Отец подруги, или Влюблен без памяти

Глава 61

Я просыпаюсь от стойкого ощущения, что за мной пристально наблюдают и, конечно, не ошибаюсь. Только открыв глаза, я тотчас натыкаюсь на устремленный в мою сторону взгляд Богомолова.

Володя сидит на кресле, прямо напротив меня. Клянусь, еще вчера это кресло стояло в противоположном углу.

— Доброе утро, — произносит с улыбкой.

— Доброе, — потягиваюсь и сильнее кутаюсь в одеяло, — давно ты проснулся?

— Полчаса назад.

— А чего меня не разбудил?

— Зачем? — удивленно. — Ты так мило спала.

Он продолжает на меня смотреть, и во мне вновь, как в нашу первую встречу, пробуждается должно быть хорошо заметное смущение.

Честное слово, каждый раз как первый!

Пока я борюсь со своей реакцией, Богомолов встает и легкой походкой направляется ко мне. В голову лезут какие-то сумбурные мысли, обрывки картинок чередой всплывают в памяти, а слова застревают посреди горла.

Володя медленно садится на край кровати, и тепло его присутствия плавно растекается по комнате, распыляясь в воздухе.

Он наклоняется чуть ближе, и я ловлю на себе его взгляд, такой прямой, цепкий, что невозможно отвести глаза.

— Выспалась? — спрашивает с привычной ему улыбкой.

— Угу.

Иногда мне кажется, что всякий раз, когда мы оказываемся в непосредственной близости друг от друга, эта совершенно очаровательная улыбка буквально приклеивается к его лицу.

Осознание этого простого факта вызывает во мне прилив трепетной нежности и в то же время я чувствую, как уже, будто по традиции, мои щеки заливаются краской и начинают нещадно гореть.

Я невольно прикладываю к лицу прохладные ладони, чтобы хоть немного сбить этот невыносимый жар.

Кожу на щеке обжигает прикосновением холодного металла, я вздрагиваю, едва вспомнив о кольце, красующемся на безымянном пальце моей правой руки.

Перед глазами тут же пролетают события вчерашнего вечера.

Это странное предложение и данное мною не менее странное согласие. Наверное, мне только сейчас удается окончательно осознать, что на самом деле вчера произошло.

Поддавшись какому-то внезапному порыву и слабо контролируя собственные действия, вытягиваю руку перед собой и устремляю взгляд на украшающий мой палец ободок с красивым камнем в центре.

Если честно, я далека от всякого рода украшений и драгоценностей, и я совсем в них не разбираюсь, но что-то мне подсказывает, что кольцо на моем пальце стоит немалых денег.

— Нравится?

Засмотревшись на чудо ювелирного промысла, я как-то совсем забываю о том, что в спальне нахожусь не одна. Резко перевожу взгляд с собственного пальца на Богомолова. Его улыбка ожидаемо становится еще шире.

Я закусываю губу и беспомощно смотрю на него.

— Володь, скажи, что ты вчера несерьезно.

— Не скажу.

— Божеее…

Я обессиленно валюсь на подушку и закрываю ладонями лицо. Ну не бывает так, просто не бывает. Мы же не в сказке находимся, да и из меня так себе золушка.

Хотя, надо признать, принц из Богомолова отменный. Да что там принц — король.

Перспектива смены семейного статуса меня до чертиков пугает, но я все равно улыбаюсь, как идиотка последняя.

Губы сами растягиваются в улыбке, не реагируя на команды мозга.

Это сумасшествие какое-то.

Нет, не бывает так все-таки.

Проходят доли секунды, я слышу размеренный стук сердца, и на мгновение меня вдруг охватывает хорошо знакомый, предательский страх. Его холодные щупальца неприятно холодят кожу. В голове проскальзывает мысль о том, что все это может закончиться по щелчку пальцев.

Раз — и прекрасный воздушный замок разрушится, превратится в пресловутую тыкву, а принц утратит всякий интерес.

Эта мысль меня в ужас приводит. Сердце, замерев на миг, разгоняется, словно слетев с катушек, рвется наружу, вот-вот прорвет преграду и ускачет.

Каждый новый удар как маленькая смерть.

Я чувствую себя так, будто получила под дых, дыхание сбивается, точно что-то очень тяжелое сдавливает область солнечного сплетения. И если вчера на мероприятии полном важных шишек и толстосумов я думала, что страшнее уже ничего быть не может, то сейчас, в этот самый момент, я неожиданно для себя осознаю, что юбилей и прочие мелочи, омрачавшие мои мысли, не идут ни в какое сравнение с ледяным ужасом, сковывающим тело и сознание, при одной лишь мысли о том, что сказка, в которую так хочется окунуться с головой, может закончиться вовсе не начавшись.

С трудом отрываю потяжелевшие ладони от лица, нервно прикусываю нижнюю губу и устремляю взгляд на Володю.

Выражение его лица сразу меняется, улыбка сползает с губ, брови сводятся к переносице, на лбу выступают морщинки. Богомолов, явно заметив внезапные изменения на моем лице, хмурится.

— Ты как будто призрака увидела.

Уголок его губ едва заметно дергается вверх.

А мне хватает сил только покачать головой, виновато глядя на Богомолова. И как так получается, что я умудряюсь испортить даже те моменты, что, казалось бы, испортить невозможно.

И мне сейчас столько сказать хочется, столько всего нужно сказать, но я даже слова обронить не в состоянии. Слишком много эмоций и изменений в моей жизни для такого короткого промежутка времени.

Я беззвучно открываю рот, в бессмысленной попытке произнести хоть что-нибудь, но мысли, спутавшись в один большой клубок, встают посреди горла, а потому, не придумав ничего лучше, я просто резко подаюсь к Богомолову, обхватываю его шею, прижимаюсь так сильно, как только могу, и так близко, что кажется мы вот-вот сольемся в одно целое.

Утыкаюсь носом в его плечо и с каким-то совершенно нездоровым удовольствием вдыхаю запах, от которого тотчас начинает кружиться голова, сердцебиение замедляется, а тревога медленно покидает создание.

В который раз я мысленно возвращаюсь в ту страшную ночь, когда мне довелось провести несколько часов в пугающе жуткой камере, пребывая в полной неизвестности и ожидании ужасающей участи.

В ту ночь, когда уже после, находясь в машине и все еще дрожа от ужаса произошедшего, я точно так же прижималась к Богомолову, чувствуя, как неизбежно отступает страх, как растворяется тревога и на смену им приходит ощущение абсолютной безопасности.

Ощущение, которое, несмотря на всю испытываемую палитру смущения и даже стыда, возникало всякий раз, стоило мне оказаться рядом с этим мужчиной.

И как бы я ни старалась, как бы ни отрицала и не пугалась собственных чувств, притяжение оказалось значительно сильнее.

— Кир, с тобой все в порядке?

В его голосе слышатся нотки веселья.

— Малыш, мне очень нравится, когда ты вот так меня обнимаешь, но я буду не против, если кислород все же продолжит поступать в мои легкие.

Не сумев сдержаться, я начинаю тихо смеяться. Все-таки он неисправим.

Мне приходится приложить просто нечеловеческие усилия, чтобы заставить себя от него оторваться.

Продолжая глупо улыбаться, я пристально всматриваюсь в черты его лица, старательно их разглядывая, словно желая запомнить каждую, даже самую незначительную деталь. Каждую родинку, каждую морщинку, каждую ямочку. И чем дольше я вглядываюсь в эти черты, тем теплее становится внутри.

— Расскажешь, о чем думала? — он неожиданно нарушает возникшую тишину.

— А?

— Я спрашиваю, что стало причиной резкого изменения твоего настроения?

— Уже не важно, — улыбаюсь, глядя в его зеленые глаза.

— Мне важно.

Я инстинктивно опускаю взгляд.

— Кир?

Вздыхаю, вновь ощутив опустившуюся на плечи тяжесть.

— Я думала о том, что бы со мной было, если бы в моей жизни не появился ты, и как сильно боюсь тебя потерять, если все это внезапно закончится.

Стоит мне только озвучить эти мысли, как на глаза наворачиваются предательские слезы.

Отлично, Кира! Пять с плюсом! Как пятнадцатилетка — чуть что в слезы.

Ну что со мной не так? Почему обязательно нужно все испортить?

Володя вскидывает брови, словно мне в самом деле удалось его удивить.

— И почему все вдруг должно закончиться? — со свойственной ему легкостью и несерьезностью, спрашивает, улыбаясь.

А вот я в отличие от него только сильнее напрягаюсь. Пожимаю плечами, все еще стараясь не смотреть ему в глаза, даже отвернуться к окну пытаюсь, правда, мне не позволяют.

Пальцами Богомолов обхватывает мой подбородок и осторожно фиксирует, вынуждая меня таким образом смотреть на него.

— Кир, ты не выспалась, что ли? — шутит. — Я тебе предложение вообще-то сделал, и подтверждение тому сейчас находится на твоем красивом пальчике.

Вздохнув, я едва ли набираюсь смелости начать говорить.

— Но все так быстро, как будто даже нереально, — шепчу, с трудом шевеля губами, — что если ты пожалеешь?

Я наконец решаюсь посмотреть ему в глаза. В эти зеленые, читающие меня как открытую книгу глаза.

Володя, зависнув на несколько секунд, вдруг взрывается хохотом. И хоть убейте, мне не понятно, что именно в моих словах его так рассмешила, а потому я только глупо хлопаю ресницами.

— Малыш, ты просто чудо, я говорил? — все еще не до конца отсмеявшись.

— Я же серьезно.

— Кир, — его теплая ладонь ложится на мою щеку и я машинально к ней прижимаюсь, чуть наклонив голову на бок, — во-первых, я очень рад, что ты даже мысли не допускаешь, что пожалеть можешь ты, — улыбается.

Я молчу, потому что просто не знаю, что на это сказать. И надо ли.

— Знаешь, о чем я действительно жалею?

— О чем?

Я, как завороженная, жду продолжения, а он… Он замолкает, как будто нарочно смакуя момент. И почему-то я уверена, что он вполне осознает, как действует на меня эта многозначительная пауза.

Мне остается только возмущенно сверлить его взглядом.

Наконец, еще немного выдержав паузу, он решает, что можно продолжить:

— Я желаю о том, что в ту ночь на кухне не решился тебя поцеловать, и потерял столько времени впустую, позволив тебе меня избегать.

Мне требуется не меньше десяти секунд, чтобы понять смысл сказанного. Несколько мгновений я тупо пялюсь на Богомолова, пока шестеренки в моей голове усиленно крутятся.

Когда же до меня наконец доходит, я только широко раскрываю глаза и неверяще таращусь на ожидающего именно такой от меня реакции Володю.

Именно в ту ночь я впервые конкретно так опозорилась, именно в ту ночь сбежала сверкая пятками. Мгновение, когда все мои мысли были сосредоточены на его губах и желание поцеловать их было настолько сильным, что я едва не поддалась этому безумному порыву.

Мгновение, которого я после стыдилась настолько, что нашла, как мне тогда казалось, единственно правильный выход — избегать даже самой возможности встретить еще раз Сашкиного отца.

— Но… — я до боли прикусываю уже и без того припухшую нижнюю губу и сжимаю кулаки.

— Что “но”, малыш?

— Я думала… Мне показалось, что тебе тогда было смешно…

— Смешно?

Его лицо буквально вытягивается от удивления.

— Д…да, — подтверждаю, заикаясь, — ну что ты на меня так смотришь, — выдыхаю, чувствуя себя каким-то несмышленышем.

Володя усмехается, качает головой и тяжело вздыхает.

— Кир, я взрослый мужик, вроде как закаленный жизненным опытом, построивший с нуля огромный бизнес, вырастивший дочь, понимающий, как мне казалось, эту жизнь, стоял посреди кухни рядом с девчонкой на пятнадцать лет младше и думал только о том, как сильно хочу ее поцеловать. Смешно мне в тот момент не было, малыш.

— Но у тебя был такой взгляд…

— Какой?

— Как будто ты потешался! — мой голос внезапно срывается и мне хочется стукнуть себя по лбу за излишнюю эмоциональность. — Я же чуть сама тебя не поцеловала, ты же видел, что я хотела, — добавляю уже тише.

— Видел, — кивает, — и надеялся, что ты это сделаешь.

— Я? — несдержанно.

— Да, Кир, почти сорокалетний старый хер, как подросток сопливый, трусливо надеялся, что понравившаяся ему девочка сама его поцелует.

Прижав к губам кулак, не готовая к таким откровениям, я всеми силами пытаюсь подавить рвущийся из меня смех.

— Смешно тебе, значит.

Я только взвизгнуть успеваю, когда, повалив меня на матрац, Володя и нависает надо мной угрожающе.

— Кажется, я влюбилась в тебя в тот день, — слова как-то сами слетают с губ.

— Кажется? — он изгибает бровь и опасно улыбается.

— Нуууу, — тяну, подхватив его настроение, — а может не в тот.

— Вот как?

— Может я влюбилась в тебя, когда ты вытащил меня из полиции, — загадочно закатываю глаза, — а может когда увидела тебя без рубашки.

Мне нравится то, как мы поменялись ролями. Теперь забавляюсь я в то время как у Богомолова темнеет взгляд и учащается дыхание.

— А теперь поподробнее, увидела ты значит меня без рубашки и…

Он резко наклоняется ближе, а я снова смотрю на эти губы. Кажется, я до конца жизни буду сгорать от желания их целовать.

— Ну так что?

Тянусь к нему, собираясь исполнить свое желание и почти касаюсь губ, когда внезапно раздается стук в дверь, а следом звонкий голос Сашки:

— Голубки, раз вы проснулись, извольте спуститься позавтракать.

Володя, закатив глаза, прижимается лбом к моемы и мы одновременно взрываемся смехом.

— Саша… — тянем в унисон.