Элоиза
— Элоиза, не могла бы ты, пожалуйста, побыть лапушкой и подогреешь мне чай? Боюсь, он остыл во время нашей увлекательной беседы. — Говорит миссис Прайс, которая настаивает, чтобы я называла ее настоящим именем, Джудит, протягивая мне свою кружку.
Я улыбаюсь, радуясь возможности помочь, и несу кружку на кухню.
Мистер Прайс-старший спрашивал меня, не составлю ли я компанию его жене, пока он руководит установкой кучи оборудования, которое я совершенно не распознаю. Знаю, что оно для Джудит и ее болезни, но не понимаю для чего именно.
Здесь был бы Айзек, чтобы составить компанию своей матери, но в настоящее время он работает над сценарием, помогая всем подготовиться к «Ночи страха», о которой, как и ожидалось, говорит весь город. Моя нервозность зашкаливает.
Сочувствую мистеру Прайсу-старшему. У него столько всего происходит, интересно, выпадет ли ему хоть когда-то шанс отдохнуть. Хотя не уверена, воспользовался бы он им, если бы это произошло. Вы можете видеть, что он очень любит свою жену, а я могу только надеяться, что однажды найду такую любовь.
Когда чайник закипает, я готовлю Джудит свежий напиток, а потом несу его обратно в комнату на подносе с несколькими бисквитами, украденными из банки сбоку, и кладу ей на колени.
— Что это за шум в столовой? — охает она, прижимая руку к груди, когда звук удара молотка о стену сотрясает дом.
Несмотря на то, что я была в гостях всего пару раз, я поняла, что лучше не указывать Джудит на ошибки в памяти, а вместо этого просто повторить снова. В противном случае она расстраивается, зная, что что-то забыла. Не уверена, что это самый здоровый способ лечения, но на данный момент это единственный известный мне способ.
— Это ваш муж устанавливает какое-то новое оборудование, чтобы облегчить вам жизнь.
— Ох. — Она моргает, явно шокированная. — Как оно облегчит мне жизнь?
Я пожимаю плечами и смеюсь, отвечая:
— Честно, понятия не имею. Я не спрашивала, но уверена, что мистер Прайс позже вам все расскажет.
— Что ж, надеюсь, это продлится недолго. У меня раскалывается голова.
— Если к завтрашнему полудню оно не будет готово, дайте мне знать, я возьму вас с собой на прогулку в вашем кресле. Мы можем пойти выпить кофе в «У Кристал» и съесть те шоколадные твисты, которые вы любите.
Она кивает, наконец-то довольная.
— Это было бы восхитительно, не так ли?
— Определенно.
— Черт побери! — кричит мистер Прайс из соседней комнаты. Слышу, как двое рабочих начинают смеяться.
Когда он выходит с пылью и штукатуркой в волосах, я смеюсь вместе с ними.
Судя по всему, я буду оставаться после уроков до конца года. Я позволяла его жене грабить его кошелек вновь и вновь, а теперь смеюсь над ним.
Но это все пустые слова.
Я надеюсь.
Айзек
Я вхожу в дом моего отца вместе с Кэтрин, мы оба измучены и готовы к обещанному ужину. Моя мама терпеливо сидит в гостиной, положив ноги на подставку для ног.
Кэтрин следует за мной в комнату и ждет, пока я целую маму в щеку.
— Папа готовил? — Я указываю на тарелку с едой у нее на коленях, обращая внимание на нарезанную баранину, лежащую на подушке из картофеля и баклажанов. Пахнет божественно.
— Моя дорогая Элоиза приготовила ужин перед уходом. Еда изумительная. Жаль, что вы только что с ней разминулись, но уверена, она оставила вам немного. Она сказала, что еда в кастрюле на плите. — Мама откусывает кусочек от своего ужина и медленно кивает. — Безумно вкусно.
— Элоиза? — шепчет Кэтрин, нахмурив брови.
— Она иногда навещает мою маму. — Я протискиваюсь мимо нее и направляюсь в столовую, где папа сметает пыль с деревянного пола. — Все еще не закончили?
— Завтра, обязательно. — Мой папа постукивает по стеклянной коробке, которая исчезает в потолке. — Им нужно только правильно подключить его и выполнить несколько проверок.
Недавно установленный лифт, который невелик по сравнению с обычным лифтом,
стоит в углу комнаты, но занимает большую ее часть.
— Выглядит хорошо.
— Просто загляденье! — сердито шипит отец, выбрасывая собранную пыль из совка в открытый мешок для мусора. — Лишь надеюсь, что она не сильно это возненавидит.
— С ней все будет в порядке. — Я выхожу из комнаты. — Ты поел?
— Нет, Элоиза оставила нам кое-что на плите. В духовке есть хлеб.
— Я положу тебе на тарелку.
Папа замечает Кэтрин и вежливо ей кивает, после чего возвращается к своей работе. Я иду на кухню и начинаю накладывать стряпню, которая находится в металлической форме для запекания.
— Она часто приходит? — Кэтрин достает хлебные багеты из духовки и начинает нарезать их на разделочной доске у раковины.
— Иногда. Моей маме нравится ее компания.
— Думается мне, у твоей мамы бывает много посетителей? Надеюсь, Элоиза ей не докучает.
Волосы у меня на затылке встают дыбом.
— Никто не приходит, потому что всем на это наплевать. Многое говорит о характере этой молодой девушки, когда она находит время в своем плотном графике, чтобы навестить смертельно больную женщину. Тебе так не кажется?
Кэтрин ощетинивается и быстро пытается извиниться.
— Я могла бы навещать… У меня полно свободного времени.
Я не отвечаю. Не знаю почему, но ее предложение раздражает меня. Не хочу, чтобы она приходила лишь потому, что чувствует себя обязанной или ей угрожает семнадцатилетняя девушка. Это мелочно, я не потерплю, чтобы моя мать была объектом такой мелочности.
— Это и правда очень вкусно, — ворчит Кэтрин, по-видимому, недовольная тем фактом, что упомянутая семнадцатилетняя девушка умеет готовить.
Когда я откусываю первый кусочек, то не могу с ней не согласиться. Это необыкновенно вкусно, а хлеб, политый соусом, не поддается описанию.
Мы сидим с мамой в гостиной и едим, непринужденно болтая.
Кэтрин не требуется много времени, чтобы начать свою игру.
— Для меня было бы честью навестить вас завтра, если у вас нет никаких планов, Джудит?
Моя мама тепло улыбается Кэтрин.
— Было бы чудесно, но у меня уже есть планы. Юная Элоиза обещала отвезти меня в моем кресле в кафе «У Кристал». Мы собираемся съесть те потрясающие шоколадные твисты, которые она готовит.
Я ухмыляюсь, но ухитряюсь скрыть это от Кэтрин.
— Я бы присоединился к вам, но снова буду дежурить в школе.
— Все в порядке. Это в основном для того, чтобы отвлечь меня от шума. У меня раскалывалась голова.
Кэтрин сжимает челюсти.
— Могу представить. Что ж, у вас есть мой номер. Позвоните мне, когда будете свободны.
— Обязательно это сделаю. — Сердечно отвечает моя мама, ее взгляд устремлен вновь на телевизор. — Как продвигается подготовка, Айзек?
— Блестяще. Тебе нужно это увидеть; все в самом деле выглядит очень хорошо. Студенты потратили много времени на подготовку.
— Это была отличная идея.
— Это точно.
— Когда все будет готово, мы должны сделать что-нибудь приятное для учеников в благодарность.
Я и сам об этом думал.
— Мы что-нибудь придумаем.
— Кажется, большинство из них просто счастливы, что их имена появились в газете, — шутит Кэтрин, и она не ошибается. — Забавно, потому что половину детей, которые работают над всем этим, я бы назвала самыми непослушными. От них я меньше всего ожидала бы помощи в благом деле.
Моя мама тихо вздыхает.
— Это лишь показывает, что эти дети хорошие. Им просто нужно на чем-то сосредоточиться.
Она права.
Когда я отвожу Кэтрин домой, всплывает тема беременности Элоизы. Лучше бы я никогда ничего не говорил. Это был не мой секрет, чтобы этим делиться.
Кэтрин считает иначе.
— Возможно, ты мог бы оставить записку для ее отца или матери… Мне просто так плохо от осознания того, что я знаю, и от того, что ничего не могу с этим поделать.
— Не понимаю почему. Это не твое дело, оставь все как есть.
— Я подслушала, как она и ее друзья говорили о возможном ночном походе в клуб. Если она пойдет, то подвергнет опасности этого бедного ребенка.
— И снова, — огрызаюсь я, крепче сжимая руль. — Это не наше дело. Кроме того, они даже не построили планы на ее день рождения.
— О, и откуда ты это знаешь?
— Потому что, когда я доставлял костюмы, Хейли, ближайшая подруга Элоизы, сказала той составить план на свой день рождения. — Я раздражен. — Послушай, я рассказал тебе это по секрету. Если ты что-нибудь скажешь, то нарушишь студенческую тайну, что может стоить тебе работы.
У нее отвисает челюсть.
— Ты тот, кто сказал мне это, помнишь?
— Да, но потому что, как коллега-учитель, я знаю, что могу доверять тебе в том, что ты поступишь правильно в соответствии с законом. Если ты нарушишь это доверие, то это будет на твоей совести. — Наконец, я подъезжаю к ее дому, надеясь, что она немедленно вылезет из моей машины и свалит. — Спокойной ночи, Кэтрин.
— Я ничего не скажу, ладно?
— Я устал, это был долгий день. — Я наклоняюсь над ней и тяну за ручку, чтобы открыть ее дверь. Она фыркает, но, наконец, выходит из моей машины и направляется к своему дому.
Я быстро уезжаю, желая установить как можно большую дистанцию между собой и этой женщиной. Видит Бог, я больше не могу ее выносить. Конечно, она достаточно милая, заботится о своих учениках, но иногда она может быть невыносимой.
Подъехав к своему многоквартирному дому, я быстро собираю мусор, разбросанный по полу моей машины. Запихиваю его в пустую сумку-переноску и роюсь под сиденьями в поисках остального. Моя рука натыкается на что-то маленькое и мягкое.
Вытаскивая это из-под пассажирского сиденья, я хмурюсь в замешательстве.
Кэтрин оставила свою сумочку в машине?
Почти уверен, что она забирала ее, когда уходила. К тому же я уверен, что она была больше, чем эта.
Включаю верхний свет и провожу пальцами по темно-красному бархату. Это очень маленькая сумка. Сомневаюсь, что в нее поместится что-то большее, чем кошелек и телефон.
Открыв ее, я не нахожу ничего, кроме двух пачек жевательной резинки, кошелька и пустой упаковки яблочного сока. Как только вижу коробку, то понимаю, кому принадлежит находка, но открываю кошелек, чтобы проверить. Там пусто, если не считать удостоверения Элоизы и спрятанного между прорезями для карточек презерватива. Мило. Думал, только мужчины носят презервативы таким образом.
Жаль, что она не воспользовалась им, когда он был ей необходим.
Я тут же отмечаю день рождения девушки. Ей исполняется восемнадцать за день до Хэллоуина. Как досадно, что ей приходится отмечать свой день рождения впритык к знаменитому празднику.
Я отдам это ей завтра. По всей видимости, она забыла о ней, так что не похоже, что сумка срочно ей нужна. Хоть я и проезжаю мимо ее дома, было бы немного странно, если бы я привез ее так поздно. Она может быть на работе.
Я просто проеду мимо и посмотрю, горит ли где-нибудь свет, хотя и не знаю, что это докажет.
В ее доме, который не огромен, но больше, чем у большинства, и определенно необычный, со свежей покраской и искусственным плющом, вьющимся по стенам у главной двери, совершенно темно. Я подъезжаю к воротам, охраняющим длинную подъездную дорожку, и замечаю отсутствие машин. Уверен, она упоминала, что иногда пользуется машиной своей мамы, а это значит, что у ее отца, вероятно, есть своя машина.
Я должен просто постучать. Не знаю, почему придаю этому большое значение.
Элоиза
Я поплотнее запахиваю халат и спускаюсь по лестнице, на ходу включая свет.
Быть может, мама забыла свои ключи. Меня бы это не удивило, хотя ее приход домой так рано определенно бы удивил.
Я открываю дверь и почти захлопываю ее обратно, когда вижу, кто стоит на моем крыльце.
— Мистер Прайс. — Я провожу пальцами по волосам, в то время как другой рукой сжимаю края халата. — Какие-то проблемы? — Он протягивает маленькую сумку, меня осеняет воспоминание. — Я совсем о ней забыла.
— Так и подумал. Я только что нашел ее в своей машине и проезжал мимо, так что… — Он протягивает ее с улыбкой на лице. — Вот.
Я беру ее и кладу на столик у двери.
— Спасибо, что привезли ее мне.
— Без проблем, — отвечает он и прикусывает свою пухлую нижнюю губу. Он стоит так мгновение, и я не уверена почему. Когда он понимает, что медлит, то моргает и засовывает руки в карманы. — Что ж, спокойной ночи, Элоиза.
— Элли, — говорю я ему, прежде чем он отворачивается. — Вам стоит, эммм… звать меня Элли. Все остальные так делают. — Мое сердце замирает и впадает в панику, прежде чем затрепетать тысячью крыльев бабочек, когда он улыбается той самой очаровательной улыбкой, в которую, думаю, я немного влюбилась.
— Хорошо… — Он прочищает горло и делает шаг назад. — Спокойной ночи, Элли.
Я киваю, мое лицо вспыхивает.
— Спокойной ночи, Айзек.
Его шок очевиден, но я захлопываю дверь, прежде чем успеваю извиниться, а затем прислоняюсь лбом к прохладному пластику. Не могу поверить, что только что сказала это, да еще и с ухмылкой… что со мной не так?
Я не отхожу от двери, пока не слышу, как отъезжает его машина, но даже тогда не могу успокоить свое тяжело бьющееся сердце.