Нет звёзд за терниями

Глава 32. Флоренц. В западне

Он и сам не понял, что случилось. Как будто жизнь треснула, и маленький осколок выскользнул, затерялся. Вот он стоял, придавленный вонючими телами, на пороге осиротевшего дома, а вот уже соседи расступились, перед глазами стеклянный купол, а за ним — выцветшее небо, и жёсткий камень под спиной. Только голову поддерживает чья-то дрожащая ладонь.

— Не нужно, Сиджи, не умирай опять! — сказал кто-то рядом со слезами в голосе. — Не умирай, не оставляй меня! Это нечестно, так нельзя!

Тут мальчишка ощутил чужую руку на щеке, неприятно холодную. Сильные пальцы взяли за подбородок, заставили поглядеть вправо, а там совсем близко оказалось лицо крылатой.

— Нет, ты не умер! — рассмеялась она и, прижав к груди, принялась баюкать. Было неловко, жёстко и неудобно.

— Отпусти, — сказал Флоренц, пытаясь высвободиться. — Отпусти, слышишь?

Он чувствовал себя слабым. Голова ещё кружилась, и казалось, что ударился носом и лбом, так неприятно они онемели. Упал, что ли, перед всеми?

— Кончай возиться с парнем, Леона, — послышался мужской голос. — Времени мало. Видишь, он жив, ну так идём дальше.

Цепкие руки отпустили, и мальчишка перекатился влево, встал на колени. Не успел подняться, шатаясь, как крылатая вновь сжала запястье.

— Пойдём, Сиджи, — сказала она своим тонким голосом, улыбаясь, не утерев даже мокрых щёк. — Помнишь, что с тобой случилось? Давай им всем отплатим!

— А что со мной случилось? — не понял Флоренц. — Кому отплатить?

Крылатая взяла его лицо в свои ладони, погладила кончиками холодных пальцев. Крепко держала, а гладила небрежно, почти грубо.

— Ты умер на Свалке, помнишь? — спросила она с улыбкой. — Ты умер ни за что. Ни в чём не виноват. Разве справедливо? Найдём тех, кто это сделал с нами, и накажем их.

Мальчишка рванулся из чужих рук, от этих страшных чёрных глаз, каких не бывает у людей, но крылатая не отпускала. И ведь не считал себя слабым. Наверное, немало силы нужно, чтобы удержать тело в воздухе, а он и не думал прежде о таком.

— Мне нужно на Свалку, — почти умоляюще произнёс он, а сам подумал, что готов бежать куда угодно, только бы отсюда. Но решил не поддаваться страху и не отступать. — Пожалуйста, мне нужно на Свалку!

— Зачем? — склонила голову его собеседница. — Зачем ты хочешь вернуться?

— Там мой друг.

— Ржавый? Или Кори?

Эта ужасная девушка, ведь она считает его кем-то другим. Но кем? И откуда крылатая знает Кори?

Так и спросил.

— Бедный Сиджи, ты всё забыл, — сказала незнакомка, гладя его по голове, как маленького.

Она смотрела так неприятно — пристально, не моргая, не шевелясь, как будто взглядом пыталась нашарить что-то у него внутри, подцепить, как крюком, и извлечь наружу, и вся сосредоточилась на этом.

Флоренц не знал, что она там ищет, но до смерти хотелось закрыться.

— Да идём уже! — поторопили крылатую.

Мальчишка лишь сейчас поглядел в сторону, на калек, что топтались в ожидании. Улица была тихой, и ничего не напоминало о случившемся, кроме разбитого окна и двери, которую заботливо установили на место, а всё-таки было видно, что она сошла с петель и ощетинилась щепами. И никто не вышел, будто в соседних домах не жили, а ведь Флоренц видел, как суетились люди, и слышал, как хлопали двери, пока всё не началось.

— Нам пора, — сообщила его спутница и, сжав ослабевшую ладонь в своей, потащила дальше.

Вскоре они влились в толпу. С той стороны, где шла крылатая, было чуть просторнее, её не хотели толкать. А вот удобство мальчишки никого не заботило.

— Что ж я натворил? — коснулось слуха. — Что натворил? А вы-то куда глядели, отчего не остановили?

— Всё правильно сделал, — раздалось в ответ. — Так им, обманщикам поганым!

— Виноватых ищешь теперь? — вплёлся женский голос. — Думаешь, выйдет перевалить этот груз на других? Не выйдет, Бруно.

— Да что ты нудишь, Ткачиха! Его на Свалку шваркнули, а мы все знаем, что там за житьё. И баба его знала, и этот, что другом звался, тоже знал. И что, маялись они совестью? Да ни на вот столечко! Спелись за его спиной, вот и пора ответ держать, всё по чести. А этот-то, за юбку прятался, бабу вперёд себя вытолкал…

— Умолкни, дурень! Если б Магда знала, что ещё свидятся, может, и ждала бы. Вы вот сами-то больно стали бы кого дожидаться со Свалки? Скажите, а?

Все притихли ненадолго, и стало слышно, как далеко позади, на оставленной улице, надрывно кричит женщина.

— Во, слышите? — сказал один из калек. — А если эти против нас пойдут теперь? Их же больше. Тут и Рафаэль не защитит, я думаю. Я не хочу опять на Свалку!

— Чего разнылся, как дитя! Пусть попробуют только.

— Не бойся, Тед! — почти нежно произнесла крылатая. — Вы все, ничего не бойтесь. Скоро уже никто не осмелится нас тронуть.

Дома, наконец, расступились, будто бы неохотно. Последние стояли кривовато, выбились из общего ряда, не желая возвращаться в строй. Они были ближе к платформам, где спали лодочки, чем к своим простеньким и серым одноэтажным соседям.

Там, на стоянке, три светлых купола уже надулись, стремясь к небу, а четвёртый только поднимался, обретая форму.

— Э-ей! — донеслось от лодок. — Сюда, ребята!

— Заждался, Вилли? — крикнули ему. — А вот и мы!

Калеки ускорили шаг, и Флоренцу пришлось чуть ли не бежать, чтобы не упасть. Крылатая тащила его вперёд, не оглядываясь.

— Этот мне уже всё пояснил, — радостно сообщил Вилли, кивком указывая вниз. — Теперь не хуже него сумею лодкой управлять, вот так-то!

На палубе лодочки, привалившись спиной к сиденьям, полулежал человек. Он тяжело, с хрипом дышал, и кровь проступила на стягивающей грудь повязке.

— Ты был с ним добр, Вилли? — спросила крылатая, поднимаясь на ступени. — Нужно, чтобы он ещё жил. Чтобы помог вам найти путь туда и назад.

— Ты, Леона, не бойся, я ж не дурак! — рассмеялся её собеседник. — Без ушей, к примеру, преотлично жить можно, и чтобы вести лодку, они не нужны. Так что мы быстро договорились.

Раненый поднял голову, и Флоренц его узнал. Это же Йохан! Лицо совсем белое и искажено болью, жидкие тёмные пряди прилипли ко лбу, на щеке кровь. С ним плохо обошлись, но если он ещё жив, может быть, и Гундольф тоже?

Йохан повернул голову, заметил мальчишку, и взгляд его изменился. Тоже узнал.

— Что, они взяли Эриха? — спросил слабым голосом.

— Нет, — замотал головой Флоренц. — Я один попался.

И выпалил торопливо, боясь, что прервут:

— А что с Гундольфом?

— С кем? — наморщил лоб раненый.

— Ну, с вами должен был лететь…

И вспомнил запоздало, что Гундольф просил не выдавать его имя. А Йохан тоже, видно, вспомнил, где это имя слыхал. Он усмехнулся криво, морщась от боли.

— Вот, значит…

— Почему ты говоришь «попался», Сиджи? — дёрнув за руку, требовательно спросила крылатая. — Ты что, не рад нашей встрече?

— Мне вот другое любопытно, — сказал один из калек, что стоял у борта. — Наш маленький дружок откуда-то знает Эриха и вот этого. А ещё, Леона, разве та записка, что ты нашла в доме на горе, не была подписана дурацким именем «Гундольф»?

У Флоренца стало так холодно внутри, как не было ни разу, даже когда он нырял в зелёную глубину на спор с самим собой, пытаясь достать до дна.

— Так и было, — согласилась крылатая, не отрывая глаз от Флоренца. — Значит, ты соврал? Тоже предал меня, как Кори?

— Я не врал! — возмутился мальчишка. — Я же сразу сказал, что никакой я не Сиджи. А что до остального, меня никто не спрашивал, я и молчал. Разве ж это ложь?

А сам удивился, что может говорить, да ещё так дерзко, потому что страшно стало до невозможного, даже колени ослабели. Этой-то кто знает, что придёт в голову? И на что способны остальные, уже повидал.

— Ты, Леона, дай его мне, — протянул руку Вилли. Страшную руку, хоть её и украсили медными узорами. Палец, которым он подманивал Флоренца, загибался, как нож, и тёмные глаза, зло прищуренные, тоже напоминали ножи. — Уж он у меня заговорит.

— Я не хочу! Я не знаю ничего! — захлебнулся от ужаса мальчишка. — Не надо, отпустите меня! Отпустите!

Но крылатая держала крепко. Может, только потому Флоренц ещё и не упал.

— Тише, — сказала она почти ласково, как мать утешала бы дитя. — Тише, не бойся.

И это было хуже, чем угрозы.

— Вилли, вам нужно лететь за остальными, нельзя терять время. А маленький Сиджи останется здесь. Он так хотел на Свалку. Я отведу его туда, а он за это всё мне расскажет. Ты ведь расскажешь, да, Сиджи?

Мальчишка кивнул, уже почти ничего не соображая от страха. Он чувствовал, что сделает вообще что угодно, что попросят, только бы его не коснулись пальцы-ножи. Прямо-таки ощущал, как они входят в тело, под рёбра…

— Идём, — потянула его крылатая. — Идём скорее! Вы изрезали купола у остальных лодок?

— Сделали, — кивнул один из калек. — И на той стоянке тоже. Так что, двигаем к складам?

— А топливо? — ответила вопросом его собеседница.

— Распределяем, мы мигом, — откликнулись в стороне. Там разгружали телегу, разносили брикеты и хворост по лодкам.

— И нас не забудьте, эй! — замахал рукой Вилли. — А то застрянем на полпути, а мы ж главные, всех поведём.

— Мы помним! — ответили ему.

А раненый опять поднял голову, поглядел на Флоренца мрачно.

— Лучше бы ты не попадался Эриху на глаза, — слабо, но отчётливо произнёс он. — Из-за тебя он был сам не свой. Это всё… потому, что он дал слабину. Он бы придумал… мы бы выкрутились. Он стоит десятка таких, как ты. Попробуй только выдать его, и я…

Вилли, что прислушался с интересом к этим словам, решил теперь, что ничего важного не услышит. Он пнул Йохана в плечо, и тот, не удержавшись, завалился набок со стоном.

— А ну тихо! — рявкнул Вилли. — Только мы тут можем его пугать, ясно тебе? Всё равно не доживёшь до завтра, полудохлый! «Попробуй только», ну-ну!

— Не обижай его, не надо, — вмешалась крылатая. — Сперва привезите остальных.

И направилась прочь, больше не оглядываясь, и Флоренцу пришлось волочиться следом. Он обернулся ещё пару раз — увидел, что калеки направились за ними, если не все, то почти все, и успел разглядеть, как неслышно взмывают лодочки, уходя за купол. А потом стоянку закрыли дома.

В этот раз шли другой дорогой. Боялись, наверное, что поднялась тревога, но если и так, эти улицы волнение миновало. Попадались навстречу люди, кто-то глядел из окон, но никто не кричал, не тыкал пальцами, не выбегал, готовый к драке. А Флоренцу очень хотелось, чтобы это случилось. Чтобы кто-то пришёл и хотя бы отвлёк этих, а уж он бы не зевал, мигом бы удрал.

— Не нравится мне, как они глядят на Леону, — сказал калека, что шёл, со звоном опуская стальные ноги на мостовую и временами противно царапая камень. Мальчишке казалось, этот звук пробирается внутрь и скребёт, даже когда уши больше его не слышат.

— Да, Леона, ты лучше лети, — согласился кто-то позади. — И тебя не разглядят, и от нас отвлекутся.

— А Сиджи? — растерянно спросила крылатая.

— Я поберегу его для тебя, — сказала Ткачиха. — Не бойся, не упущу. Лети!

И хватка, наконец, разжалась. Флоренц потёр запястье, ощущая, что будет синяк. А крылатая, выбравшись из толпы, зашагала прочь, встряхнула руками. Щёлкнул, расправляясь, механизм. Всё дальше тонкая фигурка в белом, всё быстрее бежит. Взмах — оторвалась от земли, но невысоко. Ещё взмах, ещё — хлопнуло окно, вскрикнул кто-то, но она уже над крышами, делает круг под куполом, почти невидимая против солнца. Наконец, пролетает над толпой, где её приветствуют криками, и уносится вперёд и выше. Только Флоренцу это больше не казалось чудом — ни сама эта страшная, искалеченная девушка-женщина, ни умение, доставшееся ей не по праву, хотя и высокой ценой.

— Так откуда знаешь Эриха? — наклонился к лицу безногий. — А, сопляк? И этого, с лодки, откуда знаешь? Если у тебя такие люди в друзьях, зачем тебе на Свалку?

— Не друзья мне они. Друг у меня один, и он на Свалке, — сказал мальчишка. — Если попадём туда, я вам докажу.

— Отвяжитесь от мальчонки, — прикрикнула Ткачиха, кладя руку на плечо Флоренца. — И так напугали знатно.

— А ты чего нам рты затыкаешь? Не ясно разве, что темнит он? Сама же расспрашивала, как он сюда попал, потому как любой поймёт — не взяли бы такого. Что он там плёл? Брат привёз?

— Хватит пытать, пусть он потом Леоне расскажет.

— А я вот тебе скажу, почему ты встреваешь. Потому что чуешь, мы этого парня так просто не отпустим, и жалость твоя бабья некстати лезет. А я вот его тряхну, и он как миленький запоёт, где искать Эриха.

— Откуда бы ему знать!

— А ну-ка стойте! — завопил калека со стальной рукой.

Расталкивая спутников, он пробрался к Флоренцу, схватил за подбородок, грубо поднял. Пальцы, вопреки ожиданию, были не холодными, а нагретыми, как причал на солнце.

— Ха! Видите, видите? — обрадовался безрукий. — Они же на одно лицо! Вот вам и брат!

— Чудится тебе! — сердито воскликнула Ткачиха, ударив его по руке. — Совсем не похожи!

— А-а, так ты тоже это поняла, старая ты кошёлка. И скрыть хотела!

Калеки зашумели, заспорили. Кое-кто толкался. Флоренц понадеялся, уйдёт под шумок, но сделал шаг назад — и как на стену наткнулся. Завертелся, но вокруг только злые лица, глаза-щёлки, кривые рты. Его принялись толкать и тормошить.

— Так где твой брат? Сознавайся!

— Он, может, неспроста нам попался на пути! Вынюхивать послали?

— Пусть отведёт к брату!

Одна Ткачиха, как могла, пыталась его прикрыть.

— Поисками Рафаэль уже занялся! — выкрикнула она, расставив руки. — А у нас своё дело есть. Что, с дитём малым драться собрались, да ещё толпой? Прямо тут, посреди улицы?

Калеки завертели головами. И вправду, из этих высоких домов кто-то мог следить за ними. И как бы ни были они сердиты, всё-таки, видно, не хотели, чтобы кто увидал.

— Пусть ведёт к дому брата, — скомандовал тот, со стальной рукой. — Слышишь, задохлик? Если хочешь ещё пожить, делай как велено.

И так сжал плечо Флоренца, что мальчишка вскрикнул. На миг показалось, эти люди набросятся толпой и разорвут, расхватают по куску, и даже если кто глядит из окон, ничего не успеют заметить.

— Так будешь слушаться? — зарычал ему в лицо калека. — Ведёшь?

— Да, — попытался сказать мальчишка. И не расслышал собственного голоса, потому ещё кивнул.

Его вытолкали вперёд, но держали под локти так крепко, что Флоренц сам не понимал, он ли ведёт, его ли ведут. И совсем не соображал от страха, куда идти. Его спутники поняли это на втором повороте.

— Да ты нам голову морочишь? — разъярился тот, что шёл слева. — Кругами водить вздумал?

— Да я же город не знаю! Как от источника идти, помню, а где источник?.. Табличек-то нет!

— А ну, мне объясни, где нужный дом.

Флоренц рассказал, как помнил. И что дом на углу, где особняки с колоннами, и с балкона виден сад, а перед крыльцом растёт трава. Он-то знал, что Эрих не дома сейчас и туда не вернётся, а эти, может, отвлекутся, ослабят надзор, пока будут ходить по комнатам.

Его спутники поняли. Нырнули в переулок, другой, и дом возник перед глазами так быстро, как Флоренц и не ждал. Но и внутри мальчишку не оставили без присмотра, всё держали, не заботясь, ранит его стальная хватка или нет.

Всё обшарили, перевернули, а на верхнем этаже дёрнули ящик стола и заревели от радости.

— Глядите, какая добыча, ребята!

— Да тут на каждого хватит! Вот уж повеселимся!

— Точно, и Рафаэль не указ! В печёнках уже его рожа постная: «Я помню, сколько тебе давал, Тед, и не думай выпрашивать», тьфу! Сам ходит кислый и нам иного не позволяет.

— Давайте разделим, парни, а спешить не будем, а? — увещевала их Ткачиха. — Ещё не всё решено с Раздольем, неспокойно, не время туманить головы. И так неладно начали!

Кое-кто прислушался к её словам, но тех было мало. Остальные сразу откупорили расхватанные флаконы и натрясли капель на языки.

— Вы б хоть с водой развели! Вот дурни, а?

— Эх, хорошо-то как! — заявил однорукий, широко улыбаясь. — Да не ворчи ты, мать. У нас, может, только эта капля счастья в жизни и есть.

И когда мальчишку тащили по закоулкам в сторону Свалки, его спутники совсем разошлись. Хохотали, подталкивая друг друга, и даже Бруно, утратив мрачность, улыбался во весь рот. А эта Ткачиха, она вроде не была злой, прикрывала от толчков, но всё-таки не отпускала.

На одной улице, где стояли высокие дома, калеки перебили все стёкла в окнах первого этажа и веселились так, будто это смешнее некуда.

— Проклятая фабрика! — вопили они. — Скольких искалечила!

Ещё и на дверь помочились по очереди. Ткачиха, правда, не стала ждать, потащила Флоренца дальше. Там, впереди, купол пригибался к земле, темнели вагоны, а за ними виднелись очертания чего-то высокого, как гора, рыже-коричневого, искажённого кривыми стёклами. Мальчишка сразу понял: это и есть Свалка.

На одном из вагонов сидела Леона, болтая ногами. Она ловко соскользнула, когда её товарищи подошли ближе.

— Вот и мой Сиджи, — сказала она, открывая в улыбке редкие зубы. — Поедем на Свалку, как ты хотел. Кто ещё хочет навестить старый дом?

Желающих не нашлось, только Леона и ещё двое калек. Они уже были тут, а не пришли с остальными. Флоренц, вытянув шею, разглядывал через окно вагон с мягкими сиденьями, с живыми растениями у проходов, устланных коврами. Вот так красота! Но этот вагон стоял особняком, не был прицеплен к составу, а жаль. Раз уж путь лежит на Свалку, можно было хотя бы проехаться с удобством.

Мальчишку провели дальше, к двум небольшим вагонам, что стояли на рельсах, а макушками крепились к толстому стальному канату. Рельсы упирались в воротца в стене, но сейчас воротца открыли, и было видно, что наземный путь обрывается невдалеке. А дальше опоры шагали к Свалке, поддерживая канат, и были они густо оплетены колючей проволокой.

Флоренц ещё успел заглянуть в первый вагончик — не вагончик даже, а обрубок с рычагами, изогнутыми ручками и окнами с трёх сторон. Думал, поедет в нём, но его остановили грубо и втолкнули спиной вперёд в следующий вагон. Узкая дверь тут же захлопнулась перед носом, и стало темно и вонюче, как в помойном ящике. Ни окон, ни щелей тут не было.

Мальчишка решил отойти подальше. Кто знает, в самом деле, накрепко ли запираются двери? Распахнётся такая в середине пути, и всё. Пройдя на ощупь шаг-другой, обо что-то запнулся, присел, тронул руками. Сперва подумал, бросили мешок, чтобы мягче сидеть, но что-то оцарапало пальцы. Он щупал, не понимая, пока не догадался, что это зубы, и рот, и лицо — а тот, кто лежит, не возражает, что его вот так трогают. Флоренц отпрянул в ужасе, с грохотом ударившись спиной о стену, и уселся там, сжавшись в комок.

Заскрежетали механизмы, взвизгнули колёса, и вагоны поползли, дёрнулись. Мальчишку бросило вперёд, но ход тут же выровнялся. Он вновь прижался к стенке, утирая ладони, которые только что встретились с липким полом. И тут вагон будто провалился вниз.

На какое-то ужасное мгновение Флоренц подумал, что канат оборвался и они летят в пропасть. Тело, лежащее на полу, подкатилось, ударило по ногам. Дыхание перехватило, и не удалось даже закричать.

Наконец, пришло понимание, что поезд всё так же движется вперёд. Должно быть, он просто съехал с твёрдой земли и повис на тросе. Но того, кто лежал у ног, никак не удавалось отпихнуть, до того он был тяжёлый, и мальчишка чувствовал, что его вот-вот вывернет.

И тут подумалось, что это может быть Гундольф. Чуть не плача от омерзения и страха, Флоренц протянул ладони. Волосы ни длинные, ни короткие, как и у его старшего товарища. Нос… как нос, трудно понять. Бороды и усов нет, вот только щёки, кажется, круглее и мягче, и подбородок не так широк, а под ним всё колеблется, как студень…

Всё-таки его вывернуло. Он старался отвернуться в угол и одновременно утереть о чужую одежду пальцы, которые во что-то погрузились и измазались, а в это время нутро стремилось наружу. И когда узкая дверца открылась, слепя, Флоренцу всё ещё не стало лучше.

Но он смог обернуться и понять с облегчением: не Гундольф. И разглядел ещё одну дверь — почти весь пол в этом вагоне был створкой, распахивающейся вниз, наружу. Если бы заметил раньше, точно бы помер ещё в начале пути.

— Приехали, — скомандовал грубый голос.

Крепкие пальцы выволокли за шиворот и бросили на землю. Позади хлопнула дверца, скрипнул механизм, и мальчишка, обернувшись, увидал, как вагончики едут прочь. Он следил за ними и заметил, как на середине пути распахивается днище и маленькое тело летит, переворачиваясь, в пропасть. А дальше поезд исчез за стеной, и воротца за ним захлопнулись.

Только тогда Флоренц обернулся и увидел молчаливую толпу, что, должно быть, давно уже собралась здесь в ожидании.