Отвлечение

Глава 31

Элоиза

Я собираю свою последнюю сумку и спускаюсь с ней по лестнице. Мама хватает ее и несет к машине.

— Элли, детка, пожалуйста, не делай этого. — Умоляет мой отец. Я знаю, что он сожалеет о том, что сделал. Знаю, потому что прошлой ночью мы провели четыре часа, обсуждая все это. Я рассказал ему правду обо всем. Рассказала ему о себе и Айзеке. Рассказала ему о том, как ускользала из дома и нашей любви. — Не уходи.

Я игнорирую его и хватаю ключи с курткой. Хейли ждет у своей машины, в ее глазах тревога, пока они с мамой разговаривают вполголоса.

— Элли. — Папа хватает меня за руку, но я сердито вырываюсь. — Прости меня.

— Я не прощу тебя. Никогда не прощу.

— Посмотри на это с моей стороны…

— Я пыталась, но не могу. — Я качаю головой. — Ты не можешь помешать мне уйти, ты не можешь помешать мне любить того, кого я выберу, и ты не можешь помешать мне ненавидеть тебя.

— Ты не ненавидишь меня…

— Ты должен быть в тюрьме. — Мой голос звучит монотонно. Я слышу это и ничего не чувствую. Боюсь, что если позволю себе чувствовать, то не смогу удержаться от нервного срыва. — Тебя нужно посадить за решетку.

— И я благодарен, что это не так. — Он прижимает меня к своей груди. — Я люблю тебя. Я всего лишь пытался тебя защитить.

— Как и всегда. — Я закатываю глаза и вырываюсь. — Просто… держись от меня подальше. Я даже не могу…

Он отводит полные боли глаза, когда мама осторожно ведет меня к машине, шепотом умоляя меня подумать о том, что я делаю, и остаться. Я игнорирую и ее.

Хейли забирается на водительское сиденье и ждет, пока я сяду рядом с ней. Я так и делаю и прижимаюсь лбом к стеклу.

Мы выезжаем с моей подъездной дорожки, и только когда она останавливается возле лавандового поля и поворачивается ко мне, я не выдерживаю. Я рассказываю все и ей тоже. Она плачет вместе со мной, смеется вместе со мной и обнимает меня. Она только раз накричала на меня за то, что я ей не доверяю, но сразу же простила меня после своей вспышки гнева.

— Дальше будет легче, — говорит она, крепко обнимая меня через консоль. — И я как раз тот человек, который поможет тебе справиться с этим.

Айзек

Сюзанна ушла, и ее заменила приятная на вид женщина по имени Филиппа, которая любит пить кофе, что очень напоминает мне Элоизу. Она пила слишком много этого напитка, как и эта женщина.

Мой папа провел последние несколько недель, присматривая за мной и моей мамой с помощью Филиппы.

Я бы хотел притвориться, что чувствую себя лучше, но это не так. Моя рана заживает нормально, болит только время от времени, если я слишком сильно наклоняюсь или поворачиваюсь не в ту сторону. Это мое сердце болит.

Элоиза не звонила, не писала сообщения, не отправила электронное письмо и не предприняла ни единой попытки связаться со мной. Я понимаю, это слишком больно. Вот почему я тоже не пытался связаться с ней.

Мой отец рассказал мне, что она ушла из дома, но он не знает, где она. Я предполагаю и надеюсь, что она осталась с Хейли. Он также сказал мне, что ее отец предложил ему тридцать тысяч в качестве компенсации, которые он взял и перевел в фонд моей матери.

Я презираю ее отца за то, что он сделал, но в глубине души не могу его винить. Он любит свою дочь, и я не уверен, что поступил бы по-другому, если бы был на его месте, и моя дочь встречалась с учителем, который на одиннадцать лет старше ее.

Это не значит, что он мне когда-нибудь понравится. Это лишь значит, что я не испытываю к нему ненависти за то, что он сделал.

К сожалению, поскольку я чувствую себя лучше, завтра я снова приступаю к работе. Чего я не горю желанием делать.

До нашего расставания осталось всего шесть недель, но я не испытываю никакого волнения. У меня только чувство пустоты внутри, которое я не могу заполнить ни отвлечениями, ни играми, ни даже выпивкой.

Я не могу этого выносить.

Я бы лучше получил удар ножом в живот вместо этого чувства.

Я лишь хочу увидеть ее в последний раз. Хочу обнять ее, вдохнуть ее запах, раствориться в ней. Мне это нужно, но я не могу этого получить. Она нужна мне, но я не могу ее заполучить.

Мой отец прав. Если мы по-настоящему любим друг друга, мы подождем два года. Два года — это, на самом деле, ничто, но с таким же успехом они могут быть вечностью. К тому времени она уже будет жить дальше, а я все еще буду тем, кто я есть сейчас — пустым сосудом с разбитой гребаной душой, как в какой-нибудь избитой песне о любви.

Господи, как же я по ней скучаю.

Дни идут, и они наполнены подарками и открытками, как от преподавателей, так и от учеников. Я улыбаюсь и принимаю их с благодарностью, но сердце у меня к этому не лежит.

Когда занятия в школе заканчиваются, мои дни просто текут своим чередом. Я стою вместе с толпой в день, когда объявляют результаты учеников уровня «А», и молюсь о том, чтобы хоть мельком увидеть рыжеволосую девушку, которую, как мне кажется, я люблю всеми фибрами моей души.

Результаты экзаменов принимает ее мать, и тут я вспоминаю, что Элоиза уехала во Францию два дня назад.

Держу пари, она сидит где-нибудь во французском кафе, ест выпечку и пробует множество деликатесов, которые может предложить Франция.

Я завидую ее свободе. Я хочу быть там, с ней, но застрял здесь, в городе и на работе, которые ненавижу.

Мне нравится быть учителем, когда в этом есть смысл. Делать людей счастливыми и помогать им достичь того, чего они хотят в жизни, казалось удивительным занятием, но сейчас это просто пустое отвлечение.

У меня нет здесь друзей. Нет свободы. Я люблю свою маму и хочу быть рядом с ней, но не тогда, когда мне так одиноко. Чертовски одиноко.

Я просто больше не вижу смысла во всем этом.

Я схожу с ума.

Когда я возвращаюсь домой, то удивлен обнаружить маму Элоизы, стоящую возле дома моих родителей. Она держит в руке конверт и, не сказав ни слова, отдает его мне, прежде чем уйти.

Я прочитываю его до конца и вхожу внутрь, мой разум настроен, а сердце переполнено радостью.

Именно тогда я оставляю записку своему отцу и кладу ее на каминную полку.

Элоиза

— Я бы очень хотела, чтобы ты поехала со мной, — вздыхает Хейли, крепко меня обнимая.

Я качаю головой, предвкушая выходные в одиночестве.

— Ты иди. Развлекайся и оставь меня хандрить и исследовать мир в одиночестве. — Скорее разбитой на части.

— Ты в чужой стране, ты ни слова не говоришь по-французски…

Она права.

— Тогда, возможно, к понедельнику я буду говорить свободно. Просто иди. Скоро увидимся.

— Моя мама разозлится на тебя.

Я знаю и ненавижу это, но…

— Она это переживет.

Мы снова обнимаемся, и она, надувшись, смотрит на меня, забираясь в ожидающий ее черный автомобиль.

Я сажусь на скамейку неподалеку и смотрю, как машина исчезает за углом, оставляя за собой тонкий шлейф белого дыма.

Откидываю голову назад и глубоко вдыхаю, пока солнечные лучи согревают мою кожу и, надеюсь, дают мне хоть немного приличного загара.

Париж — такой красивый город, и мне, конечно, здесь понравилось, но не так сильно, как следовало бы. Я думала, что эта поездка поможет мне выйти из депрессии, но этого не произошло. Где бы мы ни были, меня всегда окружали молодые и пожилые влюбленные. Порой это было сущим адом — видеть, как люди кормят друг друга через стол, слышать, как они смеются и держатся за руки перед поцелуем.

Все влюблены друг в друга.

Каждый с кем-то встречается.

Все, кроме меня.

Мои мысли возвращаются к Айзеку, и я задаюсь вопросом, простит ли он меня когда-нибудь за то, что я бросила его и даже не позвонила. Он был бы сейчас здесь, со мной, если бы мой отец не узнал об этом и не набросился на него. Надеюсь, с ним все в порядке. Я даже не знаю, проявились ли какие-нибудь симптомы. Даже не знаю, вызовет ли колотая рана в последствие какие-либо проблемы.

Чувствую, как кто-то садится рядом со мной, но не поднимаю глаз. Я не чувствую себя неуютно. Жители Франции замечательные. Некоторые из них ненавидят туристов, но большинство дружелюбны и гостеприимны. Я встретила так много людей, которых обожаю.

Мои глаза остаются закрытыми, а в голове пустота. Я отключаюсь в надежде, что это избавит меня от боли. Это удается, но только на секунду, пока я не чувствую, как чья-то рука хватает меня и надевает что-то на мой безымянный палец.

Я отстраняюсь, злясь на нежелательное прикосновение, и свирепо смотрю на виновника.

— Какого черта, чувак? Ты не можешь просто… — Мое сердце замирает, а мир вокруг исчезает, когда я ловлю себя на том, что смотрю на копну светлых волос и прекрасные темно-синие глаза. Глаза, которые преследовали меня слишком долгое время. Я сплю.

Я заснула на скамейке, и мне снится сон.

Мои пальцы хватают кожу на моем бедре и сильно щипают. Ауч.

Приоткрыв рот, я резко выдыхаю, все еще не веря своим глазам.

— Ты его французский близнец, о котором мы не знали, ведь так?

Уголки его красивых губ приподнимаются, и мои глаза наполняются слезами.

— Надеюсь, что нет, потому что я собираюсь поцеловать тебя, и это было бы неловко.

Я смеюсь и наблюдаю, как он придвигается ближе ко мне. В своей белой рубашке и шортах цвета хаки он выглядит потрясающе.

— Слава богу.

Он замирает, наклонив голову, а его рука нежно гладит меня по щеке.

— Что?

— На тебе нет шлепанцев. Когда я увидела шорты, я забеспокоилась…

У него вырывается смешок, и меньше, чем через секунду его губы оказываются на моих.

Мы целуемся. На оживленной улице в центре Франции.

Поцелуй нежный, страстный и отчаянный. Я пытаюсь выплеснуть в него все свои эмоции. Мне нужно, чтобы он знал, как сильно я в нем нуждаюсь, как сильно я по нему скучала и как я счастлива, что он здесь. Чувствую, как он отвечает мне тем же.

Он отстраняется и подносит мою левую руку к своим губам. И тут я замечаю, что на моем пальце какой-то посторонний предмет. Это потрясающий голубой камень, окруженный россыпью мелких бриллиантов, которые переливаются и искрятся в лучах полуденного солнца. Они сидят на тонком золотом ободке, который мне идеально подходит.

Я не понимаю, что это значит, пока он не произносит слова.

— Я женюсь на тебе в эти выходные.

Я делаю еще один вдох, мои руки начинают дрожать.

— Ты уверен?

Его тело сотрясается от беззвучного смеха.

— Уверен.

Слезы наворачиваются на глаза.

— Но, твоя работа, твоя жизнь.

— Я уволился.

О Боже.

— Я не могу тебе этого позволить. Я этого не стою.

На этот раз его смех не беззвучный.

— Стоишь. Ты — все для меня. Отдай мне свое сердце.

— Это будет тяжело, нам придется… так много ездить, и я не могу бросить университет, а ты не можешь оставить свою маму.

Он прижимает палец к моим губам.

— Мой отец сказал, что если бы мы были разумнее и любили друг друга, то подождали бы пару лет, и все бы получилось. — Наши пальцы сплетаются у меня на коленях, в то время как палец у моих губ убирает волосы с моего лица. — Я так понимаю, что если мы будем разумными и влюбленными, то будем вместе до тех пор, пока ты не выпустишься, и у нас все получится. Мы будем ездить друг к другу, навещать друг друга; это будет тяжело, но еще тяжелее будет отпустить тебя и не иметь гарантии, что ты вернешься.

— Нет никакой гарантии, что ты захочешь остаться со мной.

— Я никогда никого не любил так, как люблю тебя.

Я хихикаю.

— Ты никогда никого не любил, вообще.

— И это тоже. — Он снова касается губами моих губ и пристально смотрит мне в глаза. — Итак, ты выйдешь за меня? Тайно обвенчаешься со мной? Пойдешь ли прямо сейчас за мной и произнесешь кучку клятв, а потом позволишь мне затащить тебя в постель как женщину, с которой однажды я умру?

Пойду ли я?

— Думаю, да. — Я хихикаю, когда он щиплет меня за руку, но быстро замолкаю, когда его язык проникает в мой рот.

— Я люблю тебя.

— Я уверена, что люблю тебя еще больше. — Заявляю я, прижимаясь лбом к его лбу.

Он целует меня в нос и крепче прижимает к себе.

— У нас впереди целая жизнь, чтобы поспорить об этом.

Да, думаю, так оно и есть.

— Что, черт возьми, мы скажем моим родителям? — Спрашиваю я после недолгой паузы.

Подняв брови, он спрашивает:

— Что, черт возьми, мы скажем моим?

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ