения — какому мужчине это не польстит? Даже сейчас, стараясь казаться равнодушной, она замирала в его объятиях, забывая дышать…

Тут они дошли до угла, и Кори остановилась. Обернулась, положив руку ему на грудь, взволнованная. Гундольф поглядел, где Симен, опустил ведро — это заняло мгновение — и притянул Кори к себе. Плевать, что он её не любит. В это непростое время, когда неясно, что с ними будет дальше, немного тепла — уже счастье.

— Ты видел? — спросила Кори, пытаясь вывернуться. — Ты чего? Зачем схватил меня?

— Что? — не понял Гундольф.

— Я же показываю, в конце улицы, на куполе. Видишь?

Он пригляделся и заметил чёрные, мёртвые места на стекле, отражающем сейчас огни первых фонарей и зажёгшихся кое-где окон. И понял, что давно уже чувствовал лёгкий ветер, треплющий волосы, необычный для города.

— Дыры, — пояснила Кори. — Там стоянка, и купол над ней разбит. Нехорошо, уходим скорее.

Гундольф поднял ведро, надеясь, что его лицо плохо видно в сумерках, и зашагал прочь. Кори шла рядом, и по счастью, она ни о чём не догадывалась.

— Знаешь, мне было показалось, ты хотел меня поцеловать, — насмешливо сказала Кори.

— Показалось, — ответил Гундольф, не поворачивая головы. — Мне вот тоже показалось, ты ногу подвернула и падаешь. Ну, я поддержал.

— Вот как. Что ж, спасибо за заботу.

Вскоре они нагнали Симена — тот топтался в конце переулка, не зная, куда дальше. Пока дошли до места, почти совсем стемнело. А там, чуть не доходя, им встретился Хенрик.

— Ну, дела! — обрадовался он. — Так ты жив, дядя? А то наши решили, тебе крышка. Вы Флоренца не видели?

— Нет, — покачал головой Гундольф. — А что, вы его потеряли?

— Да вышел в обед, сказал, часы у стены оставил. С тех пор и не видели. Я вот бегаю, ищу, а толку нет. И далеко соваться боязно — как бы на людей Рафаэля не наткнуться. Эх, я уж думал, он с вами…

— Город не велик, отыщется, — сказал Гундольф. — Я с людьми Рафаэля поладил вроде, Кори вам оставлю, сам к ним пойду. Ты тоже в дом иди, без нужды не высовывайтесь. В городе, говорят, двоих уже убили.

— А я не удивлён, — помрачнел парень. — Они и наших всех… почти всех, кроме нас… когда мы уйти пытались. Мы без оружия остались, и весь наш опыт, вся подготовка — пшик. У них ножи, арбалеты, да даже просто ударят таким кулаком, и всё.

— Арбалеты? — спросил Гундольф, вспомнив, как ранили Йохана.

— Ну да. Прям в руки вделаны, ты не разглядел? Их таких двое, может, трое, и стрелять умеют будь здоров.

— Буду знать. Ну всё, дай-ка я ведро занесу, будет у вас вода, припасы вот ещё, да пойду.

А когда Гундольф вошёл в маленький дом, плохо освещённый, он удивился, заметив среди прочих Эриха. Тот вскинулся, обернулся — ждал, видно, брата. Этого-то как сюда занесло?

Но ещё сильнее он удивился, услышав за плечом холодный голос Кори:

— Ну здравствуй, господин Второй.