Кира
Я, наверное, только переступив порог квартиры, из которой чуть больше двух недель назад сделала ноги, понимаю, что натворила. Там, в моей комнате, слушая аргументы Богомолова, я словно лишенная способности трезво мыслить, согласилась на то, чего бы в здравом сознании никогда не допустила.
И все-таки я не знаю, как объяснить самой себе вот это стремительное отупение в его присутствии. Как ему вообще удается так ловко добиваться желаемого? И я ведь даже не возражала толком, потому что как ни старалась, не смогла придумать ни одной достаточно веской причины, почему мне стоит остаться там.
А он… Он напротив, методично и четко расставил все по полочкам.
Ладно, Кира, хватит. Себе-то не ври. Кого ты обмануть пытаешься? Не аргументы его подействовали, а твое собственное подсознательное желание согласиться. И желание это взяло верх над логическими доводами.
Плохая. Очень плохая идея была соглашаться на все это безобразие. Ну нельзя мне рядом с ним дольше пяти минут находиться, тем более наедине. Как я работать-то буду?
— Кир, ты так и будешь топтаться в прихожей, или все-таки пройдешь в квартиру?
Мои размышления прерывает вернувшийся в прихожую Владимир Степанович. Я и правда с места не сдвинулась, даже обувь не сняла. Застыла у порога.
Вздыхаю, снимаю обувь. Прохожу в квартиру. Осматриваюсь. В ней за эти две с лишним недели совсем ничего не изменилось, все ровно так, как я оставляла. Пустовала, получается? Или мне просто хочется так думать?
Богомолов идет на кухню, я двигаюсь следом, потому что не знаю, куда еще идти, пока он здесь.
Чувствую неловкость, преследующую меня со дня нашей первой встречи, зачем-то мысленно возвращаюсь в тот вечер. В тот идиотский эпизод, когда, поскользнувшись на скользкой плитке, влетела прямиком в его объятия, даже не подозревая, что спасший меня от позорного падения мужична — не кто иной, как отец Сашки.
Саша…
Я же когда соглашалась на ультимативного характера предложение Владимира Степановича, как-то совсем забыла подумать о Сашке.
Молодец, Кира. Браво. Передать ключи через Сашку, всячески открещиваясь от этой квартиры, чтобы вернуться в нее через две недели.
— Я твои вещи отнес в спальню, — информирует меня Богомолов, одновременно открывая холодильник.
Интересно, что собирается там найти?
— Пустой, — заключает и закрывает дверцу.
— А должен быть полный? — улыбаюсь против собственной воли.
Губы как-то сами растягиваются в улыбке.
— Не знаю, — он пожимает плечами, — подумал, может ты чего там оставила интересного.
— Даже если бы я что-то и оставила, оно бы уже покрылось плесенью.
Произношу все это, а сама думаю о том, что здесь за все это время никого не было.
Господи, Кира, ну тебе-то какое до этого дело? Правильно, никакого, но я все равно зачем-то интересуюсь:
— Вы сюда не заезжали за все время? — уже спросив, понимаю, что пора бы мне прикусить язык.
Он отвечает не сразу, усмехается. Меня рассматривает, вглядывается в лицо, заставляя меня краснеть, наверное, уже в тысячный раз с момента нашего знакомства. Правда, я сейчас совсем не уверена, что краснею от смущения.
Какой-то странный, покалывающий импульс зарождается на кончиках пальцев и медленно прокатывается по телу. Я чувствую, как по коже бегут мурашки.
Тряхнув головой, делаю тихий, но глубокий вдох.
— Нет, Кир, не заезжал, — он наконец отвечает, — зачем?
Я устремляю на него удивленный взгляд. Он меня спрашивает, зачем ему в собственной квартире появляться?
— Ну, — пожимаю плечами, сцепив пальцы рук, — это ваша квартира, мало ли, я тут что-то повредила, проверить.
— Проверить? — переспрашивает.
— Я киваю.
В несколько шагов он сокращает имеющееся между нами расстояние, так быстро и ловко, что я даже опомниться не успеваю, а он уже нависает надо мной с высоты своего роста.
Не знаю зачем делаю шаг назад, пяткой тут же упираюсь в небольшой выступ у порога, оступаюсь и теряю равновесие. Нога цепляется за дурацкий выступ, сердце ухает и мгновенно уходит в пятки. Я инстинктивно вскидываю руки, в попытке хоть за что-нибудь ухватиться. В следующее мгновение сначала зависаю в воздухе, а потом одним резким рывком оказываюсь прижатой к Богомолову. Он держит меня крепко, вовсе не спеша отпускать, даже несмотря на то, что на полу я уже стою твердо и вроде бы больше не собираюсь падать.
— Уже можете меня отпустить, — напоминаю ему робко.
Он и не думает, наоборот, только теснее прижимает к себе. Теплая ладонь давит на поясницу.
Смотрю ему в глаза, вижу, как постепенно их заволакивает тьма. Светлая радужка, теперь окутанная чернотой, практически исчезает.
У меня от этого его взгляда, от близости такой… обжигающей, ноги буквально ватными становятся и крупная дрожь по телу прокатывается.
Тяжело дыша от внезапно окутавшей меня духоты, с осторожностью Кошусь на Богомолова.
— Красивая ты Кир, — произносит, как-то надсадно, хрипло.
И я снова вздрагивают от этой волнительной хрипотцы в его голосе, от неожиданного комплимента, от прикосновения пальцев к щеке. Мамочки.
Что я делаю? А он что? Что мы делаем?
— Не надо, малыш, — шепчет, наклонившись совсем близко, настолько, что стоит мне немного приподняться на носочки и наши губы…
Ох, нет, Кира. Остановись.
— Что? — спрашиваю, сама не очень понимая о чем.
— Дрожать не надо, — улыбается, но в этот раз улыбка у него какая-то вымученная, — я же сказал, что тебя не трону.
— Я…
— Ты же этого опасаешься? — все так же шепотом. — Не бойся, малыш, я ведь обещал.
Я слушаю его, с трудом перевариваю сказанное. Обещал. Обещал, что не станет склонять ни к чему, чего я не захочу. И сейчас мою дрожь совершенно неправильно интерпретирует.
Не страх это, ох, совсем не страх ведь.
И в голове у меня сейчас только один вопрос:
“Он не тронет, если я не захочу. А, что если захочу?”
Я с огромным трудом нахожу в себе силы отстраниться, наверное, для него это становится неким толчком, потому что практически сразу он меня отпускает.
— Ладно, — откашливается, — я поеду, а ты отдохни, завтра день у тебя будет напряженный.
Я киваю. Меня все еще потряхивает и все, что я могу, это медленно передвигать ногами.
Только закрыв за ним дверь, чувствую мощнейший откат. Меня словно двухметровой волной прибивает к двери. Наваливаюсь на нее спиной, дышу часто, все еще прокручивая в голове мысль о том, что бы сейчас было, поддайся я своему нездоровому желанию его поцеловать. Просто потянуться к губами и почувствовать, как это.
Кажется, я схожу с ума.
Мне требуется не меньше получаса и, я даже не знаю, сколько литров спущенной в трубу ледяной воды, чтобы хоть немного усмирить грохот собственного сердца. Опираясь ладонями на раковину, смотрю на свое отражение в зеркале.
Щеки покрылись алыми пятнами, взгляд совершенно дикий. Ужас.
Мои гляделки с отражением прерывает внезапно раздавшийся в квартире звонок.
Выключаю воду, быстро вытираюсь полотенцем и иду в прихожую.
Ну не мог же он вернуться?
Подхожу к двери и на экране домофона вижу незнакомую мужскую фигуру.
— Вам кого? — произношу, нажав на кнопку.
— Кира Константиновна? Меня Владимир Степанович прислал, я вам продукты привез.
Продукты? Какие еще продукты?
Ничего не понимая, открываю дверь.
— Здрасте, — здоровается высокий и довольно крупного телосложения мужчина.
— Здравствуйте, — киваю.
— Тут вам посылка, — он добродушно улыбается и, вынудив меня отступить на шаг, ставит на пол какие-то пакеты.
— Это что? — спрашиваю растеряно.
— Так продукты, я же говорю. Велено было доставить.
— Аааа…
— Всего доброго.
Все происходит так быстро, что я и осознать ничего толком не успеваю, а мужчина уже исчезает из поля моего зрения так же быстро, как появился. Закрываю дверь и опускаюсь на корточки.
Открываю один пакет, рассматриваю его содержимое.
Он серьезно? Он что, мне еду купил?
Тянусь к брошенной на комод сумке, достаю из нее телефон, нахожу Богомолова и пишу короткое “Спасибо”.
Ответ прилетает не сразу, я как раз успеваю отнести продукты на кухню, когда отложенный на стол телефон начинает вибрировать.
“Кушай на здоровье”.
Несколько раз перечитываю это лаконичное сообщение и не сразу понимаю, что губы растягиваются в идиотской улыбке.