Отвлечение

Глава 20

Айзек

— Ты не имел никакого права вмешиваться! — Кричит мой отец. — Никакого гребаного права!

— Я знаю… — Признаюсь я, потирая уставшие глаза. — Я знаю… Я просто… Я волновался, а она была такой упрямой.

— Она восемнадцатилетняя девушка! Ей позволено пить и веселиться со своими друзьями, что и ты делал в восемнадцать лет! — Он хлопает ладонью по столу. — Она многое сделала для нас. С ней никогда не было проблем, и, честно говоря, она пьет и развлекается меньше, чем любой другой ученик в этой чертовой школе!

Я перевожу взгляд с него на маму. Моя мама даже не смотрит мне в глаза.

Я был глуп. Мои эмоции взяли надо мной верх. Я был зол; я был расстроен, и у меня было это дурацкое покалывание в груди. Не знаю, почему я сделал то, что сделал.

— Она больше не хочет с тобой разговаривать. Она не хочет быть в этом классе.

— Она бросила предмет? — Я моргаю, на сердце тяжело, и покалывание другого рода теперь раздражает меня до чертиков.

— Сразу после того, как она пришла и рассказала мне о том, что ты сделал, и угадай, что, Айзек… — Я вздрагиваю от его кислого, сердитого тона. — Я безумно люблю эту девушку, но ей восемнадцать. Я не смогу, черт возьми, остановить ее, если она захочет бросить твой предмет. — Мой отец никогда не ругается, поэтому тот факт, что он только что выругался, потрясает меня. — Ты не имел права. Вообще никакого.

— Я извинюсь; я все исправлю.

— Нет, ты этого не сделаешь. Ты будешь держаться от нее подальше и сосредоточишься на других своих учениках.

— Мне нужно…

Он хлопает ладонью по столу, пугая и меня, и мою маму, его глаза сверкают гневом, которого я не видел уже много лет.

— Ты будешь держаться подальше от этой девушки.

— Мам, — пытаюсь я, надеясь, что она постоит за меня. Она отводит взгляд, качая головой, в ее глазах читается разочарование. — Я волновался. Она была пьяна! Этот придурок лапал ее повсюду. Я не думал, что там она в безопасности.

— По словам Элоизы, этот придурок — парень, с которым она встречается, и она была совершенно счастлива в его компании. Опять же… она взрослая.

— Однажды ты сделал то же самое. Я знаю о том случае, когда она появилась в школе, все еще пьяная, тогда ты позвонил ее родителям! — Возражаю я, указывая на своего отца. — Хочешь сказать, что, если бы ты проходил мимо вечеринки, где к девушке явно приставали, ты бы не вмешался?

— Я сделал то, что должен был сделать!

— Ее вырвало в кафетерии, и она упала с трех ступенек, Айзек. В тот день она была немного не в себе, как и несколько ее друзей. — Тихо говорит моя мать. — Это случилось на территории школы, и все они были несовершеннолетними.

— Не вижу разницы между защитой молодой девушки в школе и защитой при случайном столкновении с ней вне школы.

Отец бросает на меня взгляд, который определенно говорит мне заткнуться.

— Я понимаю, ты думаешь, что у тебя были благородные намерения, но то, что ты сделал, было хуже, чем то, что мы должны были сделать. Она достигла совершеннолетия, когда ей разрешено употреблять алкоголь. Она не ребенок. Она утверждает, что была счастлива там, где находилась, пока ты не вмешался. Ее отец в ярости, он наказал ее, и она бросает предмет, потому что не может выносить твоего вида. Подумай о том, что ты сделал и как ты с этим справился. Что тебе следовало сделать, так это вызвать полицию, чтобы разогнать вечеринку. Так ты должен поступать, если случайно сталкиваешься с любым учеником в подобной ситуации.

Я встаю и беру с дивана свое пальто, игнорируя его намекающий тон в последнем предложении.

— Я вернулся сюда не за этим дерьмом.

— Айзек, — в ужасе окликает меня мама.

— Пусть идет и зализывает свои кровавые раны. Он знает, что не прав.

Уходя, я хлопаю дверью.

Однако он прав.

Что, черт побери, я наделал?

Сегодня утро среды, и я потрясен, что никто не знает о произошедшем. Честно говоря, я думал, что в отместку Элоиза расскажет кому-нибудь о том, что мы переспали. Думал, она расскажет другим людям о том, что я сделал в понедельник вечером. Но, похоже, никто ничего не знает.

Когда она входит в класс, я теряюсь в догадках. Думал, она бросила мой урок. Похоже, Хейли тоже, потому что она выглядит шокированной, когда входит Элоиза.

Первые несколько минут они перешептываются, и я позволяю им продолжать их беседу.

Я боюсь, что сделаю что-нибудь, что выведет Элли из себя, и она расскажет людям, что мы делали вместе.

Еще больше я шокирован, когда в мой класс заходит Гаррет и кланяется, когда его приветствуют его одноклассники. Он подходит к Элоизе, наклоняется и крепко ее целует. У меня скручивает живот.

То самое покалывание, которое я продолжаю испытывать время от времени, возвращается, и в этот момент я понимаю, что это такое.

Это ревность и чувство собственничества.

Мне не нравится, когда он прикасается к ней… Мне не нравится мысль о том, что кто-то еще может прикоснуться к ней.

Он продолжает целовать ее очень долго, и все смотрят на меня, гадая, что я собираюсь с этим делать.

Я хочу вырвать ему глотку. Хочу прижать его к стене и бить по лицу до тех пор, пока оно у него не исчезнет. Никогда раньше я не проявлял жестокости намеренно. Не собираюсь начинать сейчас.

— Ты из этого класса? — Рычу я, и Гарретт, наконец, поднимает взгляд, сверкающий блеск для губ Элоизы размазан по его губам. Он выглядит ошеломленным, и я чувствую еще большую ревность. Я хорошо помню это ошеломленное чувство. Точно помню, что эти идеальные губы могут сделать с мужчиной.

— Нет, я просто зашел, — улыбается он, наклоняясь для еще одного поцелуя. Элоиза даже не смотрит на меня. Она лишь сжимает воротник парня, крепко прижимая его к себе. Когда он, наконец, отстраняется, все снова аплодируют, а потом смеются, когда я выталкиваю его из класса.

Я не отчитываю ее. Не говорю ни слова. Лишь потираю грудь и начинаю урок.

Только когда раздается звонок, я обращаю на нее каплю внимания.

— Элоиза Блэкберн, — зову я, когда она, смеясь и болтая со своими подругами, собирает вещи. — Ты задержишься после урока.

Никому из ее друзей, похоже, не показалось странным, что я сказал. Они, вероятно, знали, что она попадет в переделку из-за публичного проявления чувств.

Я потрясен тем, что она действительно остается, и теряю дар речи.

Элоиза

Он запирает дверь и пристально смотрит на меня, ни один из нас не произносит ни слова. Знаю, что если открою рот, то выйду из себя. Думаю, он, вероятно, боится того, что я скажу, если он разозлит меня еще больше.

Через минуту я встаю и беру свою сумку. Я не буду здесь ждать, если он не собирается разговаривать, а я не собираюсь ничего говорить. Какой в этом смысл?

Я направляюсь к двери, испытывая облегчение, когда он отходит в сторону. Моя рука тянется к замку, и внезапно его ладонь оказывается на моей, не давая мне повернуть его.

Он по-прежнему молчит, и я тоже. Полагаю, в конце концов, он меня отпустит, если я буду игнорировать его присутствие.

— Элли, — наконец произносит он, выдыхая

Мягкость его голоса заставляет мои глаза гореть от воспоминаний. Как он мог так жестоко предать меня? Как он мог причинить мне такую боль?

Моя рука сжимает металлический замок, а его ладонь сжимает мою, словно боясь, что я отстранюсь.

— Элли, посмотри на меня.

Я этого не делаю, а он по-прежнему не отходит.

— Элли… — Его рука касается моего лица и осторожно его поворачивает, пока мы не встречаемся взглядами. — Мне так…

Шлепок.

Моя рука горит, а его голова резко поворачивается в сторону. Я только что дала ему пощечину. Я никогда раньше никого не била.

Мы оба стоим, застыв во времени. Он выглядит таким же потрясенным, как и я, и у меня наворачиваются слезы, когда я вижу, как на его щеке медленно появляется красная отметина.

— Я ненавижу тебя, — шепчу я, стараясь говорить искренне, чтобы он не только услышал, но и почувствовал это.

Он резко поворачивается голову обратно, и теперь его глаза, полные боли, смотрят на меня.

— Боже… Элли…

Я пытаюсь повернуть замок, но он отводит мою руку и поднимает ее над моей головой. Моя грудь вздымается, когда я смотрю ему в глаза, ненавидя то страстное желание, которое испытываю к нему. Я хочу только ненавидеть его.

Он берет другую мою руку и прижимает ее к двери над моей головой, удерживая оба запястья одной рукой. Он не отрывает от меня взгляда, и я вижу, как в его глазах отражается моя тоска, моя боль, но не ненависть. Я не вижу ненависти в его глазах. Я вижу раскаяние.

— Прости меня, — тихо говорит он и прижимается своим лбом к моему. — Не знаю, о чем я думал. Я продолжаю мысленно возвращаться к той ночи…

— Тебе нужно отпустить меня.

— Я не хочу, — признается он, приближаясь ко мне так, что мое тело прижимается к его. Пытаюсь сглотнуть, но не могу. Мое тело предает меня. Мне нужно, чтобы он отпустил меня, прежде чем я прощу его лишь для того, чтобы у меня был шанс поцеловать его еще раз. — Я не хочу.

— Я закричу, — выдыхаю я, но он качает головой, почти касаясь моего носа своим.

— Ты не из тех, кто кричит.

Я ощущаю его слова у себя между ног. Чувствую, как он твердеет у моего бедра, и прикусываю губу.

— Отпусти меня.

— Прости меня.

— Ты все испортил. — Я пытаюсь высвободить свои руки, но его хватка крепка, а я слишком слаба; слаба умом, слаба телом и просто слаба перед ним.

— Я заглажу свою вину перед тобой.

— Оплатишь мою поездку во Францию? — Огрызаюсь я, мой гнев мгновенно возвращается.

Он морщится и слегка откидывает голову назад.

— Если это то, что нужно.

Фыркаю.

— Я ничего для тебя не значу, помнишь?

— Я был зол. Я не привык, чтобы мне бросали подобные вызовы. Ты сказала что-то обидное, а я ответил тем же.

У меня открывается рот.

— Я сказала что-то обидное? То, что я сказала, было правдой.

— Ты, действительно веришь, что я использовал тебя?

— А как бы ты еще это назвал?

Он снова морщится.

— Я… — Его щеки раздуваются, прежде чем он успевает выдохнуть. — Значит, ты тоже использовала меня.

Туше.

— Отпусти меня.

— Приходи ко мне сегодня вечером. Мы поговорим. — Его глаза искренни, когда он говорит это, и я ненавижу себя за то, как сильно хочу согласиться.

— Если ты просто хочешь поговорить, мы можем встретиться где-нибудь в другом месте. Или мы можем сесть прямо сейчас, совершенно порознь, и все обсудить.

— Хорошо, но не здесь. Где ты хочешь встретиться?

Моргаю.

— Я не хочу встречаться. Я просто хочу, чтобы ты меня отпустил.

— Если бы ты хотела, чтобы я тебя отпустил, то уже давно бы освободилась.

Правда.

— Просто…

— Помолчи секунду. — Он закрывает мне рот рукой, и дверь за моей спиной начинает дребезжать.

— Айзек? — зовет мисс Харт через дверь и стучит.

— Черт, — шипит он, все еще зажимая мне рот рукой.

— Айзек? — Дверь снова гремит, прежде чем стук ее каблуков, наконец, удаляется.

— Пожалуйста, встреться со мной сегодня вечером. — Практически умоляет он шепотом. Телефон на его столе начинает вибрировать. — Где захочешь. Когда захочешь.

— Нет.

Внезапно я лечу назад, рука снова зажимает мне рот. Мое сердце начинает дрожать вместе с телом, колотясь так быстро, что я слышу его, когда меня опускают на пол за столом Айзека.

— Блядь! — Чертыхается он, мы оба забиваемся в угол класс. — Кэтрин у окна.

Теперь я всерьез паникую.

— Твой телефон на столе.

— Она просто подумает, что я забыл его. — Он прижимает нас еще дальше в угол. — Прости… Я не должен был запирать нас здесь.

— Нет, не должен был. — Я раздраженно меняю свою неудобную позу, когда он снова прижимает меня к своей груди. Я должна сказать ему, чтобы он отпустил меня, но то, как он гладит меня по волосам, успокаивает мое перепуганное тело.

— Я приревновал. — Мое тело напрягается. Он продолжает. — Я так сильно ревновал, что был слеп. Не знаю, о чем я думал. — Его рука перестает гладить мои волосы и вместо этого поворачивает мою голову к нему лицом. Это неловкое положение, но не такое уж неудобное. — Я оказался в ситуации, когда не думаю, что смогу позволить кому-то другому получить тебя. Не думаю, что смог бы это вынести.

Мое сердце пропускает удар. По телу пробегает дрожь, отчего по рукам пробегают мурашки.

— И я знаю, что ты не можешь быть моей, — тихо шепчет он, его рука лежит на моем подбородке. — Знаю, что это невозможно.

— Да… — Я киваю один раз и пытаюсь отвернуться, но его рука не позволяет мне этого сделать. — Я знаю.

— Ты так молода.

Я хмурюсь, услышав это.

— У меня есть кое-что для тебя. — Он лезет в задний карман, не забывая о своих ногах, на случай если она все еще смотрит в окно. Сомневаюсь, что это так. — Я купил это на твой день рождения, но так и не подарил тебе, в основном потому, что боялся, что ты придаешь этому большое значение, а затем… — Он показывает мне подарочную коробку и позволяет мне отодвинуться, прежде чем осторожно взять ее. Понятия не имею, что там. Подарочная коробка длинная, серебристая, прямоугольной формы. — Побоялся, что не придашь.

У меня перехватывает дыхание, когда я поднимаю крышку и вижу внутри красивый шарм-браслет.

— Связаны навеки…

— Знаешь этот бренд?

— Всегда хотела что-нибудь оттуда. — Я с тоской смотрю на цепочку из белого золота с крошечными подвесками, готовыми к тому, чтобы их прицепили. — Они недешевые. Зачем ты купил мне его?

Он не отвечает. Вместо этого он достает его из коробки, и я замечаю одинокий шарм, висящий в центре. Он имеет форму крошечной книжки, полупрозрачно-зеленого цвета.

— Почему книга?

Он прочищает горло.

— Зеленый — мой любимый цвет, а книга… ну, это был единственный шарм, который мог бы как-то обозначить то, как мы познакомились.

— Это… Я не могу его принять. — Я кладу коробочку ему на колени и убираю руки. Он хватает меня за запястье и быстро застегивает браслет. Он идеально сидит, такой легкий и красивый. — Я, правда, не могу принять его.

— Я не приму его обратно. К тому же, уже слишком поздно. Срок возврата составляет всего семь дней, если только он не бракован.

Я держу маленькую хрустальную книгу между пальцами и подумываю о том, чтобы сорвать браслет. Он слишком драгоценный, чтобы повредить его, и слишком много значит, чтобы портить из-за такого предательства.

— Я тебя не прощаю.

— Я подарил тебе его не поэтому, — хмурится он, закрывая подарочную коробку и засовывая ее в мою сумку. — Я просто… даже не знаю, что тебе сказать. На твоем месте я бы не простил себя. Кстати, мой отец тоже в ярости из-за моего поступка…

Моргаю.

— Добро пожаловать в клуб.

— Мне жаль. — Он садится и выглядывает из-за стола, прежде чем снова посмотреть на меня с таким же раскаянием в глазах, как и раньше. — Надеюсь, что, в конце концов, ты сможешь меня простить.

Снова касаюсь кристалла, опускаюсь на колени и смотрю ему в глаза.

— Спасибо за мой подарок. Мне очень нравится.

Он улыбается, и на мгновение я отвечаю ему тем же, прежде чем выглянуть из-за стола и убедиться, что все чисто.

— Останься, еще немного.

Он шутит?

— Твое чувство вины делает тебя сумасшедшим. Если нас поймают, нам придется многое объяснять.

Почему я сейчас здесь единственный взрослый человек?

— Порви с Гарретом.

Мои глаза расширяются от удивления.

— Что?

— Порви с Гарретом. — Его глаза сужаются.

— Не думаю, что ты в том положении, чтобы что-то требовать от меня.

— Я терпеть не могу этого придурка. Он тебе не подходит.

— А ты подходишь? — Услышав мои слова, он тут же закрывает рот. — Мне нравится Гаррет.

Его глаза темнеют и становятся почти опасными.

— Как можно так внезапно перейти от пьяного веселья к поцелуям на публике? — Затем его глаза становятся еще темнее и определенно опасными. — Ты сделала какую-то глупость?

— Дай определение глупости. — Мне не нравится, к чему все ведет.

— Ты спала с ним? — спросил он.

— А если так?

— Я не хочу знать. — Он отводит взгляд и закрывает глаза. — Просто уходи. Постарайся, чтобы никто не увидел, как ты уходишь.

У меня начинает звонить телефон. Я достаю его из сумки и вздрагиваю, когда на экране высвечивается имя. Я не отвечаю, но это не имеет значения, потому что Айзек его заметил. Он не лгал, когда говорил, что ревнует; я вижу вспышку ревности в его глазах.

— Увидимся на занятиях в пятницу. — Я встаю и быстро отряхиваю пыль с рук.

Он молча провожает меня до двери.

— Пожалуйста, приходи ко мне вечером.

— В этом нет необходимости. Мы уже поговорили. Какой в этом смысл? Это ни к чему не приведет. — Я приоткрываю дверь и выглядываю наружу, после чего распахиваю ее полностью. — Я не стою того, чтобы из-за меня ты потерял работу.

И с этими прощальными словами я ухожу и не оглядываюсь назад.

В полночь, когда я лежу в постели, теребя свой новый браслет и изо всех сил пытаясь уснуть, мне приходит сообщение.

Айзек: Что, если бы это было возможно? Ты бы попробовала?

Мне даже не нужно гадать, о чем он говорит. Я сразу все понимаю. К сожалению, я не знаю ответа на этот вопрос. По крайней мере, я думаю, что не знаю, но потом мои пальцы все равно двигаются по экрану и набирают ответ за меня.

Айзек

Приходит ее сообщение, я открываю его дрожащими руками.

Элоиза: Ты должен мне поездку во Францию.

Я улыбаюсь, не в силах сдержаться, прежде чем сунуть телефон под подушку и перевернуться на живот. Я все еще чувствую ее запах на простынях, он опьяняет.

Когда двадцать минут спустя мой телефон снова вибрирует, я с нетерпением хватаю его, надеясь, что это что-то хорошее, и молясь, чтобы это не был отказ в последнюю минуту.

Элоиза: Открой дверь.

Я делаю, как она просит, и втягиваю ее внутрь. Прежде чем она успевает заговорить, я завладеваю ее губами в поцелуе, который превосходит все остальные.

Она обхватывает меня руками и ногами, когда я закрываю за нами дверь, и дрожит, пока я несу ее в спальню.

Не уверен, как это произошло. Не уверен, когда это произошло, но эта девушка стала моей зависимостью. Внезапно меня больше ничего не волнует, кроме как погрузиться в нее и сделать ее своей.

И когда я наконец это делаю, то оказываюсь на седьмом небе от счастья, и на этот раз я не чувствую никакой вины, только приятное ощущение и обожание по отношению к спящей женщине, распростертой на моей груди.

Теперь я понимаю текст песни «Считая звезды» группы «OneRepublic»: «Я испытываю что-то столь правильное, совершая нечто неправильное».

Я должен отпустить ее.

Только я не хочу этого, у меня не хватило бы на это сил.