Отвлечение

Глава 22

Элоиза

— Пожалуйста, ты скажешь мне, куда мы едем? — Спрашиваю я, в то время как машина едет по длинной извилистой грунтовой дороге. Мы выехали из города по меньшей мере сорок минут назад, и я понятия не имею, где мы находимся.

Айзек делает глоток из моей бутылки с яблочным соком, хотя у него есть свой напиток. Я выхватываю ее.

— Мое.

— Я его купил. — Он ухмыляется, и я понимаю, что он шутит, но все равно бросаю ему монету в один фунт. — Он стоил двадцатку.

— Я взяла с тебя двадцатку за то, что ты выпил. — Шучу я, и он смеется в ответ, не отрывая взгляда от дороги. — Куда мы едем?

— Увидишь. — Именно это он твердил весь последний час, говнюк!

— Там безопасно? Нас не узнают?

— Мы побреем головы, чтобы наверняка, — комментирует он саркастическим тоном.

— И ты еще удивляешься, почему до сих пор один? Держу пари, раньше ты просто сводил дам с ума.

Он щелкает меня по носу.

— Я один? Значит… я могу спать с другими?

— Эмм…

— Я не чувствую, что один. Уверен, где-то здесь находятся кандалы. — Он смотрит прямо на меня, самодовольно улыбаясь. — Нашел их.

— Если ты по поводу пятницы, то со мной ты сделал то же самое.

Он сбавляет скорость и сворачивает на другую грунтовую дорогу.

— Ты ревновала. Я заставил тебя ревновать.

— Я не ревновала.

— Это ужасно, не так ли? Теперь ты знаешь, что я чувствую, когда вижу тебя, разгуливающей по школе с этим придурком и остальными своими друзьями. — Его глаза темнеют, как и всегда, когда он говорит о Гаррете. — И вообще, что ты в нем нашла?

— Кажется, я тоже только что нашла свои. — Я шутливо ахаю, глядя прямо на него.

— Что?

— Мои кандалы. Перестань говорить о Гаррете, это только портит тебе настроение.

— Тогда перестань с ним водиться.

Вздох…

— Мы уже на месте?

— Ты хуже ребенка.

Я приподнимаю бровь, глядя на него.

— А ты не отличишь один конец метлы от другого.

— Это двусторонний инвентарь. — Он останавливает машину, и я сразу замечаю вдалеке небольшое кафе. Там же большая вывеска, рекламирующая сбор клубники.

— Сейчас зима.

— Мы не будем собирать, глупышка. — Он вылезает из машины и ждет, пока я сделаю то же самое, прежде чем взять меня за руку. Мы оба смотрим на наши переплетенные пальцы, после чего оглядываемся по сторонам. Все чисто. Здесь никого нет, за исключением нескольких человек, сидящих у входа в кафе. — Это странно…

— Да, — соглашаюсь я, но не могу сдержать улыбку. — Это приятно.

— Пошли. — Он ведет меня в кафе и открывает дверь. Никто не смотрит на нас так, будто мы что-то делаем неправильно. Всем наплевать. Они улыбаются и вежливо кивают.

— Проголодалась?

— Проголодалась и замерзла. Ты не заботишься обо мне должным образом. — Внутри кафе выглядит меньше, чем снаружи, но в нем достаточно места для стойки и нескольких столиков. Мы занимаем тот, что в дальнем углу, рядом с обогревателем. — Латте и одну из тех булочек с клубничным джемом. И, раз уж ты платишь, возьми мне еще и шоколадку.

Он закатывает глаза и слегка кланяется.

— Да, мэм. Какой шоколад предпочитаешь?

— Удиви меня. Давай посмотрим, был ли ты внимателен последние несколько месяцев.

Он снова кланяется, подмигивает мне и направляется к кассе.

Мы впервые вышли на публику. Это непривычно. Безусловно, приятно, но определенно непривычно. Мне очень нравится. Хотелось бы, чтобы мы могли делать это чаще.

Я смотрю в окно, восхищаясь тем, какие бело-розовые занавески милые. Из окна открывается вид на поле, где тысячи кустов клубники ждут, когда на них вырастут красивые красные плоды. Надеюсь, мы вернемся сюда, когда наступит их сезон. Я не любитель клубники, но никогда раньше ее не собирала. Похоже, это может быть весело.

Передо мной ставят бумажный стаканчик, наполненный дымящимся латте, затем опустошают пакет. Я теряю дар речи, когда на столе оказывается по две шоколадки каждого вида, что продаются в кафе.

Айзек садится, улыбаясь, словно очень собой гордится.

— Держу пари, что где-то здесь взял твою любимую.

Я разражаюсь смехом, потому что он прав: он правда взял. Дважды.

— Твикс? Правда? — На его лице появляется отвращение, когда я открываю обертку и макаю шоколад в свой напиток, прежде чем пососать подтаявший слой. Он судорожно глотает, его глаза темнеют. — Хорошо, теперь я вижу в этом веселье. — Затем он берет батончик "Марс". — Сделай это снова, но на этот раз с этой.

Прищурившись, я швыряю шоколадку в него. Я пока не могу говорить. Карамель от батончика шоколадки прилипла к моим передним зубам. Некрасиво, но так вкусно.

— Я хочу поцеловать тебя. — Его нога толкает мою под столом.

— Здесь? — Я прикрываю рот рукой, все еще пытаясь полностью очистить зубы от карамели.

Кивнув, он придвигает свой стул поближе к моему и гладит меня по щеке тыльной стороной ладони. Его глаза не отрываются от моих.

— Я когда-нибудь говорил тебе, какая ты красивая?

— Обычно, когда я голая.

Он снова ухмыляется, выглядя самодовольным.

— Ага. — И затем его губы накрывают мои. На вкус он как сладость и кофе, и он сам. Я мурлыкаю, пробуя кончиком языка шоколад на его губах, прежде чем втянуть его нижнюю губу в свой рот. Он делает то же самое со мной, кладет руку на мою ногу и притягивает меня так близко, насколько это прилично в общественном месте.

— Думаешь, это всегда будет так захватывающе? — Не задумываясь, спрашиваю я, когда он отстраняется. Он по-прежнему достаточно близко, чтобы обнять меня за плечи.

— Что ты имеешь в виду?

— Имею в виду, что… — Ох, как бы мне объяснить, что я имею в виду? — Однажды это не будет считаться неправильным, например, через четыре года, когда я вернусь домой из университета. Если мы оба будем одни, я хочу поцеловать тебя в центре города, где каждый может увидеть.

Он утыкается носом мне в шею. От этого по моему телу пробегают искры, которые оседают между ног.

— Я буду очень удивлен, если через пять лет ты будешь одна.

— Я не знаю, как после этого смогу найти кого-то другого. Знаю, что наши отношения напряженные, но в то же время и нет. — Я закрываю глаза, когда он прижимается лбом к моему виску. — Просто мы так легко находим общий язык, во всем. Мы просто понимаем друг друга. Ты понимаешь меня. Что, если я больше никогда этого не найду?

— Тогда я поцелую тебя в центре города на глазах у всех. — Он целует меня в щеку и поворачивается обратно к столу. — Возможно, к тому времени я даже перестану казаться тебе привлекательным. Я стану старым и страшным, а ты по-прежнему будешь молодой и сногсшибательной, со своими великолепными рыжими волосами и удивительными глазами. У меня не будет ни единого шанса. Ты будешь смотреть на меня как на парня, с которым когда-то переспала.

Я шлепаю его по груди.

— Ты идиот.

— Я честен.

— Ты не такой уж высокомерный, как я думала. В глубине души я думаю, что ты очень неуверенный в себе.

— Только когда дело касается тебя. Ты заставляешь меня чувствовать себя молодым и ежедневно напоминаешь мне, что я уже не такой.

Закатываю глаза.

— Я тебя умоляю. Тебе двадцать девять, а выглядишь ты не старше двадцати пяти, если не брать в расчет дни, когда забываешь побриться, то тогда ты выглядишь на очень сексуальные двадцать шесть. Посмотри на своего отца — он стареет красиво. Ты будешь таким же, как он. Как Джордж Клуни или Ричард Гир. Ты будешь стареть, как настоящий босс.

Его смех громкий и раскатистый.

— Как босс?

— Ты будешь властно выглядеть.

Смех становится еще громче и раскатистее.

— Иногда ты такой подросток.

— А у тебя какое оправдание?

Айзек

Когда после наступления темноты я высаживаю ее на улице, где она живет, меня охватывает чувство холода. Какое-то время мы не сможем этого повторить. Был замечательный день.

Элли такая открытая. Она свободно говорит о своих чувствах по любому поводу. Она не боится делиться. Хотел бы я сказать ей, как много она для меня значит, но я не знаю, с чего начать.

Некоторое время я езжу по городу, не имея ни малейшего представления о месте назначения.

Ее слова, сказанные этим утром, звучат у меня в голове.

Через пять лет она хочет, чтобы мы поцеловались в центре города.

Интересно, будет ли она действительно хотеть этого через пять лет. Сомневаюсь, но надеюсь. Я бы не возражал, совсем.

Мы расстались только на Рождество, и не стану отрицать, что испытываю облегчение от того, что следующие две недели у меня будут свободные. Отец думает, что я пошел их с мамой стопам, став учителем. На самом деле мне просто нравилось, что на этой работе больше всего выходных, чем на любой другой. Мне правда нравится быть учителем, даже если зарплата оставляет желать лучшего.

Я еще не купил Элли рождественский подарок, хотя она уже оставила свой для меня под маленькой елкой, которую поставила в моей гостиной. По всей видимости, я Скрудж, но я просто не видел смысла в украшении квартиры, когда все равно проведу праздник у своих родителей.

Я подумываю о том, чтобы подарить ей еще один шарм для браслета, но мне кажется, что этого недостаточно. Я не могу сделать ей один маленький подарок. Я должен подарить ей что-нибудь еще.

Именно тогда, когда я проезжаю мимо необычного маленького магазинчика на главной улице, я вижу то, что хочу ей подарить.

Как только с этим готово, я заказываю ей идеальный шарм онлайн и молюсь, чтобы он пришел вовремя.

— Это, должно быть, самое нелепое обертывание, которое я когда-либо видела, — комментирует Элли с легкомысленным видом, когда она трясет свои подарки под моей елкой

— Для меня это было неважно. — Признаюсь я и забираю подарки. — Продолжай трясти их с такой силой, и они превратятся в пыль. — Когда она успокаивается, я возвращаю их обратно. — Может, ты их уже откроешь?

Она так и делает, разрывая сначала тот, что побольше. Она пристально смотрит на черный предмет, прежде чем надеть его на голову. Это французский берет, и он ей очень идет. Придав ему правильное положение, даже не глядя на меня, она берет свой следующий подарок и разрывает бумагу.

Я фыркаю, лежа на покрывале на полу в гостиной и подперев голову рукой. Наблюдаю, как загораются ее глаза, когда она открывает маленькую темно-синюю подарочную коробочку, и я вижу, как они наполняются слезами, когда она достает крошечный шарм из белого золота в форме кандалов.

Ее глаза затуманиваются слезами, когда она соединяет его с браслетом, который никогда не снимает с левого запястья.

Именно ее слова выбивают воздух из моих легких и повергают меня в полное молчание, слова, которые она никогда не произносила, и слова, которые я хотел бы никогда не слышать.

— Я люблю тебя. — Произнося это, она не смотрит на меня. Она смотрит на браслет. — Знаю, что не должна, но люблю.

— Подростки легко влюбляются, и когда влюбляются, то сильно. — Глупо отвечаю я, но ее это, похоже, не смущает. — Это пройдет.

— А если нет? — Теперь она смотрит на меня, берет все еще на ее голове, ее красивые глаза сияют любовью, которую, по ее словам, она испытывает. — Что, если не пройдет? Как же я теперь уйду от тебя?

Я вздыхаю и сажусь, раскрывая для нее свои объятия. Я не знаю, что сказать. Знаю, что все зашло слишком далеко. Знаю, что все намного опаснее, чем было раньше, но я не могу заставить себя прекратить это, как и не мог заставить себя начать.

— Могу я теперь открыть свой?

Она еще секунду крепко прижимает меня к себе и протягивает мой подарок. Это большая, аккуратно упакованная коробка. Понятия не имею, что это может быть, поэтому разрываю бумагу и, наконец, обнаруживаю… принтер?

Хихикая, она поднимает крышку, открывая еще одну коробку.

— Это еще долго будет продолжаться?

— Перестань быть Скруджем. — Она помогает мне вытащить вторую коробку и подпрыгивает на месте, пока я ее открываю. Эта коробка простая. Она не раскрывает никаких секретов о том, что внутри.

Я поднимаю крышку и достаю тонну газет, прежде чем нахожу третий и последний подарок. На ощупь это похоже на DVD, но я так не думаю. Он не трещит, как DVD.

— Давай быстрее! — Подгоняет она, все еще подпрыгивая от возбуждения.

Я открываю футляр и достаю буклет. На обложке изображена Эйфелева башня, окруженная сверкающими огнями. Я открываю его, и мой разум вместе с сердцем совершают сальто.

Пялюсь на единый билет. Во рту пересохло, а в голове пусто.

— Это на первые выходные августа. Родители Хейли каждый год летают во Францию, но в этот раз она поедет со мной. — Я жду продолжения и смотрю, как она указывает дату на билете. — Но именно в эти выходные она будет в домике своих родителей. Они хотят побыть с ней, что вполне понятно, поэтому я забронировала нам три ночи и три дня в Париже. Я не бронировала никаких мероприятий, потому что к тому времени я, наверное, многое попробую, и я не была уверена, чем ты захочешь заняться.

Я задыхаюсь на следующем вдохе.

— Ты хочешь, чтобы мы встретились в Париже?

— Это лишь на выходные. И нет, платил не мой отец. Я потратила на это деньги, которые копила весь год, но не волнуйся. У меня осталось достаточно денег на поездку. Я позаботилась об этом.

Я роняю билет и футляр на пол и толкаю ее обратно на пол. Мои губы прижимаются к ее губам, и все самые приятные чувства, которые я когда-либо испытывал, разом переполняют меня. Я не знаю, что сказать. Не знаю, как реагировать. Все, что я знаю — это мое тело, как им пользоваться и как с его помощью показать ей, как сильно я ее ценю.

— Тебе нравится? Это глупо? Я даже не уверена, есть ли у тебя загранпаспорт. Бормочет она, пока я прокладываю дорожку поцелуев вниз по ее животу, одновременно расстегивая ее джинсы.

— Перестань болтать, — приказываю я и стягиваю с нее джинсы.

— Тебе не нравится? — У нее вырывается резкий вскрик, когда я целую ее туда, не поддразнивая для начала, без особого предупреждения.

Я не собираюсь останавливаться до тех пор, пока моя челюсть будет не в состоянии двигаться и до тех пор, пока она будет не в состоянии двигаться. Если она по-прежнему будет думать, что мне не понравилось, то я сделаю перерыв и начну сначала.

Элоиза

Ему понравилось.

Я тяжело дышу, пытаясь отдышаться. Айзек падает рядом со мной. Он, должно быть, вымотан. Черт, я вымотана, а ведь я даже ничего не сделала.

Я определенно достигла кульминации, и не один раз. Я даже не знала, что мое тело способно на такое. Не знала, что он может сделать такое с моим телом.

Должно быть, я самая счастливая женщина во всем мире.