Память гарпии (СИ)

[Часть II. Царство Аида] Глава 9. Персефона

«Печальная царица мира мертвых»

Сквозь пелену боли Орфин увидел внизу гигантский буро-красный кокон из нервов, сосудов и костей. Нагромождение переплетенных пульсирующих внутренностей высотой с пятиэтажный дом и формой как пчелиный улей. Он становился всё ближе. Гарпия снижалась, и вот ноги Орфина коснулись чудовищного острова, и когти с влажным звуком вышли из его ран. Он рухнул на переплетение искореженных организмов. Ладонь с чавком влипла в раздувшийся желтоватый отросток, и Орфина обдало густой табачной вонью, и перед глазами возникло раскрасневшееся лицо с капиллярами на носу.

Едва он отделался от наваждения, как вдруг начал задыхаться, точно захлебываясь водой. Раздался пронзительный детский крик… в нос ударил едкий запах химии…

Умом Орфин понимал, что его накрыло волной наваждений. Он провалился в калейдоскоп безумных образов — бессвязных, но пугающе убедительных. Его кидало между ними, как шарик для пинг-понга. Реальный мир померк, погрязнув в мешанине кошмаров. Впрочем, разве Пурга — не один из них?

Хоть секунду покоя… хватит…

Лица чумазых озлобленных мальчишек — вас нет!

Ливень, струями протекающий за шиворот — тебя нет!

Орфин начал отбиваться от шквала фантомов. Накатывали всё новые, но он упорно выворачивал мысленный штурвал, направляя судно разума прочь из водоворота. Шло туго, но постепенно иллюзии померкли — и он вернулся в реальность. В плечах и груди пульсировала резкая боль.

— …вопрос слышал?!

Орфин моргнул.

Над ним возвышались две фигуры: Рита с клювом, но без крыльев, и некто с чешуйчатым зеркалом вместо лица.

— Назови свою касту, — велел бесстрастный хрипловато-свистящий голос.

— К-касту?

— Что у тебя за талант?

Совладав с паникой, Орфин нашелся с ответом:

— Я зодчий.

— Докажи.

Он хотел приподняться на локте, но тело взорвалось болью. Двое в масках просто наблюдали сверху.

Проклятье! Он должен как-то выпутаться из этой передряги. Ведь должен!

Собравшись с духом, Орфин перекатился на спину и рывком сел. Вокруг, оседая на бургах из плоти и снова взлетая, клубилась пурга. Орфин поймал горсть, сжал в кулаке и медленно поднес к сердцу. Что-то из нагрудного кармана незаметно скользнуло ему в пальцы, а песок тонкой струйкой высыпался. Когда он раскрыл ладонь перед судьями, на ней вместо серого порошка лежало перо.

Человек в зеркальной маске сдержанно кивнул и подал Рите непонятный знак пальцами.

— Я отведу его сразу к хозяйке, — ответила она.

Призрак едва заметно дернул плечом и ушел в направлении «улья».

Проводив его взглядом, Орфин обернулся к гарпии. Маски на ней уже не было. Только веснушчатое лицо, при виде которого его обожгло обидой и злобой. За что?! Он бы пошел с ней по доброй воле! Зачем!

Девушка опустилась на костяной выступ рядом с ним. Ничего птичьего в облике не осталось, лишь несколько перьев блестели в волосах. В остальном она была точь-в-точь как та, кого он помнил и за кем гнался… хотя, нет. Было еще одно отличие. Глаза. У Риты они были темно-карие, почти черные. У существа перед ним — пронзительные желто-рыжие, с масляными точками зрачков.

Незнакомка подала голос:

— Так что ты… помнишь обо мне? — она звучала чуть хрипло, словно сама не ожидала, что это спросит.

Он помнил сотни разговоров и тысячи недомолвок, но всё это она только что перечеркнула своей жестокостью. Неужели она правда его забыла? Превратилась в эту тварь? Орфин смотрел на нее и чувствовал боль, а не узнавание. Преодолел так много ради нее, но всё, что получил — это унижения и тычки. Она обращалась с ним как с забавной добычей. Думать о том, что девушка перед ним — правда Рита, было слишком больно. Нет. Это чудовище — кто-то другой. И будь она проклята!

— Я обознался, — горько отрезал он.

Губы гарпии дрогнули.

— Конечно.

Она отвернулась, взмахнув кудрями, и уставилась вдаль.

— Ты просто жалкий дурак, да? Сам искал встречи со мной? — она сжала губы, — Настолько смешно, что даже трогательно… Эх, ладно! — хлопнув себя по коленям, она встала. — Отдам тебя госпоже, и дело с концом!

— П-постой! Что это значит? — Орфин затравленно глянул на кровавый кокон. — Зачем ты притащила меня сюда? Что это за место? Кто твоя госпожа?

— Тебе не кажется, что поздно уже для вопросов? Вставай! Или хочешь еще полетать?!

Его передернуло, и он быстро поднялся на ноги. Раны под ключицами отозвались болью на движение.

— Какая разница, какой я касты?

— Для тебя уже в принципе никакой. Так, формальности. Пошли.

Он мог бы броситься прочь от нее в отчаянной попытке спастись, но куда бежать? Вокруг сплошь эти психоделические корни, а за ними пропасть. К тому же она схватит его, как пить дать схватит! Он не мог представить развитие событий, в котором ему удавалось бы уйти от лютых когтей.

Оставалась единственная надежда, как избежать участи, на которую гарпия прозрачно намекала.

— Рита, пожалуйста, дай мне уйти!

— Меня зовут Тисифона, придурок, — она слегка толкнула его под лопатки.

Входная арка кокона поглотила их подобно разинутой пасти, и Орфин оказался в высоком коридоре, сплетенном из внутренностей. Каждый сосуд, каждая кость, на которые он ступал, щелкали его разум чужеродной эмоцией, запахом или образом — и вместе они сливались в вопящую какофонию бреда. Это напоминало обрывочный сон в лихорадке. На несколько мгновений проваливаешься в видения, судорожно выныриваешь из них, снова тонешь.

Орфин шагал перед гарпией, перекрестив руки на груди, сжав пальцами плечи, словно это хоть как-то могло защитить теперь. Вокруг метались обрывки галлюцинаций. Лабиринт из внутренностей, петляя, вывел в широкий алый зал. По его стенам расползлись внутренности гиганта, с потолка свисала огромная костяная люстра. В воздухе вместо пыли витала алая взвесь, точно бисерные частицы крови. Голые мускулы тянулись колоннами вверх, их волокна неритмично сокращались. По углам блестели груды жира. Сетки нервов расходились повсюду и подрагивали в ожидании прикосновения.

От ужаса и отвращения перехватило горло. Будь он живым, точно бы вырвало — а так он лишь давился кашлем. Хотел зажмуриться, забыться, но Тисифона снова толкнула его, на этот раз сильно, заставив опуститься на колени. Пол, сплетенный из кровавых корней, беспокойно зашевелился под ним, и тяжелый шмат мяса оковами лёг на голени. От его прикосновения разум овеяло душным жаром и запахом толпы.

— Не сопротивляйся, — шепотом напутствовала гарпия. — Так будет легче, — и исчезла позади.

Как же он ненавидел ее в этот момент. В ушах звенели отголоски кошмаров, а горло свербело от рвотных позывов. Но что дальше?.. Выкачают память, как водится в Пурге? Или что похуже? Подлое воображение рисовало картины того, как Орфин сам становится частью этого жуткого месива плоти. Какой жалкий и беспощадный финал…

Взгляд вдруг выцепил впереди белую фигуру, которая вкрадчиво надвигалась. Высокая статная женщина, окутанная белой шалью, как дымом. Ее ноги были полностью скрыты батистовыми юбками, к поясу спускались витые серебряные косы, а на плечах проступали красноватые татуировки, похожие на древесные волокна. Липкая кровь не пачкала ее юбки. В плавном полете, в самой фактуре ее облика чувствовалось чужеродное величие. Словно она не человек и не призрак, а древнее божество, воплощение самой Пурги.

Орфин не мог заставить себя посмотреть ей в лицо. Его взгляд застыл на облачном подоле, клубящемся вокруг невидимых ног. В нем раскрывались и увядали бесплотные лилии, набухали грозди винограда.

«Да не сиди ты как болван! — умолял внутренний голос. — Поговори с ней! Вырывайся! Загляни в Бытое! Хоть что-нибудь! Не дай им прикончить себя!» Но Орфин слишком вымотался. Все силы уходили на то, чтоб удерживать вихрь кошмаров и не грохнуться в обморок от отвращения. Он не чувствовал отдельных ран. Плечи, шею и верхнюю часть груди терзала рваная боль, то отступая, то накатывая новой волной. Казалось, если пошевелиться, будет только хуже.

Но ужасней всего то, что вся гонка оказалась напрасной. Риты больше нет, она стала чудовищем и либо вовсе не помнит его, либо желчно ненавидит. Чего ради опять выкручиваться…

Пересилив себя, Орфин все же поднял голову и посмотрел в лицо незнакомке. В ее раскосых звериных чертах мелькнуло изумление, и она вдруг воскликнула:

— Тисифона! — ее голос был властным, но мелодичным. — Снова ты за свое, несносная девчонка?! Разве так обращаются с гостями? Минос, задай ей трепку и запри. Я позже разберусь. Прочь!

— Госпожа, но!..

— Прочь!

Орфин не мог поверить ушам. Он обернулся — медленно, как во сне — и успел увидеть, как огромный мужик в бычьей маске грубо волочет Риту из зала.

Боже… И как это понимать?

Казалось, облегчение и негодование вот-вот разорвут его напополам. Да как можно чувствовать настолько противоположные вещи!

Он дернулся на месте, не в силах совладать со смятением.

— Всё в порядке, — провозгласила дама. Повела рукой, и мясистый корень, державший ноги Орфина, плавно сполз с них. — Никтос?

Призрак в зеркальной маске безропотно приблизился и коснулся затылка Орфина. Его пальцы оказались горячими. Орфин отпрянул, но немного покалывающего тепла успело разлиться по его голове. Он вдруг понял, что дышать стало легче, и боль в груди и плечах немного ослабла. В его жилах заструилась свежая живительная мнема, он чувствовал ее бодрый ток. Никтос дал ему сил?.. Поднявшись с колен, Орфин покосился на мрачного призрака, но его лицо по-прежнему скрывалось за зеркальной чешуей, а поза не выражала никаких эмоций. Он оставался поблизости и продолжал источать угрозу.

— Посмотри, — настойчиво велела дама.

Орфин уставился на нее, не зная, как еще это трактовать. Слишком широко посаженные глаза цвета осенних листьев, без белков, высокие скулы и вязь древесных татуировок, прочерченных кровью. Она была пугающе прекрасна. И казалась неуловимо знакомой, как если бы в детстве Орфин видел ее изображение в книге сказок.

— Что происходит? — хрипло спросил он.

— Посмотри, Орфин! Посмотри в Бытое!

Он вздрогнул, услышав собственное прозвище. Она знает его от Риты? Но когда?..

Он выдохнул, прикрыл глаза и обратился в слух, пытаясь поймать волну Бытого. Чудовищный зал тут же наполнился воплями. Они хлынули из сосудов, костей и нервов, из всех древ, которых Орфин касался. Его снесло биением чужеродной жизни.

Подавив панику, он сфокусировался на жуткой реальности, на кровавых деталях вокруг и кое-как заглушил волну кошмаров. Через минуту под сводами чрева снова были лишь он, бесстрастный зеркальный Никтос и женщина в белом.

В этот океан нельзя погружаться. Орфин не знал, сколько организмов свито в паучью сеть пола, но, кажется, не один десяток. Если впустить их глубже в свои мысли — это конец. Он не сможет очистить разум, и безумный хор галлюцинаций сожрет его к чертям.

— Я не могу, — сдавленно признал он.

— Ты должен был стать зрячим! — взволнованно воскликнула дама.

Орфин поразился ее тону, и его охватило мрачное предчувствие. От этой фразы веяло могильным холодом.

— Он зодчий, — бесстрастно заметил Никтос.

— Нет. Не может быть!

Орфин мысленно заметался. Времени обдумать всё у него не было.

— Я… соврал про касту. Я могу видеть Бытое! Но здесь слишком много этих… штук, — Орфин резко указал на узлы вен и костяные отростки внизу. — Они мешают. Как помехи в связи, — попытался объяснить он. — Рядом с ними я вижу галлюцинации, а не Бытое.

— Миражи? — голос женщины снова звучал мягко. — Верно, разумеется… Что ж, в таком случае… — ее рука скрылась в складках льняной накидки.

Внезапно корни под ногами зашевелились. К такому Орфин готов не был и не смог сдержать вскрик. Но жуткие лозы не вцепились ему в щиколотки и не потащили в ад. Напротив, они расступились, обнажая клочок деревянного пола — обыкновенные серые доски, обесцвеченные Пургой.

— А теперь? — спросила дама.

Ее раскосые рыжие глаза прожигали, как рентген. Сбросив оторопь, Орфин напряженно кивнул. Теперь уж ничего не оставалось, кроме как попытаться.

Он снова сосредоточился на звуках.

Где-то работал вентилятор. Сквозь нутро зала проступили очертания небольшой старомодной комнаты с ковром и потертыми креслами. По мере того как Орфин погружался глубже в Бытое, фигура дамы напротив него не исчезала, как обычно происходило с призраками, а преображалась. Ее звероподобные черты сменились человеческими, в глазах появились белки, а серебро волос сделалось обыкновенной сединой.

Теперь перед Орфином стояла живая женщина с белыми косами, мудрым взглядом и едва заметными татуировками. Ей можно было бы дать лет пятьдесят или больше, хотя само по себе лицо выглядело моложаво.

Орфин уставился на нее, не веря своим глазам. Раньше он знал эту женщину. Но теперь от воспоминаний о ней остались только смазанные пятна. Кажется, был какой-то разговор о мифологии? Будь проклят Приют, сожравший его память! Как же ее звали? Такое странное имя… как название цветка.

— Асфодель?.. — вспомнил он. — Вы — здесь? Тоже мертвы?..

— Конечно, нет, — женщина мягко и грустно улыбнулась. — Соболезную, что настал твой час.

Орфин ссутулился, из его груди вырвался долгий горький вздох. От всего пережитого его била дрожь. Он хотел было опуститься в кресло, но вовремя вспомнил, что это лишь проекция, и на самом деле его окружает оживший кошмар. Он обхватил себя руками.

— Что… происходит? Кто вы? Зачем я здесь?..

— Я не причиню тебе вреда.

Орфин подавился горьким смешком.

— Мне очень жаль, что гарпия столь жестоко обошлась с тобой. Иногда она выходит из-под контроля, но уверяю: этого не повторится. Чувствуй себя как дома. И, прошу, обращайся ко мне на «ты». Неужели ты позабыл нашу дружбу?

По указанию хозяйки Никтос дал Орфину вдоволь мнемы — столько, что все раны зажили, а тело наполнилось густым теплом, будто укутанное в толстое одеяло. Затем Асфодель велела своему зеркальному пажу отвести «зрячего» в архив.

— Постойте… — попросил он. — У меня столько вопросов.

— Ни о чем не тревожься, Орфин. Первее всего тебе следует отдохнуть.

Он и впрямь был измотан, но правды желал больше, чем покоя.

— Ответьте хоть на один.

Помедлив, она благосклонно кивнула.

— Хорошо. Я провожу тебя сама, и мы побеседуем по пути.

Ступая вслед за Асфоделью по мясистым корням, Орфин всё пытался вспомнить, кто она такая, но в памяти остались лишь обрывки, похожие на муторный сон.

В отличие от гарпии Асфодель не заставляла его идти перед собой и даже не следила за ним. Он мог бы свернуть и скрыться в любом коридоре — вот только зачем? Шансов сбежать с острова всё равно никаких.

Его эмоции притупились, стали ватными от усталости. Он как будто смотрел на себя со стороны, отстраненный от безумия ситуации. Тревога о будущем доносилась до него лишь комариным писком, хотя разумом Орфин понимал, что по-прежнему на дне.

— Зачем я вам? — спросил он. Голос прозвучал тускло. — Что вы собираетесь со мной делать?

— Ты гость в Чертогах, Орфин. Не тревожься.

— «Чертоги», значит, — повторил он. — Почему здесь всё в этих… организмах?

— Это мои саженцы и древа. Жаль, если они тебе неприятны. Но, к сожалению, ничего другого в Пурге не вырастить. Это пустыня, и местные коряги не идут ни в какое сравненье с истинным цветом Элизиума. Так что я прекрасно понимаю твое отторжение.

Ее речь лилась как журчание ручья.

— Так вы выращиваете их? — оторопело переспросил Орфин. — Зачем?

— Думаю, это в моей природе — наполнять мир жизнью.

— Они захватили весь некропилаг, вы в курсе, да?

— «Захватили»? — переспросила Асфодель холодно. — Древа — это не какая-то зараза.

Сил оправдываться и подбирать более уместное выражение не было. Орфин лишь ниже опустил взгляд.

— Что ж, извини, если они доставили тебе неудобства, — едко заметила дама. — Но хватит вопросов на сегодня. Вот и архив. Передохни здесь, и мы продолжим разговор.

Стена из мышц расползлась перед ними, открывая новый закуток Чертогов — больше всего он напоминал склад мебели. Десятки табуреток и диванов, этажерок и тумбочек громоздились неровными рядами, врастая ножками в пол. Его укрывали обломки паркетной доски, встав на которые, Орфин смог наконец не касаться больше древ. Шум чуждых образов, обступавших его разум, стих, и воцарилась блаженная тишина.

По стенам архива плющом взбирались кровавые лозы. Наверху они сплетались в потолочный свод. Их плавные органические изгибы делали комнату похожей на печень, если смотреть на нее изнутри. Лишь один угол остался свободен от цепня, и там виднелась облупившаяся штукатурка поверх серого кирпича. В стене зиял прямоугольник оконного проема без стекла и без рамы. Его извилистой решеткой перекрывали мощные мясистые ветви.

Орфин с полминуты разглядывал всё это.

— Я пленник? — наконец спросил он.

— Почему ты так решил? Я оставлю проход открытым, если желаешь.

— А окно?

— Это чтоб защитить тебя. И кстати, Орфин.

Он настороженно обернулся.

— Ты сказал, что видишь миражи, когда касаешься древ. На что они похожи?

— На… кошмарные сны. Или жуткие воспоминания.

Она задумчиво кивнула.

— Если у тебя будут силы, попробуй всё же пробиться сквозь них в Бытое, хорошо?

— Зачем?

— Коротко на это не ответить. Набирайся сил, и мы поговорим позже.

Она кивнула на прощанье и двинулась прочь по коридору.

Странное всё-таки место этот архив. Наверное, она приводит сюда всех жертв, и они врастают в мебель? Впрочем… какая уже разница.

Орфин опустился в ближайшее кресло, не загороженное прочей мебелью, и закрыл глаза. Тяжесть собственного тела придавила его к сиденью, спинке и подлокотникам. Вот так бы сидеть целую вечность и не шевелиться.

Всё оказалось напрасно, так? Можно было не сбегать из Приюта.

Забыться, принять неизбежное. Позволить воспоминаниям утечь и рассеяться. Не бороться больше и не страдать.