…и еще остров Сальвахе, и еще Дисьерта, и еще Лекнаме, и еще Порто-Санто…[1]
…Остров Мадейра был открыт около этого времени англичанином, по имени Машам [Мечем], плывшим на парусном судне из Англии в Испанию вместе со своей женой. Он сбился с курса из-за бури, прибыл на этот остров и бросил якорь в гавани, которая теперь называется Машику. Так как его жена страдала морской болезнью, он со своими спутниками высадился на берег. Тем временем корабль начал дрейфовать, был унесен в море, и они остались на острове. С горя жена его умерла. Машам, очень любивший свою супругу, построил на острове часовню, или склеп, назвал ее часовней Иисуса и написал или вырубил на надгробном камне имя своей жены и свое собственное, а также сообщил причину того, почему они прибыли на остров. Потом он сам сделал лодку из цельного ствола, так как тамошние деревья очень велики в окружности, и вышел в море со своими соотечественниками, которые оставались с ним на острове. Без паруса и руля он достиг африканского побережья. Тамошние мавры сочли это за чудо и доставили их к властелину той страны. А властелин удивился этому происшествию и отправил их к королю Кастилии.[2]
Когда в Португалии правил Жуан I, а в Англии — Эдуард III,[3] жил там знатный английский рыцарь, по имени Машим. Он пожелал взять в жены знатную даму Анну Арфет. Но так как их родители [269] на это не соглашались, они решили уехать во Францию, которая тогда воевала с Англией. Они так торопились, что доверились морю и сели на судно, отплывавшее из Бристоля, не дождавшись кормчего.
На них обрушилась сильная буря, и так как у них не было кормчего, умевшего вести судно, то они много дней проблуждали в море, не зная, где находятся, до тех пор, пока не прибыли к косе, по которой сбегал с суши в море резвый ручей. Тогда дама Арфет попросила Машима сойти там на берег хотя бы на два дня, чтобы исцелиться от морской болезни. Машим сделал это вместе с шестью сопровождавшими его друзьями. Но на третью ночь снова разразилась буря и разбила их корабль. Теперь они вынуждены были остаться на этой земле и почувствовали себя еще более затерянными, чем на судне в море. Через три дня дама Арфет умерла, не перенеся несчастья, в котором она себя обвиняла… Машим же попросил своих верных друзей не покидать его и остаться при его невесте, а на пятый день сам скончался. Спутники позаботились о том, чтобы вырыть покойным общую могилу и похоронить их там. Над могилой они воздвигли большой каменный крест и написали на нем эту печальную историю.
После того как этот труд, к которому они приступили с великим почтением, был завершен, пораженные горем спутники Машима решили оставить землю, которая оказалась превосходной, но безлюдной, и довериться морю. Они сделали это при помощи сохранившейся лодки от их судна или (как рассказывают другие) челна, изготовленного из ствола большого дерева. Сев в лодку, они покинули остров и через несколько дней[4] достигли побережья Берберии, где все попали в плен к маврам.[5]
Если историю открытия Канарских островов еще удается восстановить, хотя и с некоторым трудом, то обстоятельства, при которых примерно в то же время были обнаружены острова Мадейрской группы, покрыты глубоким мраком. Никак нельзя согласиться с обычным представлением, которое исходит от португальских ученых, что эти острова, забытые с древности, были вторично открыты португальскими моряками только в 1419 г. Мы находим, хотя и в несколько искаженном форме, названия всех четырех островов, сохранившиеся до наших дней, уже в «Книге познания» испанского нищенствующего монаха, написанной, вероятно, около 1350 г., а также на Карте мира из Атласа Медичи, относящегося к 1351 г. Фигурируют они и на некоторых [270] других картах мира и морских картах второй половины XIV. в. Так как местонахождение четырех островов показано довольно правильно, не остается никакого сомнения в том, что они были открыты до появлении «Книги познания».
Но и утверждение, что острова Мадейрской группы были вторично открыты более ранними арабскими мореплавателями, представляется крайне спорным и недоказуемым. Кунстман пишет, например, что «эта островная группа, несомненно, была уже известна арабам».[6]
Правда, рассмотренное в гл. 113 (см. т. II) плавание арабских смельчаков приключений {так в книге. OCR} можно еще как-то связать с Канарскими островами. Однако нельзя доказать, что сведения об этих островах арабы почерпнули из личного опыта, а не из античных источников, в которых приведены их древние названия.
Упоминание этих островов в «Книге познания» можно было бы легко увязать с историей о какой-то английской влюбленной парочке или супружеской чете, случайно совершившей открытие Мадейры или Порту-Санту по пути в Испанию. О ней рассказывали еще Валентин Фердинанд (1507 г.)[7] и Галвану (1563 г.).
Однако между рассказами Валентина Фердинанда, Галвану и Кордейру наблюдаются значительные разногласия. Один рассказчик заставляет своих героев высадиться на Порту-Санту, другой — на Мадейре, третий — сразу на обоих островах. У одного рыцарь Машим был вероломно покинут своими спутниками на произвол судьбы, у другого он плывет вместе с ними к побережью Африки. Несмотря на такие противоречия, можно было бы еще согласиться с достоверностью этой истории хотя бы в общих чертах. Поскольку иногда указывается и дата открытий — 8 мая 1344 г., то как будто следовало бы удовлетвориться этим описанием открытия Мадейры в XIV в. И действительно, такие маститые ученые, как Кунстман[8] и Руге,[9] не видели оснований сомневаться в том, что Мадейру открыл рыцарь Машам, или Машим. Эта история была известна еще в XV в., о чем свидетельствует пересказ ее Алкуфараду, современником Генриха Мореплавателя.[10]
Однако мы приходим к другому выводу, когда знакомимся с этим рассказом в передаче Кордейру. У него вся эта история обременена неправдоподобными деталями (см. примечание на стр. 268) и самыми поразительными эпизодами, не оставляющими никаких сомнений в ее недостоверности. Рассказ приобрел у Кордейру столь поэтический и трогательный оттенок, что [271] не приходится удивляться его превращению в сентиментальную поэму в 1806 г. под пером одного португальского автора.[11]
О том, как сильно печальная история рыцаря Машима и его возлюбленной повлияла на возникновение местной легенды, убедительно рассказывает Вернер.[12] Во время прусской морской экспедиции в Восточную Азию (1859—1862 гг.), в которой принимал участие Вернер, в гавани Машику на Мадейре еще хранился кусок деревянного креста, якобы стоявшего на общей могиле влюбленных.
Однако если мы даже совсем отбросим явно приукрашенное и безусловно неправдоподобное изложение событий, которое дает Кордейру, то все же и более простой рассказ Галвану вызывает большие сомнения в его надежности. Исследователям не удалось обнаружить в Англии XIV в. ни рыцари Мечема или Машима, ни «дамы Арфет». Это по меньшей мере странно, так как нам хорошо известны все важнейшие английские дворянские роды того века.
Правдоподобность всей истории о рыцаре Машиме и его возлюбленной опровергается современными английскими исследователями, в частности автором статьи, помещенной в «Словаре национальных биографий». В этом словаре дается превосходный обзор всей литературы, посвященной Машиму,[13] а все его приключения объявляются «чистейшим вымыслом». Возможно, что само название гавани Машику на Мадейре дало повод к возникновению этой небылицы. Валентин Фердинанд писал примерно в 1507 г., что «Порто-Мачико» (Машику) назван по имени рыцаря «Махин».[14] Однако здесь мы имеем дело с произвольным и в лингвистическом отношении не слишком достоверным умозаключением. Более правдоподобно, что имя Машим произошло от названия гавани Машику. Следует еще упомянуть о том, что при короле Фердинанде I (1367—1383) жил некий португальский мореплаватель Машику, которому за неизвестную заслугу 12 апреля 1379 г. был пожалован дом на Руа-Нова в Лиссабоне. Больше об этом моряке мы ничего не знаем. В этой связи напрашивается предположение, что Машику, возможно, открыл остров и в награду за это получил дом, а гавань была названа его именем. Но дата получения подарка опровергает такую гипотезу. Вряд ли можно допустить, чтобы какой-нибудь португалец отважился выйти так далеко в открытое море задолго до эпохи Генриха Мореплавателя.
Еще одно обстоятельство решительно опровергает достоверность рассказа о Машиме. Как можно объяснить тот факт, что уже к 1350 г. испанскому нищенствующему монаху и составителю Атласа Медичи были известны не только Мадейра, но и все четыре острова этой группы? Ведь Машим мог принести в Европу только известие об одном острове. Но почему же тогда [272] в итальянских и испанских источниках, относящихся примерно к 1350 г., встречаются названия всех четырех островов Мадейрской группы?
Кроме того, стоит задуматься и над следующим вопросом. Если английские мореплаватели около 1344 г. действительно открыли Мадейру, то как же тогда объяснить, что примерно через год в испанской рукописи этот остров фигурирует под итальянским названием (Лекнаме или Леньяме, что означает Мадейра, то есть Лесной остров)? Из этого известного до 1350 г. итальянского названия, по мнению автора, определенно вытекает, что открыть этот остров и дать ему название могли только итальянские моряки. Современное название Мадейра появилось лишь после повторного открытия острова португальцами в 1419 г., в результате перевода на португальский язык более старого итальянского названия Леньяме. Зарку, открывший Мадейру в 1419 г., первоначально назвал этот остров Санту-Лоуренсу. Однако принц Генрих Мореплаватель отверг это название и приказал назвать остров Мадейрой. Видимо, он как-то выяснил, что открытый остров тождествен старому Леньяме, показанному на морских картах.
Еще в 1870 г. Вутке высказал предположение, что Мадейру открыли итальянцы, видимо, около 1344 г.[15] Более поздняя гипотеза Маньяги,[16] что название Леньяме приводит к заключению об открытии итальянцами около 1350 г. одного из Азорских островов, кажется не совсем понятной и по меньшей мере натянутой.
Недавно Винтер выступил с предположением, что Мадейрская группа была открыта до 1344 г.[17] Этот исследователь ссылается на одну «Лондонскую карту», которая, по его крайне необоснованному мнению, была составлена каталонцами «между 1327 и 1330 гг.». На этой карте будто бы «довольно правильно» показано географическое положение «Мадейрской группы с названиями (сверху вниз): П(ри)мария, Инсула-де-Колумбис, Канария и с собирательным названием Инсуле-де-Санбрандам [острова Святого Брандана]». Очевидно, эту же карту имел в виду Цехлин, сделавший из нее вывод, что Мадейра была открыта, вероятно, «до 1325 г.» и именно итальянскими моряками, которые, однако, не придали никакого значения найденным островам, «так как они были необитаемы и, следовательно, не представляли интереса для торговли».[18] Однако автор этих строк не понимает, почему же в таком случае остров получил название «Лес». К тому же древесина уже была в то время ценным товаром, вывоз которого оправдал бы посещение острова. Видимо, эти исследователи поддались самовнушению. Не говоря уже о том, что время составления карты неизвестно, перечисленные названия, по мнению автора, нельзя связать с Мадейрской группой. Канарию всегда относили к Канарским островам (см. гл. 147); Голубиный остров («Де-Колумбис») — второе [272] название Фуэртевентуры, следовательно он тоже относится к Канарской группе. Еще Мес в 1901 г. предостерегал исследователей от вывода о знании европейцами Мадейры и Порту-Санту около 1339 г. только на основе ошибки Дульсерта, который поместил Канарские острова в районе Мадейрской группы (см. гл. 134). Но именно такой вывод сделали Винтер и Цехлин. Их предположение, что Мадейрские острова были открыты, вероятно, до 1344 г., никак нельзя назвать обоснованным.
Рис. 11. Океанские острова на Атласе Медичи от 1351 г. См. Y. Kamal, Monumenta Cartographica Africae e Aegypti, 1937, t. IV, fasc. 2 – № 1247. [273]
Автор этих строк сомневается в том, что Мадейра когда-либо носила другое название, кроме «Лес», будь то на итальянском (Леньяме или Лескнаме) или на португальском языке (Мадейра, Мадрера и т.д.). Так как весь этот остров в средние века был покрыт густым лесом (см. т. IV, гл. 159), то это название было когда-то весьма метким. Теперь уже нельзя выяснить, ни кто был первооткрывателем Мадейры, пи в каком году она была открыта. Возможно, что участники экспедиции 1341 г., рассмотренной в предыдущей главе, наряду с Канарскими островами обнаружили также и группу островов Мадейры. Однако с равным успехом к этому открытию могло привести любое другое океанское плавание, совершенное между 1340 и 1350 гг.
Итак, история открытия Мадейрской группы по-прежнему покрыта мраком. В XIX и XX вв. по истории открытия островов Атлантики были написаны замечательные работы. Особенно следует отметить исследования Канале,[19] Эррары,[20] Понса,[21] Альмаджи,[22] Маньяги,[23] Миранды[24] и др. Но многие загадки остаются еще неразрешенными. Их можно будет разрешить более надежно только в том случае, если найдут новые, достаточно убедительные документы. Как бы то ни было, но печальную историю о рыцаре Машиме мы должны вычеркнуть из ряда реальных исторических фактов. [274]
Рис. 12. Западная часть Каталонской карты мира. На карте показаны Канарские острова, группа Мадейры, мнимые Азоры и даны сведения об экспедиции Феррера (внизу слева), а также о негритянском государстве Мали и его правителе султане Мусе (внизу справа).