Отец подруги, или Влюблен без памяти

Глава 16

Шум воды ненадолго заглушает поток мыслей в моей голове. Под теплыми струями мне даже удается расслабиться, однако покидать укромное убежище в виде довольно просторной душевой кабинки я не тороплюсь.

Как могу, оттягиваю момент нового столкновения с богомоловым.

Ну как я умудрилась вляпаться во что-то подобное?

В душе я прячусь не менее получаса, однако, как бы ни было велико желание оставаться тут и дальше, позволить себе такой роскоши я не могу.

Напоследок подставляю лицо под приятные струи воды, ладонями отвожу мокрые волосы назад и выключаю воду.

В ванной воцаряется полная тишина, нарушаемая лишь едва слышным биением моего собственного сердца.

Я наскоро обтираюсь полотенцем, промокаю волосы и натягиваю на себя временно выданную мне одежду. Футболка достает до середины бедер, и вполне бы могла сойти за ночнушку, однако штаны я, конечно, тоже надеваю.

Чего я точно не собираюсь делать, так это светить обнаженными частями своего тела.

Ситуация уже и без того патовая.

Из ванной выхожу с большой неохотой, чувство вины, стыда и абсолютной неправильности происходящего не покидают меня ни на секунду.

Наверное, впервые в жизни мне хочется заблудиться, однако, в отличие от особняка Богомоловых, квартира не обладает поражающими воображение габаритами, а потому найти кухню мне удается без труда хотя бы по доносящимся из нее звукам.

Владимира Степановича я застаю у плиты, что-то то готовящим.

От моего взгляда не ускользает и то, что за то время, пока я находилась в душе, оттягивая время, он успел переодеться в такие же домашнию штаны и футболку, что сейчас были на мне.

Меня он замечает только в тот момент, когда я вхожу в кухню и делаю несколько шагов навстречу.

— Да ты, Кира, Ихтиандр, — он поворачивает ко мне голову, одновременно убирая с плиты сковороду.

Я только застенчиво прикусываю губу и опускаю глаза.

— Все хорошо? — уточняет.

— Да, — произношу осторожно, — спасибо, — заставив себя посмотреть на мужчину, выдавливаю какую-никакую улыбку.

Правда, по ощущениям получается скорее вымученный оскал, и думается мне, что Богомолов со мной в этом определении согласен.

Он ничего не говорит, продолжает возиться с содержимым сковородки. Присматриваюсь к тарелкам, когда он выкладывает на них куски омлета и кладет на края кусочки тостового хлеба.

— Увы, больше тут ничего нет, — пожимает плечами, расставляя тарелки на стол, — я хотел заказать доставку, но подумал, что так будет быстрее.

Я уже открываю рот, чтобы сказать, что вовсе не голодна, как в последний момент прикусываю язык, причем прикусываю его буквально, и морщусь от боли.

Молчи, Кир, ради Бога, хоть раз помолчи и не выставляй себя еще большей идиоткой.

Продолжая мысленно раздавать себе подзатыльники, я не сразу замечаю на себе изучающий взгляд.

Правда, даже когда я его замечаю, Богомолов ничуть не спешит прекращать. И вроде ничего такого, но почему у меня ощущение, будто я голая перед ним стою?

— Тебе идет, — наконец заключает Владимир Степанович.

В ответ я только робко улыбаюсь.

— Садись, Кир, чего ты как не родная.

А я и есть — чужая. Этого я вслух, конечно, тоже не произношу.

Чтобы лишний раз не провоцировать мужчину на какой-нибудь подкол, выдвигаю ближайший к себе стул и сажусь за стол.

Вопреки моим ожиданиям, хозяин жилища усаживается не напротив, а рядом — по правую руку от меня.

Получается как-то слишком близко и на меня снова накатывает чувство неловкости.

Ну вот зачем он, а?

Я в самом деле начинаю все больше укореняться в том, что ему просто удовольствие какое-то странное доставляет меня смущать и вгонять в краску.

У меня в его присутствии щеки горят беспрестанно и он просто не мог этого не заметить, особенно после той нелепой ситуации с неслучившимся поцелуем.

К счастью, до сих пор он эту тему не поднимал и, кажется, даже не собирается. Во всяком случае я на это очень надеюсь.

Есть я и правда не хочу, но все равно заставляю себя взяться за вилку и приняться за еду.

К моему огромному облегчению, пока я набиваю желудок омлетом, Владимир Степанович не пытается завести разговор, но стоит только моей тарелке опустеть, как он отодвигает ее в сторону и пододвигает ближе ко мне кружку с чаем. Когда он успел его сделать — для меня остается загадкой.

— Спасибо.

— Не за что, — кивает в ответ и подносит вторую кружку ко рту, отпивает из нее чай, издав при этом смешной звук, чем заставляет меня улыбнуться, — ну рассказывай, солнышко.

— Что рассказывать? — делаю вид, что меня совсем не трогают его прозвища.

Он не сразу отвечает, словно нарочно, медленно одаривает меня взглядом, ставит на стол кружку и, скрипнув стулом, пододвигается ближе, настолько, что теперь нас разделяют жалкие сантиметры.

— Ну я пришла на собеседование, а этот начал ко мне приставать и… — не выдержав, я просто начинаю тараторить, — ну я ему коленкой зарядила между ног, а он на меня заявление написал и вот…

— Это я и так знаю, Кир, а вот тебе эту историю лучше забыть как можно скорее, — вроде перебивает меня, но делает это мягко и ненавязчиво, — я не об этом.

— А о чем? — ничего не понимая, я глупо хлопаю ресницами.

— О том, что ты старательно меня избегаешь, — пальцами он захватывает прядь моих все еще влажных волос, играет с ней.

— Я вас не избегаю, — голос звучит глухо.

— Ладно, я выражусь иначе, — продолжая играть моими волосами, — ты избегаешь Сашу, а потенциально и меня.

— Вы это сейчас за уши притянули, — уже ляпнув, спохватываюсь и устремляю на Богомолова настороженный взгляд.

Он даже как-будто теряется сначала, потом закрывает глаза, сжимает пальцами переносицу и начинает смеяться.

— Ты просто чудо, малыш.

Я на его замечание никак не реагирую, внешне никак.

Изнутри меня, конечно, знатно колотит.

— Так почему ты избегаешь Саню? — продолжает свой странный допрос.

А мне и ответить нечего, потому что озвучить причину вслух я даже под страхом смерти не решусь.

Да я от стыда куда быстрее кони двину.

Ну чего он от меня хочет? Какого ответа ждет?

К тому же ведь все сам прекрасно понимает, не может он не понимать. В ту позорную ночь он все прекрасно осознавал и хорошо знает ответ на свой вопрос.

Я стыдливо отвожу взгляд, устремляю его в узоры на стене и нервно тереблю пальцами футболку.

— Кир, — его голос проникает глубоко в подкорку сознания.

Такой низкий и в то же время звучный. По спине прокатывается мелкая дрожь и я едва заметно сглатываю.

— Посмотри на меня, — и вроде мягко так просит, а кажется, будто приказ отдает.

Я его выполняю, как-то рефлекторно даже, будто лишившись контроля над собственным телом.

— Вы сами все понимаете, к чему эти вопросы? — произношу с легкой обидой в голосе.

— От тебя хочу услышать.

Да я скорее умру.

Он некоторое время ждет безрезультатно, потом вздыхает, усмехается уголком губ.

— Давай договоримся, твои угрызения совести, если их таковыми можно назвать, абсолютно беспочвенны, во всяком случае, по отношению к моей дочери. И избегать ее бессмысленно, к тому же Саня этим фактом очень расстроена.

Я устремляю на него удивленный взгляд.

— У моей дочери редко бывают от меня секреты, и она уверена, что чем-то тебя обидела. Дай угадаю, ведь никакой болезни не было?

— Вы и об этом знаете?

Он пожимает плечами.

— Я не хотела, чтобы так вышло.

— Я понял, серьезно Кир, заканчивай, пока ничего не произошло.

— Пока? — и зачем я уточняю.

На этот раз Богомолов предпочитает оставить мой вопрос без ответа, подмигнув, улыбается и встает.

— Иди отдыхать, Кир, хватит с тебя на сегодня. Я тебе постелил в своей спальне.

— А вы…

— А я лягу в гостинной.

— А почему в гостинной?

— Предлагаешь разделить со мной спальное место?

В его глазах снова появляется уже хорошо знакомый мне, озорной блеск, буквально кричащий о том, что Богомолов точно забавляется, всякий раз ставя меня в неловкое положение и наблюдая за реакцией.

— Я вообще не это имела в виду, я хотела сказать, что лечь в гостинной могу я.

— Ну в этом я не сомневаюсь, но нет, Кир, ты ляжешь в спальне и не спорь.

— Ладно, — соглашаюсь нехотя, — давайте я хотя бы посуду помою.

— Здесь есть посудомойка, — он убирает со стола тарелки и кружки, — иди, Кир… спать.

Не знаю, что именно, но что-то в выражении его лица меняется, появляется какое-то напряжение. Несколько секунд я молча смотрю на мужчину, пока он наконец не отворачивается.

— Доброй ночи.

— Доброй, Кир.

Кивнув себе, разворачиваюсь и покидаю кухню.

Прохожу коридором, мимо ванной и направляюсь в выделенную мне спальню.

Мне даже уточнять ничего не нужно было, чтобы понять, о какой комнате идет речь.

Вхожу внутрь, включаю свет и прислоняюсь спиной к двери.

“Пока”