Отец подруги, или Влюблен без памяти

Глава 39

Владимир

— Что, не спится? — в тишине ночи раздается размеренный голос Антонины Павловны.

Женщина сидит на небольшом раскладном стуле у края крыльца, спиной ко мне. Усмехаюсь, прикрываю за собой дверь и, сделав несколько шагов, сажусь на деревянную поверхность ступеньки.

— Не спится, — отвечаю на ее вопрос.

Уснешь тут. Как подростка от эмоций распирает. Я вовсе не собирался форсировать события, вышло случайно, не сдержался просто. И не помню уже, когда в последний раз так легко поддавался желаниям, напрочь теряя контроль. Верно говорят, если слишком долго сдерживаться, рано или поздно сорвешься. Впрочем, я совру, если скажу, что поступил бы иначе, будь у меня возможность переиграть. Ни черта.

— Ну раз нам с тобой обоим не спится, давай серьезно поговорим, что ли.

— Давайте поговорим, — соглашаюсь, не раздумывая.

Чего-то подобного я подсознательно ожидал и даже рад этой случайной встрече посреди ночи.

— Куришь? — спрашивает неожиданно.

— Иногда грешу, — признаюсь из рук женщины самокрутку и зажигалку.

Подношу огонь сначала к ее самокрутке, потом поджигаю свою. Закуриваем молча.

— Крепкие, — замечаю, выдохнув облако дыма.

— Другого не держим, — гордо усмехнувшись, она делает несколько затяжек и продолжает: — вот что, Владимир, я тебе скажу, мне лет может и много, но в маразм я пока не впала, к счастью, и деменцией не страдаю. В рассказ о просто начальнике и подчиненной, несмотря на старательные убеждения внучки я не верю, и есть у меня подозрение, что ты тоже.

Я ничего не отвечаю, просто слушаю, и она продолжает:

— В личную жизнь внучки я стараюсь не лезть, но это не значит, что я за нее не переживаю, ты на меня сейчас не обижайся, я тебе прямо скажу, участи быть развлечением для богатого мужчины почти вдвое старше, я Кире не желаю.

— Я вас услышал, Антонина Павловна.

— И? — она поворачивается ко мне лицом, даже в полумраке, освещенном тусклым фонарем, висящим над крыльцом, я хорошо различаю ожидание в ее взгляде.

— Мы бы с вами сейчас не разговаривали, будь Кира для меня просто развлечением.

— Дай-то Бог, потому что девчонка в тебя влюблена по уши, — заключает с каким-то странным спокойствием и устремляет взгляд в темноту ночи.

Я никак ее слова не комментирую. С очередной затяжкой чувствую, как в груди теплом разливается удовлетворение. Не то чтобы симпатия Киры была для меня секретом, но даже в почти сорок лет, оказывается, приятно слышать подтверждение со стороны. Тем более со стороны такого авторитетного источника, как родная бабушка.

— Ты бы хоть вид сделал, что удивлен, — возмущается, с напускной серьезностью.

— Зачем?

— Действительно, — хмыкает язвительно.

— Антонина Павловна, как вы уже заметили, я не давно не мальчик, под сраку лет я влюбляться не планировал, в отношениях никогда заинтересован не был, у меня была дочь, мне этого было достаточно, но так уж вышло, что одним осенним вечером ваша внучка буквально влетела в мои объятия. Я пытался поступить правильно, пока у нее был молодой человек, и я бы не полез к ней, если бы не был уверен в том, что мои чувства взаимны, но они взаимны. И, конечно, я не удивлен, я же не слепой и не тупой, к счастью.

Говорю, как есть. Юлить я не привык, притворяться — тоже, да и не положено мне вроде как, ни по возрасту ни по статусу. К тому же, все складывается как нельзя лучше.

— А ты не староват для моей внучки?

— Побойтесь Бога, Антонина Павловна, я мужчина в самом расцвете сил, по мне разве не видно? — не без удовольствия поддерживаю ее попытку меня поддеть.

В целом, я уже на моменте нашего с ней знакомства понял, что общий язык мы с этой женщиной непременно найдем, и не ошибся.

— Ладно, черт с тобой, — махнув рукой, она гасит сигарету и протягивает мне стеклянную пепельницу, — я рада уже тому, что она от журавлика своего наконец ушла, думала, не доживу, а разница в возрасте… Ну может оно и к лучшему, муж мой покойный меня на двенадцать лет старше был, вот это все, — она проводит рукой по воздуху, указывая на свои довольно, по мерка деревни, внушительные владения, — это он отстроил, соседний участок выкупил, соединил с нашим, дом вот построил, все удобства, надежный он у меня был, я-то замуж за него не собиралась, был у меня тоже свой журавлик, тот еще разгильдяй, да дед Кирюши оказался настойчивым, и не поняла, как замужем оказалась.

Я слушаю, молча наблюдая за чередой эмоций на ее лице. Радость сменяется легкой грустью, глаза на мокром месте.

— Расчувствовалась я с тобой, — шмыгнув носом, она быстрыми движениями смахивает с глаз слезы, будто и не было ничего, — ты мне Володя, вот еще, что скажи, дочь-то твоя как отнесется к этой вот ситуации?

— А причем тут моя дочь? — ее вопрос становится для меня полной неожиданностью.

— Как причем? Взрослая она у тебя, ты ее один воспитывал, женщин в дом не водил, если я тебя правильно поняла, Кира, получается, первой будет. Вот я и спрашиваю, как дочь твоя отнесется и как вы ей это объяснять будете?

— Саша действительно взрослая и моя личная жизнь ее уже никак не касается, отнесется она нормально, как и положено.

— А если нет? Рассорятся с Кирой, с тобой опять же.

— При всем уважении, Антонина Павловна, вы совершенно не знаете мою дочь.

— Ты настолько в ней уверен?

— Конечно, я же ее воспитал.

И я ничуть не лукавлю, в том, что с Сашей проблем у меня не будет, я даже не сомневаюсь.

— Хорошо, — она кивает, — это в принципе все, что я хотела услышать.

— Раз уж у нас с вами зашел серьезный разговор, я бы тоже хотел обсудить один момент, — решаю воспользоваться ситуацией.

— Какой? — Антонина Павловна удивленно хмурится.

— Кира обмолвилась, что вам необходима операция.

— Господи, — женщина вздыхает, — все никак не уймется. Нормально все с моим коленом, Кира вбила себе в голову, что непременно должна оплатить мне эту операцию и никак угомонится, — сетует возмущенно.

— Это я уже понял, — улыбаюсь ее реакции, — и я знаю, как сделать так, чтобы она раз и навсегда перестала об этом думать.

— Это как же?

— Я оплачу операцию, — пожимаю плечами.

— Щас, еще не хватало, — она поднимается со своего стульчика, складывает его и ставит к стенке, — все, Володя, пойдем спать.

В принципе мне понятно, в кого Кира пошла своим характером.

— Послушайте, Антонина Павловна, — поднимаюсь вслед за женщиной, она останавливается у двери, — давайте серьезно, Кира не успокоится, а я могу и хочу помочь, она отказывается и продолжит это делать, но вы-то взрослее и мудрее, для меня это не большие деньги, давайте сразу договоримся, ни вы ни Кира мне ничего взамен не должны. Будем считать, что это своего рода подкуп, — на последних словах я сам срываюсь на смех.

За спиной, очевидно, из курятника, мне неожиданно вторит петух.

— Не рановато он?

— Ой, — она машет рукой, — он у меня дурной, — берется за дверную ручку.

— Дайте угадаю, старый, впавший в маразм и страдающий деменцией?

— Да нет, молодой, просто умственно отсталый по рождению, — она ожидаемо подхватывает шутку.

— Так может на суп его? — усмехаюсь.

— Может, но у меня другого пока что нет, — она входит в дом, я иду следом, — иди, Владимир Степаныч спать, а на счет твоего предложения я подумаю.