Неведомые земли. Том 3

Глава 131. Джованни Монтекорвино — архиепископ Китая (1292—1328 гг.)

От Николая Хубилаю (Кобла)-хану, великому государю татар, прежде всего привет, да приведет он к грядущей славе! Мы ликуем во Господе, благородный государь, и приносим Ему нашу смиренную и великую благодарность, ибо Он, который держит в руке своей сердца земных государей, как мы с радостью услышали, в знак своей милости одарил тебя кротким благочестием и вложил в грудь твою столь высокие чувства, что душа твоя жаждет расширения границ христианского мира. Недавно, вскоре после нашего избрания, мы приняли доверенных послов великого государя Аргуна, славного царя татар, которые нам открыто заявили, что твое величество относится с большой благосклонностью к нашей особе, к церкви Рима и к его народу, то есть к народу латинскому, и названные послы, по царскому поручению, горячо настаивали, чтобы Мы направили к тебе нескольких латинских священников. А Мы по получении столь радостного известия от такого великого и высокого государя возликовали во Господе, ибо мы горячо желаем умножения твоего благополучия и славы Его имени. Мы смиренно молим Отца света, от которого исходит все лучшее на земле и всякий высший дар, дабы Он из милости своей озарил глубины твоей души еще более ярким сиянием и наполнил ее росой своей милости во хвалу и честь своего прославленного имени. Поэтому Мы охотно идем навстречу твоему царскому желанию в этом отношении и хотим к тому же, чтобы ты тотчас подготовился к принятию христианской веры, той, о которой печется и которую хранит римская церковь.

И прими ты этого моего представляемого тебе здесь сына, брата Иоанна Монтекорвино, с его спутниками из Ордена миноритов, избранного нами и посланного к тебе подателем сего письма, и пойди ревностно ему навстречу, ибо никто не может быть угоден Всевышнему без сопроводительного ходатайства.

Он присоединяет к сему просьбу, чтобы встретили его приветливо и чтобы ты для достижения вечного блаженства принял, к сердцу его учение. Дано в Реале 13 июля во 2-й год.[1]

[Далее следует помещенное ниже письмо.] [137]

Брату во Христе Бартоломе из Санто-Конкордио здравия и мудрости желает во всем преданный брат Менентилл из Сполото. И ведая, что великий интерес проявляете Вы к науке и к тому, чтобы много знать, и знать обо всем, особенно о вещах еще Вам неведомых, я кое-что переписал для Вас в том виде, как об этом сообщил из Верхней Индии один брат минорит, который был спутником Николая из Пистои, умершего в Верхней Индии, на пути к двору властителя всей Индии.

Я видел и говорил с посланцем [который доставил это письмо], и на его руках преставился названый брат Николай.[2]

В Индии всегда жарко, и нет там ни зимы, ни чрезмерного зноя, а причиной тому постоянные ветры, которые умеряют жар воздуха. А причина, почему не может быть тут зимы, в том, что страна эта лежит под Зодиаком, о чем я хотел бы поведать следующее. Когда солнце начинает входить в знак Девы, то есть с 24 августа, то оно, как это я сам видел воочию и особо отметил, посылает свои лучи почти отвесно, так что не падает от него тень в стороны. И точно так же бывает, когда оно входит в знак Овна, в конце марта. Когда же оно следует дальше к северу через знак Овна, тень падает на юг… Когда же оно пройдет знак Девы, то отбрасывает тень к северу… Когда солнечные лучи падают отвесно, не давая никакой тени, день длится 15 часов, ночь — 9 часов. Когда же солнце во время солнцестояния стоит под знаком Рака, день немногим меньше 14 часов, а ночь немногим меньше 10 1/4 часа. Когда же солнце в декабре месяце стоит под Козерогом, день длится 11 часов, а ночь — 13 часов… Кроме того, звезда, которую мы называем Полярной, опустилась здесь так низко, что она едва заметна. И поэтому когда я стоял на очень высоком месте, то мог наблюдать другую Полярную звезду, которая лежала в противоположной стороне неба.[3] Я много раз наблюдал ее. Я наблюдал также некоторые созвездия, которые ходят вокруг Полярной звезды, и из этих наблюдений вывел, [138] что они к ней близки. Но поскольку горизонт в этой части неба из-за ветров и жары всегда скрыт дымкой, а звезды стоят низко, убедиться в этом я не мог… [Следует подробное описание населения, растительности и животного мира страны, а также религиозных обрядов.]

В приморских землях много сарацин, и они пользуются большим влиянием, но внутри страны их мало. Христиане и иудеи встречаются редко и имеют ничтожное значение. Местное население преследует христиан и все, что носит христианское имя.

[Следуют сведения о сжигании трупов, о величине Индии, о языках, обычаях и т.д.]

Об Индийском же море надо вот что сказать. Море это весьма обильно рыбой; в некоторых местах ловят жемчуг и собирают драгоценные камни. Гаваней здесь мало и они плохие. Знайте, что это море — серединное море Океана. Если пройти его в южном направлении, там не будет материка, а только острова, но в том море их очень много — больше 12 000. Многие из них обитаемы, многие же безлюдны… [Следуют сведения о расстояниях на море, о муссонах, об обычаях моряков.]

Письмо написано в Маабаре, городе провинции Ситии в Верхней Индии, в 22-й день декабря, в год Господа нашего 129…[4]

Я, брат Иоанн Монтекорвино из Ордена миноритов, выехал из Тауриса (Тебриза), персидского города, в год Господен 1291 и направился в Индию. В индийской земле пробыл я 13 месяцев там, где стоит церковь Святого апостола Фомы, и в различных местах этой страны крестил около 100 человек. Спутником моим в этом путешествии был брат Николай из Пистои от Ордена проповедников, скончавшийся там и похороненный в названной церкви.

Потом я отправился в дальнейшее странствие и пошел в Китай, в царство императора татар, называемого великим ханом. Ему я доставил письмо моего господина папы и призвал его принять католическую веру нашего господа Иисуса Христа. Однако он уже закоснел в язычестве [nimis inveteratus est idolatria]. Но он относился к христианам весьма радушно, и я, выжидая, провел с ним два года. [139]

Несториане, некое сообщество, которое утверждает, что носит христианское имя, но весьма сильно отличается от христианского учения, в этих краях стали столь влиятельными, что они не хотят позволить христианам других верований иметь хотя бы маленькую церковь или защищать мнение, отличное от их собственного. В эти земли никогда не приходил ни один из апостолов или их последователей.

Названные несториане подвергли меня жестоким гонениям, частично непосредственно, частично через других, подкупленных ими людей. Они распространяли слухи, что я вовсе не посланец нашего господина папы, а большой обманщик и шпион. Некоторое время спустя они принесли поддельные документы, в которых можно было прочитать, что некий посланец якобы был отправлен с подарками огромной ценности для императора, однако я будто бы убил его в Индии и украл его подарки. Целых пять лет продолжались эти козни и клевета. Так случилось, что меня многократно волокли к суду, позорили и угрожали смертью. Но с Божьей помощью император наконец из признаний некоего человека узнал о моей невиновности и о позоре моих врагов. И он выслал их с женами и детьми.

В течение 11 лет я оставался один в своей миссии и без помощников. Но два года назад ко мне присоединился брат Арнольд, немец из-под Кёльна. Я построил церковь в городе Камбалек [Ханбалык] — резиденции правителя. Там я оставался в течение шести лет. Я построил для церкви также колокольню и в ней повесил три колокола. За это время, насколько я могу определить, я крестил приблизительно 6000 человек. Если бы не указанные козни против меня, я смог бы крестить более 30 000 человек. Крещение все еще продолжается. Я также купил у родителей язычников одного за другим 150 мальчиков в возрасте между 7 и 11 годами, не наставленных еще ни в какой религии. Этих мальчиков я крестил и обучил по нашему обычаю греческому и латинскому языкам. Я переписал также для них наш псалтырь вместе с 30 гимнами и двумя бревиариями.[5] По этим пособиям 11 мальчиков знакомятся с нашим богослужением, поют в хоре и проводят еженедельно обязательный курс в собраниях, в которых я тоже иногда принимаю участие. Кроме того, некоторые мальчики заняты переписыванием псалмов и прочих подобающих песен. Его Величество император очень доволен, когда слушает их пение. Ко всем каноническим часам я велю звонить в колокола и провожу богослужение в присутствии детей и грудных младенцев. Так как я не располагаю никакими нотами, нам приходится петь по слуху. [140]

В первый год моего пребывания здесь пришел ко мне некий властитель из этой части света, по имени Георгий, принадлежавший к секте несториан и происходивший из знаменитой семьи великого индийского царя-священника Иоанна. Он был обращен мною в католическую веру, принял низшие посвящения и имел обыкновение помогать мне при отправлении мессы, облаченный в свои царские одежды. Поэтому некоторые несториане обвинили его в отступничестве, однако он привел большую часть своего народа к католической вере и в честь нашего Бога, Святой Троицы и нашего господина папы построил большую церковь невиданного великолепия и дал ей название Римской церкви.[6] Этот царь Георгий шесть лет назад ушел к Господу как верный христианин и оставил после себя наследником сына, который тогда едва вышел из колыбели и которому теперь девять лет. После смерти царя Георгия его братья, неверные последователи несторианского лжеучения, снова переубедили всех, кого он привел в нашу церковь, и вернули к еретическому исповеданию.

Так как я одинок и не могу покинуть Его Величество, то не удалось мне посетить названную церковь, находящуюся в 20 днях пути. Если бы у меня было несколько хороших помощников! Полагаясь на Бога, я надеюсь, что все еще можно исправить, ибо имею полномочия действовать в нашу пользу, предоставленные мне названным почившим царем Георгием. Если бы не последовали упомянутые клеветнические обвинения, то теперь — я еще раз это заявляю — могла бы созреть обильная жатва. Да, если бы у меня было все же два-три помощника, которые смогли бы, стараясь изо всех сил, поддержать меня, чтобы склонить великого хана к крещению! Потому я прошу о том, чтобы такие братья, если они изъявят свое желание, направились сюда. По моему мнению, это принесет большую пользу, если только они ведут примерную жизнь и не пекутся о личном благополучии.

В отношении путешествия сюда я хотел бы заметить, что самый короткий и самый безопасный путь — через Страну готов [Крым], подданных императора северных татар; по нему братья вместе с письмоносцами могут добраться сюда за пять-шесть месяцев. Второй путь, наоборот, весьма длинен и весьма опасен, ибо он включает два морских плавания; первое из них такое дальнее, как от Акки до Прованса, второе — как от Акки в Англию. И возможно, что им понадобилось бы более двух лет, чтобы пройти этот путь. Однако первый путь в течение долгого времени не использовался, когда там разразились войны.

Ныне прошло уже 12 лет с тех пор, как я в последний раз слышал о папском дворе и о моем ордене, а также об общем положении [141] дел на Западе. Два года назад сюда прибыл ломбардский врач-хирург, распространявший здесь у нас самые невероятные сплетни о римском дворе, моем ордене и положении дел на Западе. Поэтому я весьма охотно получил бы надежные сведения. Я прошу братьев, до которых дойдет это письмо, сделать все возможное, чтобы уведомить о его содержании нашего господина папу, его кардиналов и представителей ордена при римском дворе.

Я прошу магистра нашего ордена снабдить меня книгой антифонов, житиями святых, градуалем[7] и списком псалтыря с нотами, ибо у меня нет ничего, кроме карманного молитвенника с lectio brevis и маленького требника. Если у меня будет по одному списку с них, то упомянутые мои помощники смогут изготовить затем другие. Как раз теперь я собираюсь соорудить вторую церковь, чтобы иметь возможность распределить своих помощников на большее количество мест.

Сам я стал стар и сед, скорее из-за трудов и притеснений, чем по годам своим, ибо мне не более 58 лет. Я приобрел совершенное знание обиходного у татар языка и их письма. На этот язык и письмо я перевел Новый завет и псалтырь, позаботившись, чтобы они были записаны самым красивым шрифтом, какой здесь у нас есть.

Так, занимаясь письмом, читая и молясь, я открыто возвещаю учение Христа всему миру. С покойным царем Георгием я договорился перевести весь латинский ритуал, и в случае, если бы царь остался в живых, ритуал можно было бы петь во всем государстве. Пока он был жив, я имел обыкновение служить обедню в его церкви по латинскому обряду, причем слова вступления и Канона я читал на вышеназванном языке и в присущем ему строе.

Сын упомянутого царя носит по мне имя Иоанн. Я уповаю на Бога, что он пойдет по стопам своего отца. Насколько я могу судить по всему, что довелось мне видеть и слышать, не думаю, что в целом мире можно какого-нибудь короля или князя сравнить с Его Величеством ханом в отношении размеров его державы, численности населения и обилия всяких богатств. Этим я хочу закончить.

Дано в городе Камбелек царства Катан [Китай] в год Господа нашего 1305, 8 января.[8] [142]

Обязанности, налагаемые на нас благословенной братской любовью, требуют, чтобы те, кто разлучен дальними и обширными расстояниями, и особенно проповедники христианской веры в далеких странах, хотя бы в письмах поддерживали друг друга, если лишены они возможности встретиться лицом к лицу.

Думал я, что есть у Вас причины дивиться тому, что не получили от меня ни единого письма за все время моего длительного пребывания в столь отдаленной стране.

Но и я не меньше дивился тому, что до нынешнего года не получил ни единого письма от какого-либо друга или собрата по ордену, ни единого знака о том, что кто-то помнит обо мне; видно, все обо мне позабыли. Особенно я в этом уверился, когда узнал, что дошел до вас ложный слух о моей смерти.

Теперь же сообщаю, что в начале января минувшего года послал я отцу викарию и братьям провинции Газарии [Крым] через одного из друзей при дворе Газан-хана[9] письмо, в котором коротко сообщил о том, как обстоят здесь дела.

Я просил викария в этом письме, чтобы копия с пего была передана вам. Теперь же узнал я от добрых людей, которые недавно прибыли с послами названного Газан-хана к Его Величеству Великому хану, что письмо мое дошло до вас и что тот же посланец, который доставил его, отбыл через некоторое время из города Сарай в Тебриз. И поэтому, думаю я, не следует снова подробно повторять содержание того письма. Хочу лишь напомнить, что писалось в нем… о преследованиях со стороны несториан, а кроме того, о церквах и домах, которые я построил.

Я должен был изготовить шесть картин, дабы помочь несведущим понять Ветхий и Новый завет, и написал к ним пояснения на латинском, тарсишском[10] и персидском языках, с тем чтобы любой мог бы прочесть их на том или ином языке.

В-третьих, хочу сообщить о том, что некоторых из помощников, которых я вразумил и крестил, Господь взял к себе. В-четвертых, что после моего прибытия в Татарию я крестил более 5000 человек.

В том же 1305 г. я начал постройку нового Божьего храма перед воротами дворца Великого хана, так что его дворец и наш храм разделяет только ширина улицы. Там нас отделяет от ворот дворца Его Величества расстояние, на которое можно забросить камень. Господин Петр из Лукалонго, который был спутником моим из Тебриза, сам купил участок земли для указанного строения и передал его мне во славу Божию. Я полагаю, что по милости [143] Божьей во всем царстве Его Величества Великого хана нет более удобного и выгодного места для возведения католической церкви. К началу августа я заложил фундамент и с помощью благодетелей и доброжелателей к празднику Святого Франциска [4 октября] были закончены, кроме стен дома, службы, дворы и капелла на 200 человек. Но из-за наступившей зимы не смог я закончить церковь; впрочем, я собрал в доме своем лес и надеюсь завершить постройку летом. И скажу вам, что всем, кто приходит сюда из города и из других мест, это кажется настоящим чудом, ибо ничего об этом они раньше не слышали. Когда же видят они новое строение с красным крестом и нас в нашей капелле, отправляющих богослужение во всем великолепии, то дивятся еще более.[11]

[Конца нет.]

К своему сообщению от минувшего года добавляет брат Иоанн Монтекорвино во втором письме от этого года, что важное посольство прибыло к нему из Эфиопии с просьбой, чтобы он пришел туда проповедовать или чтобы послал хороших проповедников, ибо со времен святого апостола Матвея и его прямых учеников не было у них проповедников, которые наставляли бы их в вере христовой, а они горят желанием приобщиться к истинной вере Христа.

Брат Иоанн говорит также, что после праздника Всех Святых он крестил 400 человек, и что, как он позднее слышал, многие братья обоих орденов пришли в Персию и Газарию [Крым], и что он призывает их ревностно проповедовать веру Господа нашего Иисуса Христа и собрать жатву спасенных душ. Письмо написано им в Камбалеке, городе Катая, в год Господа нашего 1306, в воскресенье, в канун великого поста.[12]

Несколько лет спустя после описанных событий брат из Францисканского ордена, родом из северных частей Германии, с большим трудом первым попал в земли язычников, чтобы проповедовать учение Христа. Я читал длинное и подробное письмо, которое он написал через викариат Севера своему магистру. Там он действовал похвально и добился богатой жатвы душ. Как я заключил и извлек из его письма, он в государстве великого [144] хана, императора татар, обратил много народу в христианскую веру водой крещения и святым словом Евангелия. Да, он добился бы еще большей жатвы душ, если бы ему не противодействовали проживающие там многочисленные несториане — еретики и лжехристиане. Ибо из зависти к благим успехам прибегали те к силе. Всяческой клеветой, разобщением и угодничеством они восстановили против него могущественных людей той страны. Они побуждали власть имущих бичевать его, заточать в тюрьму, причинять разные мучения и в течение многих дней и лет старались, чтобы те совершали против него преступления. Все это он терпеливо перенес во имя Христа. Его заключили в башню и при содействии тюремной стражи обращались, как с рабом. Наконец, великий хан, ибо он искренне ценил его, признал его невинным, сам с состраданием вывел из заточения, избавил от всех мучений, вернул ему свободу и пригрозил суровым наказанием тем, которые осмелились бы оскорблять его далее словом или делом.

Как он сообщает в своем письме, в тех местах, где он проповедовал, раньше никогда не возвещали Евангелия Христа… Он обратил также к Христу священника Иоанна — богатого, могущественного царя, о котором можно много прочитать в одной из наших книг, и весь его народ.[13]

В этом году папа назначил архиепископом Камбалека в земле Катай Иоанна Монтекорвино, воодушевленного рвением распространять веру и склонившего в Татарии многих язычников к крещению. Дабы разделить с ним в будущем его труды и славу, папа прислал некоторых других духовных лиц, подчиненных ему как архиепископу Камбалека, и предписал, чтобы они были рукоположены в сан епископский. Этими мужами, которым доверили задачу озарить великую провинцию светом веры для темного Востока, были Андрей из Перуджи, Николай из Бантри, Герард, Ульрик, Сайфуст, Перегрин из Кастелло и Гуйлельм из Виллановы, братья Ордена францисканцев, имена которых достойны бессмертия, так что мы не могли обойти их молчанием. Некоторым из них были вручены письма… Названный Одорик подготовил также папское посольство к великому хану Татарии, с тем чтобы призвать его к отказу от старой веры и к принятию святого христианства и поблагодарить его за благосклонность к христианским священникам.[14] [145]

Брат Андрей из Перуджи, из Ордена братьев миноритов, промыслом Господним призванный быть епископом, достопочтенному отцу братьев и настоятелю общины в Перудже — мир во Господе во веки веков!

Из-за громадного расстояния по суше и по морю, разделяющего нас, я питаю лишь слабую надежду на то, что посланное мною письмо попадет в ваши руки… Вы уже знаете, каким образом я с блаженной памяти братом Перегрином, моим собратом епископом и неразлучным спутником в странствованиях, после многих трудов, болезней, лишений и разных тягот и опасностей, испытанных как на море, так и на суше, где нас ограбили и лишили всего, даже верхней и нижней одежды, в конце концов прибыл с Божьей помощью в город Камбелек [Пекин], столицу империи Великого хана; было это, как я полагаю, в год Господа нашего 1308.

Здесь, после того как в соответствии с велением апостольского престола состоялось рукоположение в сан архиепископа, мы пробыли около пяти лет; в течение этого времени мы получали вспомоществование от императора на прожитие и на одежду для восьми человек…

А о богатстве, блеске и славе этого великого императора, несказанной обширности его империи, множестве народов, ему подвластных, многочисленности и блеске его городов и упорядоченности управления его империей, в которой никто не осмеливается поднять меч на своего соседа, я говорить не стану, ибо долго описывать все это, да и невероятным покажется всякому, кто услышит сие. Ведь слышал же я сам, побывавший в этих местах, многое, чему с трудом мог поверить.

Есть здесь близ океана большой город, который на персидском языке называется Зайтоном, и в этом городе одна богатая армянская госпожа построила большую красивую церковь, которая, по указанию самого архиепископа, была сделана кафедральной. Когда же он (епископ Герард) умер и был погребен здесь, пожелал архиепископ сделать меня его преемником. Но поскольку я тогда не мог принять такого назначения, архиепископ назначил преемником упомянутого брата епископа Перегрина. Тот, как только представился случай, проследовал сюда и, пробыв несколько лет главой этой церкви, 7 июля 1322 г. испустил последний вздох.

Года за четыре до его кончины, чувствуя себя по ряду причин плохо в Камбалеке, добился я милостивого разрешения императора выдавать мне вспомоществование в Зайтоне, который лежит в трех месяцах пути от Камбалека.[15] [146]

…И в этом месте нахожусь я постоянно и живу на упомянутое вспомоществование императора, которое в генуэзских деньгах составляет около 100 золотых флоринов в год. И большую часть этого вспомоществования истратил я на сооружение церкви и думаю, что ни одна обитель во всей нашей провинции не сравнится с ней по благолепию и удобству.

Вскоре после смерти брата Перегрина я получил декрет от архиепископа, который поставил меня во главе упомянутой церкви, и теперь у меня были веские основания принять это назначение. И ныне я живу то дома, то в городской церкви, то в обители, смотря по желанию. Здоровье у меня хорошее, и, поскольку мне дано судить о сроке моей жизни, я вполне смогу потрудиться на этой ниве еще несколько лет.

А в этой громадной империи воистину есть люди любой нации, какие только существуют на земле, и люди любой секты. И каждому дозволено свободно исповедовать свою веру, ибо держится тут мнение, или, лучше сказать, заблуждение, будто каждый найдет спасение в своей религии. А посему и мы можем проповедовать свободно и без опаски. Никого из иудеев и сарацин не удалось нам обратить, но из язычников очень многие были крещены. Правда, немногие из крещеных идут по правильному христианскому пути…

Обо всех этих делах я, достопочтенный отец, кратко написал, чтобы осведомить вас. Моим духовным братьям и личным друзьям я не пишу, ибо неведомо мне, кто из них скончался, а кто еще жив, и прошу за это извинить меня. Но всем шлю привет свой и хотел бы, чтобы сохранили обо мне добрую память…

Все епископы, назначенные господином папой Клементием в Камбалек, мирно почили, в живых остался лишь я один. Братья Николай из Бантри и Андруций из Ассизи и еще одни епископ умерли сразу же по прибытии в Нижнюю Индию, в одном мрачном, гиблом месте (Ормуз?), где скончались и погребены многие другие братья. Да сохранит вас Господь ныне и вовеки во здравии.

Писано в Зайтоне, в год Господа нашего 1326 [вероятно, 1327] в январе месяце.[16]

Местопребыванием [великого хана] чаще всего бывает провинция Катай. Его предки горячо желали вступить в сношения с христианами. Около 200 лет назад направили они послов к святому отцу и просили о присылке мудрых духовных мужей, дабы [147] те наставили их в своей вере. Но из-за некоторых препятствий эти посланцы должны были вернуться.[17]

«…в этом же месяце я осведомил Ваши Высочества о землях Индий и об одном государе, который зовется «великий хан», что означает на нашем языке «царь царей». Этот государь и предки его много раз отправляли послов в Рим с просьбой направить к ним людей, сведущих в делах веры [doctores en nuestrasancta fé], дабы они наставляли в ней; святой же отец [папа] никогда не удовлетворял [эти просьбы], и много народов [поэтому] впало в ничтожество, приобщилось к гибельным вероучениям и обратилось к идолопоклонству.[18]

Францисканского монаха и архиепископа Джованни Монтекорвино можно с полным основанием назвать примерным посланцем веры и проповедником среди язычников. В 1288 г., когда ему исполнилось 36 лет, Джованни, по предложению магистра своего ордена Бонаграции, был послан папой Николаем IV (1288—1292) к монгольскому правителю в Персии и к великому хану. Последние 40 лет своей жизни францисканец безвыездно прожил в Азии, из них 36 лет — в Пекине, где и скончался в преклонном возрасте. При первом путешествии в Азию Монтекорвино действовал только в Персии. Хотя уже в то время вынашивались планы установить связи с Китаем, папский легат, после того как он долго пробыл в Тебризе у тогдашнего правителя Персии Аргуна, племянника Хубилая, вернулся оттуда в Рим для доклада. Сама причина поездки Джованни Монтекорвино в Персию была довольно своеобразной. Уже 6 июля 1274 г. монгольские послы (лицо, направившее их, в источнике не названо) прибыли в Рим к папскому двору.[19] Как это ни странно, через несколько дней после приезда их поспешно крестили. Об этой попытке монголов установить связи с апостольским престолом мы больше ничего не знаем.[20] Вероятно, она исходила от правителя Персии, ведь, как известно, завоеватель Багдада Хулагу, отец Абаги и брат Хубилая, еще в 1260 г. направил посольство к тогдашнему папе Урбану IV (1261—1264).[21] Весьма возможно, что на сей раз Персия шла по уже проторенному пути. [148]

Как бы то ни было, тогдашний правитель Персии Абага, как доказал Ремюза,[22] был весьма заинтересован в установлении хороших отношений с христианскими государствами, поскольку его монгольскому царству больше всего угрожало нападение сарацин. На этот раз обстановка сложилась иначе, чем в 1145, 1117 и 1221 гг. (см. т. II, гл. 115 и 119). Христиане и монголы как бы поменялись ролями. Теперь монгольский правитель искал поддержки у христиан, и его больше всего устроило бы, если бы папа Николай III (1277—1280) начал призывать к новому крестовому походу против сарацин в Египте.[23] Из политических соображений Абага стремился к дружбе с папой и, дабы расположить в свою пользу главу христианского мира, просил его о посылке миссионеров, с тем чтобы они начали действовать в Персии, а затем в Китае. В письме Абаги содержалось сообщение, несомненно обрадовавшее папу, но определенно не соответствовавшее действительности, будто великий хан уже принял крещение.[24] Вряд ли это сообщение было продиктовано искренним заблуждением, вероятно, мы имеем дело с преднамеренной мистификацией, чтобы добиться благосклонного отношения к стремлениям Абаги. Но у папы не было основания не доверять столь желанному известию, видимо возбудившему в Риме честолюбивые надежды. Он поспешил удовлетворить просьбу Абаги о посылке миссионеров и направил к персидскому ильхану пять францисканских монахов: Джерардо из Прато, Антонио из Пармы, Джованни из Санта-Агаты, Андреа из Флоренции и Маффео из Ареццо. Им были вручены письма как к ильхану Абаге, так и к великому хану. Оба письма датированы 1 апреля 1278 г.[25] В первом из них говорилось, между прочим, и следующее: «По усмотрению твоей мудрости они должны при подходящем случае лично отправиться к названному великому хану, дабы и там трудиться для спасения душ».

В письме к великому хану, которое, к сожалению, так и не попало в руки адресата, было написано, что до Рима дошел слух о его крещении. Поэтому и монахи должны были заняться в империи Катай дальнейшим распространением христианства.

Однако и над этой миссией нависло несчастье. Когда францисканцы уже были в Персии или вскоре после их приезда, 1 апреля 1282 г. умер Абага, дружелюбно относившийся к христианам, а его преемник хан Ахмед (1282—1284), перейдя в мусульманство, стал врагом христиан. Оп разрушал христианские церкви и преследовал приверженцев этого вероучения. Что стало с францисканцами, неизвестно. Возможно, они были убиты Ахмедом, во всяком случае, в Китай они не попали. Не исключено, что они тоже «из-за некоторых [149] препятствий должны были вернуться», как говорится в письме Тосканелли от 1474 г. Неизвестно, откуда дошли эти сведения до Тосканелли.

Этот великий флорентийский ученый, живший 200 лет спустя и правильно охарактеризованный в эпитафии на его памятнике как «iniziatore della scoperta dell’America» [инициатор открытия Америки], на основе своих тесных связей с папским двором имел, очевидно, возможность хорошо ознакомиться со всеми рассмотренными выше взаимоотношениями между монгольскими правителями и римской курией. Это дало ему основание посоветовать португальскому королю организовать плавание на запад через океан в Восточную Азию (см. т. IV). От Тосканелли узнал позднее и Колумб о событиях минувших лет, и это вдохновило его на отважный замысел предпринять свой исторический подвиг 1492 г. Об этом свидетельствует приведенная в начале главы цитата из «Пролога» Колумба к его «Дневнику».

Как бы то ни было, но враждебное отношение хана Ахмеда к христианским проповедникам помешало им попасть в Китай около 1284 г., когда там еще находились Поло. Это в известной мере расстроило планы христианизации Китая, для которой тогда открывались широкие перспективы.

Вскоре после этого, 10 августа 1284 г., хан Ахмед был убит, а его преемник Аргун возобновил попытки восстановить связи с папой. Аргун до самой своей смерти (7 марта 1291 г.) неизменно относился доброжелательно к западной культуре и христианской религии. Этот правитель также руководствовался политическими расчетами: «Он намеревался покорить Палестину и Сирию и поэтому хотел завоевать благосклонность христианских правителей».[26] По той же причине Аргун покровительствовал христианским купцам, торговавшим в его государстве, о чем свидетельствуют некоторые документы того времени.[27]

Как раз в течение семилетнего царствования Аргуна (1284—1291) в Тебризе вел постоянную торговлю один купец из Пизы, по имени Иол или Одзол.

Письмо Аргуна было написано 18 мая 1285 г., когда престол святого Петра занимал папа Гонорий IV (1285—1287). Доставило это послание в Рим посольство, состоявшее из несторианского епископа Раббена Каумы, одного персидского вельможи и толмача Угетаса.[28] Но поскольку документы, относящиеся к понтификату Гонория IV, ни слова не сообщают о прибытии таких послов, следует полагать, что их путешествие по неизвестной причине затянулось и что они попали в Рим, как предполагал еще Ремюза, только в период между смертью папы Гонория IV (3 апреля 1287 г.) и вступлением на престол Николая IV (20 февраля 1288 г.).[29]

На новую просьбу персидского правителя прислать к нему христианских миссионеров папа ответил в апреле 1288 г. отправкой Джованни Монтекорвино [150] в государство ильхана Аргуна, о котором очень часто упоминал также Марко Поло.

Письмо паны, которое Джованни Монтекорвино доставил ильхану Аргуну, по своему содержанию аналогично письму к Хубилаю, цитировавшемуся выше. В хрониках Райнальда и Ваддинга буквальный текст этого документа приведен перед письмом к Хубилаю.

В 1289 г. Монтекорвино снова вернулся в Рим.[30]

Во второй раз Монтекорвино отправился в Азию, видимо, в 1290 г. Но и теперь у этого путешественника не было причин к особой спешке. Монтекорвино через Персию проследовал прежде всего в Индию, где провел 13 месяцев преимущественно на Коромандельском берегу в общине христиан-фомистов. Отметим кстати, что несколько позднее в одном источнике об этих христианах упоминается как о владельцах большинства индийских перечных плантаций.[31] Монтекорвино заручился сотрудничеством богатого купца Пьетро из Лукалонго, позднее сопровождавшего его в Китай. Располагая большими средствами, Пьетро очень облегчил деятельность Монтекорвино. Помогал ему также брат Никколо из Пистон, но тот умер еще в Индии и похоронен в церкви христиан-фомистов.

Еще из Индии Монтекорвино отправил папе помещенное выше важное письмо о собранных им сведениях.

Письмо было написано 22 декабря, но в каком именно году, в оригинале, как уже отмечалось, точно разобрать нельзя. Прежде обычно его датировали 1291 или 1292 г. Но поскольку автор письма заказывает, что до 1291 г. он находился в Тебризе, а затем еще 13 месяцев пробыл в Индии, мы могли бы предположить, что подходит только 1292 г.[32] Однако это противоречило бы хронологии других событий. Ведь в следующем письме, от 1306 г., Джованни Монтекорвино подчеркивает, что он прожил в Пекине два года еще при правлении Хубилая. Но Хубилай скончался в 80-летнем возрасте в феврале 1294 г. Если письмо было написано уже в декабре 1292 г., то Монтекорвино не мог прожить в Пекине два года до кончины Хубилая. Ведь только путешествие из Индии в Пекин должно было отнять целый год. Следовательно, Монтекорвино мог прибыть в Китай не раньше конца 1293 г., то есть только за два месяца до смерти Хубилая.

Трудно разрешить это противоречие. Самое большее, что нам остается, это строить различные предположения. Вероятно, дата смерти Хубилая — февраль 1294 г., проставлена по тогдашнему летосчислению Ватикана (об этом см. ниже) и соответствует февралю 1295 г. по нашему календарю. В таком случае Монтекорвино жил при Хубилай-хане в Пекине приблизительно 15 месяцев, что в крайнем случае еще можно считать за два года. Верно ли это толкование, следует еще выяснить. [151]

Оба письма, посланные Джованни Монтекорвино в Европу из Китая, имеют гораздо более важное значение, чем его отчет из Индии. Они относятся к числу важнейших документов по истории христианских миссий, и поэтому выше дается их полный дословный текст в том виде, как он дошел до нас.

Наряду с тяжелыми, даже отчаянными жалобами на враждебное отношение христиан-несториан в Китае к представителям римской церкви в этих письмах сквозят явная радость и удовлетворение хотя и тягостной, но все же успешной деятельностью миссионера в Срединной империи. Но какими же незначительными представляются успехи, о которых сообщает Монтекорвино: за 12 лет он крестил всего 5 тыс. человек — при колоссальной численности населения страны. А какие широкие возможности открылись бы перед ним, если бы он смог опереться на влияние Поло или на сильную волю благосклонного к христианству императора! Но Хубилай был слишком стар, чтобы оказать необходимую поддержку Монтекорвино. Рихтгофен полагает даже, что Хубилай уже умер к тому времени, когда Джованни Монтекорвино прибыл в Китай.[33] Но дословный текст письма противоречит этому заключению Рихтгофена, так как великим ханом, который, как говорит Монтекорвино, «уже закоснел в язычестве», мог быть только Хубилай.

И все же те успехи, которых добился Монтекорвино при наблюдавшихся тогда неблагоприятных для него условиях, были всецело его заслугой.

В течение многих лет этот миссионер вместе со своим спутником Пьетро из Лукалонго, очевидно, были единственными христианами-европейцами в Пекине. Монтекорвино удалось склонить к принятию католичества христианского государя Тендука[34] придерживавшегося несторианского вероучения, и он нашел в нем искренне преданного и благочестивого помощника, который обратил в католическую веру и весь свой народ. Но когда этот государь скончался (в 1299 или 1300 г.) в очень молодом возрасте, все эти преимущества отпали. Его преемники не хотели и слышать о римской церкви и привели к отступничеству свой народ.

К Джованни Монтекорвино вскоре присоединился францисканский монах Арнольд из Кёльна и некий хирург ломбардец, имя которого неизвестно. Это был очень дурной человек, создавший в Китае плохую славу христианской вере. Но кёльнский брат, о котором, к сожалению, мы мало знаем, был действительно весьма ценным помощником.[35] Кунстман, видимо, прав, когда отождествляет его с не названным по имени францисканским монахом, который впервые упоминается в опубликованной в 1856 г.[36] летописи Иоганна Винтертурского, жившего в XIII в. (см. цитату в начале главы). Несомненно, [152] личности Джованни Монтекорвино и Арнольда из Кёльна смешались у этого летописца. Имени первого он вообще не знает, но то, что он сообщает о тяжелых временах, последовавших из-за ссор с несторианами, о заключении в тюрьму и освобождении христианских миссионеров и прежде всего об обращении мнимого «священника Иоанна», то есть Георгия, государя Тендука, в католическую веру, — все эти события произошли задолго до прибытия в Китай Арнольда из Кёльна, и их следует отнести только к Джованни Монтекорвино. Поэтому Кунстман правильно говорит об этом летописце: «Если бы ему была известна эта деятельность [Монтекорвино], то он не смог бы приписать своему собрату по ордену из Южной Германии первую проповедь христианства в Китае, обращение священника Иоанна и предпринятую сразу же борьбу с несторианами».[37]

Отсюда можно, пожалуй, сделать вывод, что Иоганн Винтентурский был введен в заблуждение. Вероятно, в каком-то еще не известном письме Арнольда из Кёльна содержался отрывок из письма Джованни Монтекорвино или выдержка из него, а летописец позднее ошибочно принял события, о которых в нем сообщалось, за приключения самого Арнольда из Кёльна.

Первое пекинское письмо Джованни Монтекорвино отчетливо датировано 8 января 1305 г. Тем не менее его следовало бы отнести только к 8 января 1306 г. по нашему летосчислению, ибо авторы деловых бумаг в Ватикане с 1145 по 1582 г. придерживались, за случайными, сравнительно редкими исключениями, так называемого «calculus Florentinus» [«флорентийское счисление»], согласно которому новый год начинался только 25 марта.[38] При папе Николае IV, который направил в чужие края Монтекорвино, везде применялся этот «calculus Florentinus». Разумеется, и миссионеры, посланные папой, приноравливались к этому обычаю. При таком летосчислении январь и февраль 1305 г. следовали за декабрем 1305 г. и соответствовали нашему январю — февралю 1306 г. Лишь допустив это предположение, мы справимся с хронологией. Так как Монтекорвино сообщает, что он действовал в Китае в одиночестве только 11 лет, а затем еще два года вместе с Пьетро из Лукалонго, то ко дню составления письма он, вероятно, прожил в Пекине ровно 13 лет. Если в конце декабря 1292 г. Джованни находился еще в Индии, то к началу января 1305 или 1306 г. он не мог бы прожить в Пекине 13 лет. Если же индийское письмо было написано еще в 1291 г., то можно считать вероятным, что Монтекорвино прожил в Пекине 13 лет к январю 1306 г., но не к январю 1305 г. Поэтому, пожалуй, верно, что индийское письмо было составлено в декабре 1291 г., а пекинское — в январе 1306 г.

Еще сложнее установить хронологическую последовательность событий, изложенных во втором письме. Даты этого письма мы не знаем, так как не сохранился его конец. Только из сообщения неизвестного лица (см. стр. 143) вытекает, что письмо это было составлено спустя год после первого, в феврале, в последнее воскресенье перед великим постом. Исходя из предположения, что первое письмо было составлено 8 января 1305 г., второе без колебаний [153] всегда относили к 13 февраля 1306 г., так как пасха в 1306 г. начиналась 3 апреля. Но если первое письмо по нашему счету было составлено только 8 января 1306 г., то второе относится к 1307 г. В этом году пасхальное воскресенье пришлось на 26 марта, а последнее воскресенье перед великим постом, когда составлялось письмо, — на 5 февраля 1307 г. по нашему счету.

Если верно предположение, что письма относятся не к 1305 и 1306 гг., а к 1306 и 1307 гг., то и старая хронология, исходившая из первого предположения, требует некоторых исправлений. При повой гипотезе брат Арнольд из Кёльна стал помощником Монтекорвино не в 1303 г., а в 1304 г., а государь Тендука, оказавший поддержку Монтекорвино, умер не в 1299 г., а в 1300 г. Вероятность предположения, что первое письмо из Китая было написано не в 1305 г., а в начале 1306 г., велика также и потому, что оно прибыло к папе в 1307 г. При быстроте передвижения по Центральной Азии, которую обеспечивала монгольская почта, нет необходимости предполагать более длительный срок доставки, чем один год. Так как назначение Монтекорвино архиепископом и семи других францисканских монахов епископами в 1307 г. подтверждено источником (см. цитату из Райнальда в начале главы), то отсюда также можно заключить, что письмо Монтекорвино прибыло в Европу в 1307 г. и, следовательно, относится к 8 января 1306 г.

Как бы то ни было, весьма важное письмо Джованни Монтекорвино от в 1306 г. было доставлено в Европу монахом Томасом из Толентино и тотчас вручено папе. На престоле святого Петра сидел тогда Клементий V (1305—1314), который в полной мере оценил великие заслуги Монтекорвино и захотел придать еще более важное значение его неустанной деятельности. Вот почему в 1307 г. состоялось рукоположение Монтекорвино в сан архиепископа «всей империи Катай» с местопребыванием в Пекине. Одновременно были посвящены в епископы девять францисканских монахов, которых отправили в Китай, чтобы возглавить епархии, подчиненные новому архиепископу.[39] Трое из них умерли в пути, другие, видимо, достигли цели. В 1308 г. Джованни Монтекорвино получил известие о своем назначении. Епархия в Зайтуне [Цюаньчжоу] была основана в 1323 г.[40] Там позднее найдены некоторые христианские памятники.[41] Вследствие этого предположение, выдвинутое Штанге в 1941 г., что эта епархия находилась в Ханчжоу,[42] видимо, можно объяснить заблуждением или небрежностью. Где были центры других епархий, неизвестно.

Однако о епархии в Зайтуне мы узнаем из помещенного среди первоисточников поучительного письма третьего епископа — Андрея из Перуджи, который сделал весьма ценные дополнения к сообщениям Джованни [154] Монтекорвино; значение этого письма особенно убедительно подчеркнул Мосгейм.[43]

Теперь Монтекорвино с усиленным рвением мог целиком отдаться достижению цели всей своей жизни. В 1310 г. ему удалось склонить к крещению даже самого великого хана У-цзуна (Хай-хана). Но и тут злой рок спутал все карты: единственный император-христианин, когда-либо правивший в Китае, умер спустя несколько месяцев, а его преемники относились к попыткам обращения их в христианство либо отрицательно, либо безразлично.

Да и единственный китайский император У-цзун, приобщившийся к католической религии, не был для нее ценным приобретением. Он был пьяницей с отнюдь не привлекательным моральным обликом.

Монголы всегда отличались «большой веротерпимостью, и все религии процветали при монгольских императорах»,[44] но одновременно они проявляли глубокое равнодушие к религиозным проблемам. В этом отношении весьма характерно сообщение Андрея из Перуджи, который в приведенном выше письме от 1326 г.[45] отмечает, что в Китае каждый находит спасение в своей вере.

И все же отношение монгольских императоров к христианству было настолько благосклонным, что папа Иоанн XXII (1316—1334) в личном письме из Авиньона к «Елчигадану, императору татар», датированном 2 ноября 1329 г., выразил благодарность за радушный прием, оказанный доминиканцам.[46]

Архиепископ Султании Иоанн де Кора, который, правда, жил не в Китае, а в Персии, писал даже через несколько лет в своей «Книге об империи великого хана», несомненно допуская сильные преувеличения, что можно было бы обратить в католичество весь китайский народ, если бы не зависть христиан-несториан, число которых он определял в 30 тыс.[47]

Точная дата смерти Джованни Монтекорвино неизвестна. В 1328 г. епископ был еще жив, но, видимо, вскоре скончался. Мейнерт считает, что Монтекорвино умер в 1329 г.,[48] Гамс — в 1330 г.,[49] а другие исследователи относят дату смерти даже на 1333 г.[50] Наиболее достоверным представляется 1328 г., так как в письме китайских христиан от 1336 г. подчеркивается, что архиепископ умер в июле 8 лет назад. [155]

Этот заслуженный деятель католической церкви, которого Пешель правильно называет «одним из самых интересных явлений в истории католических миссий»,[51] судя по его сообщению (см. стр. 141), родился, вероятно, около 1247 г., то есть дожил до 81 года. В результате 35-летней деятельности Монтекорвино к моменту его смерти было создано три францисканских монастыря в Пекине и по одному в Цюаньчжоу, Ханчжоу и Ямцу (по Кунстману — Янчжоу на реке Янцзы).

Как мало значило для самого Китая дело, которому Монтекорвино посвятил всю свою жизнь, вытекает из того, что в китайских хрониках вообще нигде не упоминается о христианах, хотя число китайцев, принявших крещение, временами достигало нескольких сот тысяч.[52] Если бы Монтекорвино успел еще склонить к принятию христианства великого хана Хубилая, то результат был бы, пожалуй, иным. Как легко было тогда уговорить не разбиравшийся в этом народ на принятие религии своего государя, видно из сообщенного Монтекорвино поучительного примера с «царем Георгием», правителем Тендука,[53] о котором уже упоминалось выше: весь народ этой страны в течение нескольких лет дважды менял веру!

О христианском правителе Тендука, считавшемся потомком «священника Иоанна», сообщал еще Марко Поло, правда до того, как царь Георгий, начавший править только в 1297 г., перешел в римско-католическую веру.[54] Где находилась резиденция этой своеобразной личности, упоминавшейся Поло, точно не установлено. Юл полагает, что ее нужно искать в Датуне.[55] Согласно Опперту, речь шла о весьма дальнем и позднем прообразе «священника Иоанна» — Елюташи (см. т. II, гл. 115), властвовавшем над древней землей своего народа, за Китайской стеной, и над последними скудными остатками каракитаев.[56] Последовавшая, очевидно еще в юношеском возрасте, смерть истинного христианина Георгия, правившего недолго — с 1297 по 1299 или 1300 г., — явилась крайне тяжелым ударом для Монтекорвино.

Особого рассмотрения заслуживает сообщение в последнем письме о неких прибывших из Эфиопии послах, которые пригласили Монтекорвино заняться проповедью христианства на их родине. Как правило, эту Эфиопию отождествляли с современным государством, носящим то же название. Так, например, Пешель полагал, что посольство из Эфиопии действительно прибыло в Китай, чтобы передать приглашение Монтекорвино.[57] Но для того времени (около 1300 г.) подобная возможность исключается, не говоря уже о том, что в Африке вряд ли могли тогда что-либо узнать об усердной, но все же [156] скромной деятельности христианского миссионера в Китае. Это странное сообщение требует другого объяснения, и, кажется, Кунстман его нашел.[58]

Видимо, эти сведения сообщались в конце второго письма Монтекорвино, который утерян и дошел до нас в пересказе другого лица. Недалеко от того места, на котором внезапно обрывается сохранившийся текст, речь идет о деятельности Монтекорвино в Индии. Сообщение о приглашении Монтекорвино в Эфиопию относится к тому времени, и францисканец получил его, находясь еще в Индии. Это вполне вероятно, так как между Восточной Африкой и Индией поддерживались постоянные и довольно оживленные сношения.

Согласно другой гипотезе,[59] неопределенное понятие «Эфиопия» в данном случае следует, вероятно, отнести не к этой стране, а к большому острову Сокотре,[60] Диоскориду древних (см. т. I, гл. 32), где вплоть до XVII в. находили следы очень давнего христианства несторианского толка. Ведь еще около 550 г. сообщалось, что духовный пастырь Сокотры прибыл будто бы в Ессину (Вассин) в Африке.[61] А вот что рассказывает о ее жителях Поло: «Живут тут христиане крещеные, и есть у них архиепископ… Архиепископ их не сносится с римским апостолом [папой], а подчинен архиепископу в Бодаке [Багдаде]; бодакский архиепископ назначает его на остров и других архиепископов в разные страны света совершенно так же, как то делает римский апостол».[62]

При зачастую весьма небрежном пользовании географическими наименованиями, характерном для средневековых авторов, вполне возможно, что Монтекорвино назвал «Эфиопией» неизвестный ему остров, лежавший на пути к этой стране. В таком случае не было бы ничего необычного в приглашении, посланном оттуда в Индию. Ведь остров Сокотра находился в то время на перекрестке оживленных торговых путей, ведущих из Красного моря в Индию.

Впрочем, о пребывании Монтекорвино в Индии гораздо точнее, чем его собственное донесение папе от 22 декабря 1291 г. (1292 г.), нас информирует письмо доминиканского монаха Менентилла из Сполето (Спалато),[63] написанное только в 1310 г. (см. первоисточники в начале главы). Появление в Индии европейских христиан и их проповедническая деятельность не были чем-то необычным после 1300 г., то есть после того, как монголы уничтожили преграды, созданные ранее исламом. Но 36-летнее пребывание христианского миссионера в Китае имеет большое значение с точки зрения истории культуры.