Мы происходим из семьи, в которой монарший сан передается по наследству. И вот предшествовавший мне правитель решил, что нет ничего невозможного в том, чтобы убедиться в наличии противоположного берега у моря ал-Мухит [Атлантический океан]. Одержимый этой мыслью и воодушевленный желанием доказать свою правоту, он приказал снарядить несколько сот судов, набрал для них команды и присоединил к ним также много других судов, снабженных золотом, съестными припасами и водой в таком изобилии, что все это могло удовлетворять потребности команды в течение многих лет. При отплытии он обратился к командирам со следующей речью: «Не возвращайтесь, прежде чем вы не достигнете самой крайней границы океана или прежде чем не будут исчерпаны ваши съестные припасы или питьевая вода».
Они отплыли и долго отсутствовали; прошло много времени, но никто не возвращался. Наконец вернулось одно судно. Мы спросили кормчего этого судна, что же случилось. Он ответил: «Государь, мы долго плыли, пока не встретили мощного течения, подобного реке. Я шел последним за другими судами. Все суда, шедшие впереди, продолжали плавание, но едва подошли к этому месту, как начали исчезать одно за другим, и мы так и не узнали, что же с ними случилось. Я же не захотел оказаться во власти этого водоворота и потому вернулся».
Султан не захотел поверить этому сообщению и не одобрил поведения командира. Затем он приказал снарядить две тысячи судов, из которых одна половина была предназначена для него самого и его спутников, а другая — для припасов и питьевой воды. Он доверил мне правление и со своими спутниками вышел в море ал-Мухит.
При таких обстоятельствах мы видели его и других в последний раз. Я остался неограниченным властелином государства.[1] [158]
Уже сообщение Геродота о разведывательном путешествии юных насамонов через Сахару (см. т. I, гл. 17) свидетельствовало о том, что в отдельных случаях даже у полукультурных и первобытных народов может появиться настоящая потребность в географических исследованиях. Еще более характерно в этом отношении событие, происшедшее в африканском мире в начале XIV в. Оно достаточно хорошо засвидетельствовано и вполне правдоподобно.
Мы узнаем об этой странной истории из труда каирского ученого Ибн-Фадлаллаха ал-Омари (1301—1348), составившего обширную энциклопедию «Масалик ал-абсар фи мамалик ал-амсар». [По Крачковскому, — «Пути взоров по государствам крупных центров». — Ред.]
В ней содержится, между прочим, и сообщение тогдашнего вали Каира египтянина Ибн-Амир Хаджиба о его приключениях в год 724 хиджры (1324 г. н.э.). В этом году ему довелось повстречаться со «знаменитым»[2] султаном (Mença) Муссой, или Мусой, правителем большого и богатого негритянского государства Мали в бассейне Нигера. Муса, как благочестивый магометанин, предпринял предписываемое исламом паломничество в Мекку, во время которого посетил также и Каир. Ведь оживленный путь паломников из мусульманских стран Западной Африки в Мекку проходил через столицу Египта.[3] Эти паломничества из Западного Судана в Мекку, продолжающиеся и по сей день, широко практиковались в средневековье. Еще за 100 лет до султана Муссы один из его предков, султан Муса Аллакой (1200—1218), совершил путешествие к святым местам в Мекку не менее четырех раз![4] Именно от этого султана, самого выдающегося из правителей Мали, вали Ибн-Амир Хаджиб лично узнал удивительную историю, сообщенную в первоисточнике.
В Западном Судане, видимо, около 300 г. н.э. было основано государство Гана, или Ганата. Когда это государство в XI в. подчинило своей власти живших в районе мыса Бланко мусульман-азанагов, порабощенные около 1076 г. склонили завоевателей к принятию магометанства. Как прославленная Страна золота, Гана пользовалась широкой известностью в европейском мире и считалась своего рода сказочным государством. Позднее Гана попала в зависимость от возникшего на верхнем Нигере государства Мали, Мелли, или Мандинго, территория которого распространялась примерно от Бамако вверх по течению Нигера через «богатый золотом район Буре» и такие же золотоносные области Фалеме и Бамбук.[5] С 1250 по 1500 г. она простиралась «почти через весь Западный Судан».[6] Столицей этого государства была сначала Джариба, а позднее Ниани, основанный около 1238 г. на левом берегу реки Санкарани.[7] [159]
Этим государством с середины XI в. правила династия Кейта, первый царь которой Барамендана был обращен в мусульманство около 1050 г.[8] Правителем этой династии был и султан Муса. В его царствование государство Мали достигло зенита своего могущества и, как богатая золотом страна, приобрело широкую известность, нашедшую отражение на картах мира христианских народов XIV—XV вв. (см. гл. 146 и рис. 12).
Государство Мали и его главные центры находились в 1000 км от моря. Ко времени достижения зенита своего могущества оно простиралось от долины Бани до долины Фалеме и от пустыни до границы тропического леса.[9] Итак, до Гвинейского залива это государство не доходило; ислам тоже не проникал на юг дальше Сьерра-Леоне. С учетом этих обстоятельств многое остается не совсем понятным в истории, сообщенной ал-Омари.
Всем народам тропической Африки мореплавание было почти чуждо. У них не было стимула для дальних морских плаваний, и, насколько нам известно, они ограничивались довольно скромным каботажным рыболовным промыслом. Тем непостижимее для нас, что африканский султан послал сразу 2 тыс. судов в океанское плавание. Прежде всего совершенно непонятно, откуда мог достать правитель удаленной от моря страны такой мощный океанский флот и где ему удалось набрать такое количество опытных моряков, необходимых для предполагавшегося разведывательного плавания по «глубокотекущим водам Океана».[10]
В сообщении говорится, однако, только о посланных «судах» (markah), без их характеристик. Двух тысяч морских судов у султана Мали, видимо, никогда не было; гораздо вероятнее, что он не располагал ни одним таким судном. Его 2 тысячи судов на самом деле были, очевидно, простыми речными лодками для сообщения по Нигеру. Если экспедиция «для определения протяженности океана» действительно предпринималась на такого рода судах, то нас не должен удивлять ее трагический исход и гибель самого султана, одержимого страстью к исследованиям. Между имевшейся в его распоряжении флотилией и масштабами поставленной задачи было такое баснословное несоответствие, что только при полном незнании океана и таящихся в нем опасностей могла возникнуть мысль об этом самоубийственном предприятии.
Тот факт, что при этом плавании действительно были использованы обычные весельные лодки, вытекает из следующих соображений. Насколько нам известно, у коренных народов Западной Африки никогда не было парусных судов, но если бы африканцы действительно отважились выйти в море на парусниках, они, попав в зону пассатов, безусловно, не могли бы вернуться на родину. Но как далеко ушли на гребных лодках африканцы, незнакомые с морем, остается только гадать!
В этом отношении автор согласен с Гумбольдтом, и он поэтому выступал против утверждения, что африканские мореплаватели могли добраться до [160] Америки, либо занимаясь пиратством, либо отнесенные туда штормом. Вскоре после открытий Колумба такую гипотезу выдвинул Петр Мартир,[11] и, когда Бальбоа на Дарьенском перешейке обнаружил аборигенов с почти черным цветом кожи, к этому предположению присоединился Гомара.[12] В противоположность этому Гумбольдт указывал, что «африканские негры никогда не занимались пиратством в открытом море и пользовались только маленькими челноками для рыбной ловли у берегов».[13]
Поэтому положительно непостижимо, как может говорить комментатор ал-Омари, Ахмед Зеки-паша, о «попытке достигнуть Америки» или даже поставить следующий несколько наивный вопрос: «Нельзя ли отважиться на очень рискованное предположение, что некоторые из этих храбрых исследователей, унесенные волнами, могли достигнуть Америки, а затем или слились с аборигенами, или основали первую черную колонию в Новом свете?»[14]
На этот вопрос, конечно, возможен только один ответ: да, это предположение весьма рискованное и даже слишком рискованное! Если первая мнимая попытка мусульман достигнуть Америки, предпринятая в XII в. (см. т. II, гл. 110), при глубокой повторной проверке оказалась всего-навсего прогулкой примерно до Канарских островов, то к экспедиции султана Мали даже при самом благосклонном суждении следует применить гораздо более скромные масштабы. Непостижимо, как один немецкий исследователь[15] согласился с гипотезой, что африканская экспедиция могла достигнуть Америки.[16] Как бы то ни было, плавание султана оказалось попыткой с абсолютно негодными средствами, интересно задуманным, но из-за незнания условий просто отчаянным предприятием, которое не могло закончиться иначе, чем оно кончилось. И все же, несмотря на все эти соображения, широкие замыслы султана достойны похвалы и весьма интересны с культурно-исторической точки зрения.
В каких водах плавали его суда, точно сказать нельзя. Если это в самом деле были лодки с Нигера, то они могли спуститься по этой реке примерно от Гао и, по всей вероятности, нашли гибель еще у устья. Единственное судно, вернувшееся из первой экспедиции, якобы «долго отсутствовало». Но это сообщение ни в малейшей степени не может помочь нам при дальнейших рассуждениях: как недели, так месяцы и годы можно назвать «долгим [161] отсутствием». Ведь одно лишь гипотетическое плавание по Нигеру вниз, а затем вверх по течению должно было продолжаться очень долго. Катастрофа могла произойти, пожалуй, вскоре после выхода в море.
Имя предприимчивого африканского султана не названо в труде ал-Омари, да и дату происшествия можно определить только приблизительно. Сообщил об этом событии Муса, великий султан Мали, которого Ла-Ронсьер очень метко называет «Наполеоном пустыни».[17] Правил он с 1307 по 1332 г.[18] Предшественником Мусы был его отец султан Абу Бакари, который правил очень недолго. Но султан Муса едва ли мог сообщать о своем отце, не упомянув об этом родстве. Вероятно, в сообщение ал-Омари вкралась незначительная ошибка. Предшественником Абу Бакари был некий Мамаду,[19] о котором мы больше ничего не знаем.
Во всяком случае, можно считать, что единственное плавание, предпринятое африканцами с исследовательским целями, о котором знает история, состоялось незадолго до 1307 г., вероятно между 1300 и 1307 гг.