Отряд Дельта

Глава 46

Следующее утро было серым и холодным. Утро, вновь грозящее дождем. Позвонил генерал Войт, сообщивший, что, по слухам, я собираюсь приехать в Вашингтон в среду, чтобы рассказать о рейде прессе. Это была полнейшая чушь. Черт побери, все, что я сделал после отбытия президента, это немного отдохнул и взялся за составление отчета об операции. Я сказал генералу, что ни с кем не общался и не собираюсь делать этого. Да и на кой черт мне это надо – куда-то ехать и выступать с критикой? В этом не было никакого смысла.

К концу дня облачность рассеялось и небо прояснилось. Несколько позже, где-то около 10.00 зазвонил телефон спецсвязи. Трубку взял Бакшот. Он зашел ко мне в кабинет: "Босс, с вами хочет говорить Министр обороны". Я решил, что он разыгрывает меня, пытаясь поднять мой дух. "Да ну, не пори ерунды!" "Нет, Босс, это действительно так".

Я взял трубку через три или четыре минуты, и обнаружил, что на связи не доктор Браун, однако это действительно был кто-то из его канцелярии. Я должен был прибыть в Вашингтон на следующий день и выступить перед прессой. Я ответил: "Я не собираюсь ехать туда, и не буду участвовать в пресс-конференции. Я не собираюсь делать этого, и все".

"Мы не будем обсуждать это", ответил он. "Утром в ваше расположение прибудет самолет, который заберет вас. По прибытии вам следует немедленно доложить в канцелярию Объединенного комитета начальников штабов".

У себя в обиталище я попытался разобраться во всем этом. Я чувствовал, что выталкивая меня к прессе, они ищут крайнего, козла отпущения. Никто толком ничего не знал о "Дельте". Да, было несколько невнятных статей, однако в целом наше существование было достаточно хорошо поддерживаемым секретом. Обычные люди в нашей стране не знали о "Дельте" и, возможно, так оно и должно было быть. Той ночью я плохо спал.

Я прилетел в Вашингтон на следующий день и доложился генералу Джоунсу. Он сказал, что мне предстоит выступить перед прессой где-то около двух пополудни. Я умолял его передумать: "Сэр, вы не можете так со мной поступить". Он не рассердился, но и не выразил никакого сочувствия. Он ни разу не повысил голоса: "Было решено, что вы сделаете это, и вы сделаете". В конце концов, я попросил разрешения обратиться к начальнику штаба Армии генералу Мейеру. Я знал, что Моисей исправит все это.

Я буквально бежал по коридорам Пентагона в Отдел Специальных операций при ОКНШ. Это были те же коридоры, по которым я три года назад ходил в поисках информации и поддержки, необходимых мне для создания "Дельты". Теперь я вновь искал помощи, но иного рода. Я вкратце рассказал генералу Войту, что мне приказали сделать. Он буквально взбесился, и мы вместе отправились к генералу Мейеру. Мы попросили разрешения увидеться с ним, и были немедленно приглашены в его кабинет. Послушав нас несколько минут, генерал Мейер сказал: "Ты не выйдешь к прессе. Я вернусь за тобой около 13.00, но тебе не придется разговаривать с ними, Чарли". Он ничего не знал об этом. С его точки зрения это тоже не имело смысла.

Позже, пока я ждал в кабинете генерала Войта, ко мне вернулось спокойствие. "Проклятье, Армия не позволит этим политикам сделать это со мной". Затем на сцене возник какой-то армейский офицер из отдела по связям с общественностью. Генерал Войт сказал: "Я знаю этого офицера, Чарли. Поговори с ним, пусть он расскажет тебе, как общаться с прессой. Просто так, на всякий случай…"

Этот приятный в общении подполковник просидел со мной около часа, обрисовывая приемы, которые могут мне понадобиться, чтобы справиться с пресс-конференцией. Все это влетало мне в одно ухо, и вылетало из другого. Эта система была не для Чарли Беквита. Во Вьетнаме мне несколько раз приходилось общаться с прессой, так что в этой части я не беспокоился. Зато то, что я потеряю свое прикрытие и буду вынужден отвечать на вопросы, касающиеся щепетильных и секретных вещей, вызывало у меня мысли, достойные висельника.

Минул час дня, однако ни начальник штаба Армии, ни кто-либо из его представителей так и не пришел за Чарли Беквитом. Вместо этого ко мне подошел гражданский сотрудник Управления по связям с общественностью Министерства обороны и сообщил, что в 13.30 меня ждут в офисе генерала Джоунса. Злость прошла, теперь я был просто испуган. "Кто-то пытается подставить меня".

Генерал Джоунс сказал мне: "Чарли, ты можешь говорить там обо всем, что случилось на "Пустыне-Один". Но ни о чем, кроме этого вопроса".

"Я готов", ответил я, "в случае необходимости солгать о любом участии ЦРУ или других разведслужб в операции. Это не их дело. На мой взгляд, это может повлиять на национальную безопасность".

Доктор Браун, до сего момента слушавший меня отстраненно, высказался недвусмысленно, и буквально вцепился мне в задницу. "Мы здесь ни о чем не лжем. Если вам будет задан вопрос, который вы сочтете щепетильным, и который, по вашему мнению, может повлиять на безопасность этой страны, все, что вам следует сказать, "Я не могу ответить на этот вопрос и рекомендую вам обратиться с ним к моему командованию". Это произвело на меня впечатление. Я счел, что имею дело с честными людьми.

Меня провели наверх, в зал для пресс-конференций. Пока меня представляли, я вспомнил слова, когда-то сказанные мне Баззом Майли: "После того, как тебе задали вопрос, прежде чем открыть рот, обдумай его в течение сорока пяти секунд". В меру своих способностей я постарался ответить на все вопросы, на которые мог. Репортеры задавали вопросы, касающиеся событий на "Пустыне-Один", более-менее придерживаясь хронологического порядка. Как мне показалось, меня расспрашивали минут тридцать-сорок.

Вопрос: У вас были какие-то цветистые высказывания в отношении тех вертолетов за их опоздание? Что-нибудь типа …

Ответ: Да, сэр. Я сказал командиру вертолета: "Мы опаздываем, мы хотим наверстать хоть немного, я хочу погрузиться и валить отсюда".

Вопрос: Вы задали им жару за опоздание?

Ответ: Обычно мне приходится задавать взбучку множеству людей, сэр. Мои люди придерживались графика, и я ожидал, что и остальные постараются прибыть вовремя. Я стараюсь быть пунктуальным.

Однако надо учитывать, через какое суровое испытание пришлось пройти этим людям. В тот момент я сам этого не понимал. Я понятия не имел об этом – лишь вчера я действительно осознал, что испытали пилоты вертолетов.

Вопрос: Полковник, в тот момент, как я понимаю, правила предписывали вам продолжать выполнять задачу. А вы, будучи хорошим солдатом, все же отдали приказ об ее отмене. Однако не кажется ли вам, что вы могли продолжать – как солдат, могли бы вы продолжить с пятью?

Ответ: При всем моем уважении, сэр, вы совершенно не понимаете, почему это было сделано.

Вопрос: Окей. Объясните, пожалуйста.

Ответ: Я был там. И я не собирался становиться участником бестолковой попытки загрузиться в жалкую кучку машин, отправиться и угробить лучших в мире солдат. Я не собирался делать этого. Я в армии уже двадцать семь лет. Я не должен допустить такого. Мне платят за то, что я взваливаю на свои плечи ответственность, за то, что я – командир. Я хотел выполнить эту задачу. Но в тех обстоятельствах у нас не было шансов на успех.

Вопрос: Не могли бы вы рассказать, что все же творилось у вас на душе? Вы испытывали какие-то эмоции в тот момент, не так ли?

Ответ: У меня на уме было лишь одно: мы потерпели неудачу, и мне нужно вывести солдат отсюда.

Вопрос: Что говорили ваши солдаты?

Ответ: Мы не могли остановиться и поговорить, сэр. У нас не было времени, все происходило на бегу: разгрузить вертолеты, похватать все, что можно, собрать людей для начала погрузки в 130-е. Некоторые из них не могли грузиться в 130-е, поскольку шла заправка вертолетов. Так что им пришлось ждать снаружи. И в то же время часы тикали. Я опасался, что рассвет застанет меня где-то посреди иранской пустыни. Мне это не нравилось.

Вопрос: Полковник, вы имеете в виду, что дисциплина была такова, что ни один из ваших людей не позволял себе выражать эмоции…

Ответ: Не в тот момент, они были слишком заняты. Вот по возвращении – другое дело. Многие из них были недовольны. Мы были крайне разочарованы.

Вопрос: Сэр, я хотел бы поинтересоваться, можете ли вы рассказать нам о своих мыслях или чувствах ввиду необходимости оставить тела, и были ли какие-то попытки забрать хотя бы некоторые из них?

Ответ: Я провел во Вьетнаме три года, и не по мне бросать тела погибших. Но любые потери дополнительных человеческих жизней – самого ценного, что есть на земле – в попытках добраться до тел и извлечь их, я не думаю, что это разумно.

Вопрос: В чем причина провала операции?

Ответ: Я не знаю.

Вопрос: Было ли это неудачное стечение обстоятельств, или…

Ответ: Это все, что я могу сказать. Я не знаю.

Вопрос: Вы как-то переживаете все это по ночам?

Ответ: Да, мэм. Черт возьми, кому бы хотелось принимать участие в чем-то, над чем мы столь тяжко трудились – и лишь затем, чтобы все это кончилось таким образом?

Вопрос: Полковник, вы сказали, что ни разу не отрабатывали отмену операции.

Ответ: С горящим 130-м и всем таким – нет, мы этого не делали, сэр.

Вопрос: Полковник, ходят слухи, что вы собираетесь уйти в отставку, или подать на увольнение в знак протеста, или что-то в этом роде?

Ответ: Это полная чушь, сэр.

Вопрос: Вы сегодня давали показания каким-либо комиссиям?

Ответ: Нет, не давал.

Вопрос: Вы не были на Холме? Вы собираетесь сегодня на Холм?

Ответ: Насколько мне известно, нет. Мне хотелось бы проведать семью.

Вопрос: Вы еще не виделись с ними?

Ответ: Нет.

Сразу после этого меня провели вниз, в канцелярию Министра обороны, где передали бригадному генералу в штатском. Мы немного поболтали. "Вы знаете, куда мы сейчас собираемся? Нет? Мы едем в Белый Дом".

Я сказал себе: "И что теперь?" Я устал объяснять. Мне хотелось остаться одному. В машине по дороге я все еще думал, что они ищут козла отпущения. Теперь им придется придумать очень хорошую схему, поскольку пресс-конференция прошла успешно.

Доктор Браун встретил меня и сопроводил в Овальный кабинет. С президентом был доктор Бжезинский. Возникла короткая пауза. Президент Картер взглянул на меня. "Я только что прочел материалы новостных агентств о том, что вы сообщили прессе, и мне хотелось бы поблагодарить вас за это. Полковник Беквит, были люди, которые сомневались в мудрости решения о проведении этой операции и считали, что мы с вами загнали себя в тупик. Мне не хотелось ставить вас перед прессой, но у меня не было выбора. Я ценю сделанное вами, так что теперь добро пожаловать на эту кухню". Я сказал ему, что совершенно разбит и полностью выдохся. "Я уверен, полковник, что вы сможете справиться с этим", ответил он. Мы пожали друг другу руки, затем мы с доктором Брауном повернулись и вышли.

Доктор Бжезинский догнал нас. "Полковник, кое-что осталось у меня на совести. Могу я поговорить с вами пару минут?" Он повел меня в Розовый сад. Он напомнил мне маленькое французское кафе. Там были такие маленькие металлические стулья с причудливыми спинками филигранной работы. "Полковник, я находился рядом с президентом все время, когда он наблюдал за ходом операции. Когда он получил сообщение о том, что осталось лишь пять исправных вертолетов, и вы рекомендуете отменить операцию, я едва не попросил президента отдать вам приказ продолжать. Будь так, я убежден, он сделал бы это. Каковы были бы последствия, если бы вам приказали идти вперед?"

Ответ был прост. Сначала я изложил ему причины, лежавшие в основании моей рекомендации, а затем ответил на его вопрос. "Сегодня меня бы здесь не было, и я не смог бы рассказать вам об этом. Это была бы катастрофа".

Доктор Бжезинский сказал: "Этого для меня достаточно".

Это был ответ на гипотетический вопрос, который я задал себе, когда меня отвезли на армейский аэродром в Форт Белвуаре. Он был честным. Если бы генерал Войт приказал мне вылететь с "Пустыни-Один" к месту укрытия, имея пять вертолетов, у меня возникли бы проблемы со связью. "Я не могу расслышать вас, сэр. Прием. Повторите еще раз. Сигнал не проходит. Прием! Прием!"

Тем же вечером я присоединился к своим бойцам. Постепенно мы начали приходить в себя. Поначалу все были несколько раздражительны. Разговоров почти не было. Обеспечивающий персонал, оставшийся в Форт Брэгге, был преисполнен сочувствия. Конечно же, им хотелось знать, что произошло. Им не нужно было знать. Нам хотелось, чтобы их там не было. "Дельту" нужно было оставить в покое.

* Имеется в виду Капитолийский холм в Вашингтоне, где находится здание Конгресса США (прим. перев.)