Память гарпии (СИ)

Глава 10. Луга асфоделей

«Обитель усталых душ»

Орфин вздрогнул и поморщился, как от боли. Что это было? Яркую эмоцию прострелило чувством острой пустоты. Шарик памяти лопнул, оставив лишь кусок рваной резины.

Открыв глаза, он с горечью понял, что вокруг всё тот же нелепый склад мебели и неизменное кресло под задницей. Сколько он тут уже просидел? Часы? Дни? Кажется, уныние может быть по-настоящему фатальным для призраков. Нужно найти цель — простую и быструю. Чтоб она, как большая кружка сладкого кофе, зарядила его и дала импульс к движению. Пора побороть эту депрессию.

Он оттолкнулся, пытаясь встать, но вместо этого кресло вдруг покачнулось и проехало вперед. Только теперь Орфин осознал, что это инвалидное кресло-каталка. По позвоночнику волной пробежал ужас, и желание встать стало почти паническим. Он подскочил, вырвался из незримой хватки и пнул кресло — оно перевалилось через бугор вздыбившегося паркета и замерло, застряв колесом в ямке.

Осмотревшись, Орфин убедился, что Асфодель действительно оставила открытым проход в основную часть Чертогов. Но его передергивало от одной мысли о том, чтоб снова ступить на проклятые корни. Сразу накатывали тошнотворные воспоминания о том, как гарпия вела его под конвоем.

Он бегло поглядел, что за завесой, в Бытом. Увидел длинный заброшенный цех, пыльный и ржавый. Подоконники и трещины в полу заросли мхом, густыми пучками травы и плющом. За стеклом темнел вечерний переулок и слышался далекий шум машин. Пара мужчин грузили большие джутовые мешки в фургон.

Вернувшись в Пургу, Орфин осмотрел пересеченное алыми ветвями окно. Частицы кровавой взвеси, как мошки, сновали туда-сюда. Снаружи раскинулось серое марево Пурги. Он попытался высунуться в окно, чтоб увидеть, есть ли там путь спасения, но решетка мешала

Тогда, сняв стеклянную полку с этажерки, он с размаху ударил ею по стенке шкафа — она разлетелась в пыль и дребезги. Он выбрал крупный осколок, завернул его в тряпицу и с нажимом провел острым краем по мускулистой ветке на окне. Порез запузырился кровью. Кружащие вокруг пылинки тут же налетели и осели на него, как облако красного гнуса. Через пару секунд они разлетелись, а мясная коряга снова выглядела целой.

Он скрипнул зубами от досады. Чтоб отвлечь мошкару, он глубоко всадил стеклянное острие в плоть другой ветви и провернул внутри раны. Насекомые облепили ее. Но от осколка остался только обмылок, словно стекло годами стачивали прибой и галька — резать таким не получится.

Он подобрал осколок поменьше и быстро, пока рой сидел на глубокой ране другого древа, отпилил тонкий конец одной из ветвей. Стекляшка в его пальцах рассыпалась пургой. Сжав зубы от отвращения, он взялся за мясистую ветвь и потянул было на себя, но по ушам ударил вой миражей. Он отдернулся, но затем пересилил себя и снова ухватил щупальце. Ему удалось отодрать его от окна и закрепить в изгибе костяной коряги слева, хотя оно сопротивлялось, напоминая по силе чью-то ногу. В живой решетке освободился небольшой лаз.

Задержав дыхание, Орфин высунулся сквозь него. Для этого пришлось буквально нырнуть в объятья лоз. Они заскользили по животу, спине, плечам — в ушах зазвенело, и настырный рой образов попытался ворваться в разум. Он едва выдержал этот шквал, сохраняя фокус на реальности. Но за окном его ждало разочарование. Внизу шла отвесная стена из мускулатуры и кровавых сгустков, под которой простиралась бездна — безнадежное ничего.

Мрачно цыкнув, он вернулся корпусом в камеру и брезгливо отряхнулся. Цепень успел полностью исцелиться, а мошкары, кажется, стало вдвое меньше. Что ж, первая идея не увенчалась успехом. Ладно.

Ясно одно: он не хотел оставаться пленником, прикованным к инвалидному креслу собственным страхом. Единственное, что на самом деле удерживало его в архиве — это проклятые миражи, которые фонили, стоило сойти с паркета на местный пол. Сопротивляться им минуту или две — ладно. Но дольше?.. Он не знал, сколько выдержит, но оставалось только одно — проверить.

Он ступил на кровавую почву, и вверх по ногам пронесся неприятный гул. Каждый корень, каждая ветка, на которую он вставал, тянула свою монотонную ноту, и вместе они заполняли тело вопящей какофонией. На краю сознания мелькали рваные тени галлюцинаций, но Орфин сохранял фокус на реальности.

Вокруг пульсировали плотные комки сосудов и мышц, жировые сгустки и сеточки нервов. Целый мир этой дряни. Узкий коридор, уходящий от склада, целиком сплетался из внутренностей.

Орфин сумел отойти от выхода метров на двадцать, когда дикие образы начали врываться в мысли. Он бросился обратно к архиву, рухнул на диван и вдохнул тишину, как свежий воздух. Немного переведя дух, снова шагнул на корни. В этот раз нужно пройти дальше.

Так он и практиковался, одна вылазка за другой. С каждой попыткой игнорировать вопли древ удавалось всё лучше, пока наконец Орфин не довел навык почти до автоматизма. Он по-прежнему внутренне кривился от диссонанса, касаясь древ, но их миражи больше не тревожили. По крайней мере в течение часа Орфин мог спокойно бродить по Чертогам и исследовать их.

Подобно жуткому термитнику, они были испещрены коридорами и кривыми наклонными тоннелями, по дуге уходящими вверх или вниз. Многие оканчивались тупиками или, петляя, возвращались к собственному началу.

Омерзение и ужас, которые поначалу охватывали Орфина при виде этой извращенной жизни, незаметно схлынули. Ее здесь попросту было слишком много, чтоб придавать этому зрелищу какое-то значение. Ветви, внутри которых сочится кровь, костяные шипы и голубоватые узлы нервов стремительно становились обыденностью.

Орфин удивлялся другому — вкраплениям повседневности посреди царства пульсирующей плоти и оголенных телесных тканей. Вот старомодная софа, которую оплетают влажные ветви. Вот совершенно неожиданная ниша, точь-в-точь как купе поезда. Вот фрагмент пола, выложенный шахматной плиткой, на котором стоит зеленый покерный стол, чей угол утонул в кровавых лозах. Всё это выглядело так, словно кто-то пытался облагообразить это место, но в итоге у него опустились руки. Возможно, проецируя собственные чувства, Орфин не мог отделаться от мысли, что это делалось из беспредельного одиночества.

Заглядывая в Бытое, он видел причудливые постапокалиптичные интерьеры — пустынное заброшенное здание типографии, заросшее внутри бурной зеленью. Даже в темных коридорах она колосилась и расцветала, пробиваясь сквозь пол и стены. На первом этаже находился цветочный магазин, но работал он редко.

Единственный, кого Орфин встречал во время своих странствий по лабиринту — тот самый верзила, который уволок гарпию. Это был здоровяк под два метра ростом, с бурой кожей, огромным накачанным торсом и с медной головой быка. Обычно, заметив его, Орфин сторонился и отступал вглубь коридора, надеясь остаться незамеченным.

Однажды ему это не удалось.

— Куда идешь, зрячий?

Бык навис над ним, и Орфин затравленно огляделся.

— Просто осматриваюсь. Нельзя?

— Можно.

Повисла странная пауза. Страж лабиринта не хватал его, но по-прежнему преграждал путь.

— В ту сторону тоже? — уточнил Орфин, указывая верзиле за спину.

— Можно.

— Тогда, может, ты?..

Орфин задумчиво прищурился. Кажется, этот парень не собирался отрывать ему голову, так что можно и поговорить. В кои-то веки услышать реальный голос оказалось чертовски приятно.

— А ты куда идешь? — спросил он первое, что пришло в голову.

— Патрулирую.

— Охраняешь кого-то конкретного?

— Просто охраняю. Приказ.

— Ты служишь Асфодели? Это она дала тебе маску?

— Это не маска.

— Но твой рот не движется, когда ты говоришь.

— Ему незачем.

— Ясно… — Орфин почесал голову. — Знаешь, я ищу Асфодель. Не подскажешь, где она?

Бык молчал некоторое время, неподвижный как монумент.

— В саду. Провести?

— Проводи… — процедил Орфин. Меньше всего ему хотелось снова идти под конвоем к Асфодели, но нельзя же вечно скитаться тут одному.

Они прошли по извилистыми коридорам, и Орфин старался запоминать последовательность поворотов. Наконец тоннель расширился, превратившись в просторную пещеру, полную причудливых организмов, сидящих в кадках, как декоративные кусты. Алая взвесь живым туманом переливалась в воздухе.

— Госпожа, — зычно позвал провожатый. — Вот зрячий.

За сетью красных веток мелькнули белые проблески, и в дальнем конце оранжереи показалась Асфодель. Она призывно взмахнула рукой, и мужчины направились к ней.

— Ах, Минос, мой гордый страж, ты привел гостя? Благодарю, ступай. Орфин, дорогой. Отрадно видеть, что ты воспрял духом и оклемался.

Он ответил на любезности и заметил с беззлобной иронией:

— Минос, да? Тисифона, Никтос… Любопытные имена.

— Нежно люблю эту мифологию. В ней есть доля истины.

— Тогда у меня небольшая просьба, госпожа Персефона, — сказал он с толикой лести. — Можете немного раздвинуть корни здесь? — он указал на пол под своими ногами. — Чтоб я их не топтал.

Она повела кистью, и цепень под Орфином расступился, освобождая островки серого пола. Он сошел на него и едва сдержал вздох облегчения.

Плывя вдоль грядок, Асфодель вихревым жестом собирала невесомую кровавую пыль вокруг руки и направляла ее в саженцы. Откликаясь на заботу, те отращивали новые венозные пузыри или пульсирующие сгустки мышц. На мясистых ветках набухали почки и распускались кровоточащие актинии из шевелящихся желтых языков. «Что ж, — подумал Орфин, — омерзительно, но пожалуй, я не стану осуждать женщину за небольшое экстравагантное хобби».

— У меня по-прежнему миллион вопросов.

— И я их слушаю.

Впрочем, пока он собирался с мыслями, она опередила его.

— Кстати, ты практиковался? Смотрел сквозь миражи в Бытое?

— Еще нет… В основном отдыхал.

Асфодель переместилась к следующему питомцу, а Орфин ненадолго переключил взгляд в Бытое. Общаться с земной женщиной в льняном платье было куда проще, чем с эфемерным божеством. К тому же приятно отдохнуть от багряного месива, глядя в пролет солнечного коридора, сквозь пол которого густо пробивались травы и цветы. Здесь стоял пряно-луговой запах, похожий на чайный сбор.

Орфин потер лоб, выбирая первый вопрос.

— Как вы поняли, что я зрячий? Тогда, в зале, — голос едва заметно дрогнул.

— У тебя всегда были предпосылки к этому дару. Разве мог ты перейти в другую касту?

— Какие предпосылки?

— Воображение и чуткость. Ты из тех, кто знает собеседника лучше, чем он сам.

— Не вас.

Она рассмеялась и вдруг начала нараспев:

— Представь себе юношу, который ищет тайных знаний или чувствует тягу луны. Однажды, собрав травы и кости, он идет в весенний лес и ставит кошачий череп на юге треугольной поляны, а семь свечей — стрелой от него. Он читает стихи из старой белой книги и открывает врата, в которые так давно стучали с другой стороны.

Орфин уставился на нее.

— Что вы хотите этим сказать? Со мной такого не было.

— Или ты просто не помнишь?

— Я… да не было такого!

Она загадочно улыбалась. Конечно, он многое забыл из своей жизни, но важные вещи оставили в памяти хоть какие-то хвосты. Эти намеки Асфодели не отзывались ни эмоциями, ни образами.

— Хотите сказать, я призвал вас? Как демона что ли?

— Как грубо. Разве я причинила тебе вред?

— Нет. Нет! — он обвел коридор взглядом, собираясь с мыслями. — Я… правда, спасибо вам. Я не знаю, кто вы и зачем я вам, но я, правда, абсолютно благодарен, что вы меня пощадили. И что…

— Орфин, — настойчиво перебила она, подавшись вперед. — Прошу, не воспринимай эту «пощаду» как исключительный случай. Я не враг теням. — Асфодель наклонилась к очередному цепню, которого не было видно в Бытом, и ее косы сверкнули серебром в дневном свете. — Прости еще раз за то, как Тисифона обращалась с тобой. Я клянусь, что она получила по заслугам.

Он сделал несколько удивленных жестов, вроде как собираясь что-то уточнить или оспорить, но в итоге промолчал. Наконец он скрестил руки и задумчиво уперся подбородком в кулак. В словах Асфодели чувствовалась ложь, и картинка не складывалась, но он хотел верить.

— Гарпия наказана? Как именно?

— Не беспокойся, больше она тебя не тронет.

— Это… приятно слышать, конечно, но что именно с ней стало?

— Пурга сделала тебя мстительным, — усмехнулась Асфодель.

— Вы не понимаете. Ее настоящее имя — Рита. Я знал эту женщину. Но теперь она в прямом смысле озверела. Я не понимаю, неужели она совсем себя не помнит? Так ведь не бывает! — он махнул рукой. — Призраки без воспоминаний обращаются прахом — разве не так?

Асфодель кивнула и на пару секунд отвела взгляд, размышляя. Орфин продолжил, не в силах остановиться:

— Она не такая, как остальные, правильно? Эти маски… Вы что-то сделали с ними — со всеми тремя, кто служит вам. Дали им имена, как-то их изменили.

Асфодель поднесла ладонь к лицу и наполовину прикрыла рот в непроизвольном жесте скрытности.

— Они мои дети, мои плоды, — осторожно начала она. — Иначе… их можно назвать фамильярами. Ты верно понял. Я одарила каждого их них — даровала многолетие и силы. Теперь, в отличие от прочих, они могут существовать, и не помня себя. Частица памяти зашита внутри каждого и не дает им кануть.

Орфин закопался пальцами в шевелюру.

— Многолетие… значит бессмертие?

— Время покажет, — Асфодель пожала плечами.

— Это даже звучит интересно, — он нервно рассмеялся. — Сделки с дьяволом, да? И какая цена?

— Я не дьявол, Орфин, — она резко оборвала его полушутку.

— Прошу прощения, — он смутился. — Тогда… кто вы?

Несколько раз моргнув, он заставил себя вернуться в мир теней и увидеть Асфодель такой, какой она представала здесь — со звериными чертами и кровавыми татуировками. Она медлила с ответом, и он продолжил:

— Просто… я мертв, я в царстве мертвых, так? Я — «тень», как вы назвали. Меткое слово. И я вижу, что вы — явно нечто иное. Не знаю, богиня Пурги? Притом создаете из призраков бессмертных фамильяров, живете в замке из крови. Говорите, что я призвал вас с помощью черепа кошки. Мысли как-то сразу движутся в этом направлении, знаете…

Асфодель пронзительно смотрела на него.

— Ладно, сдаюсь, — Орфин покачал головой и поднял ладони, как белый флаг. — Кто вы?

— В вашем языке нет правильного слова. Для начала, я не дух Пурги. Это не мой мир. Я родом из Садов Элизиума — поэтому на вопрос «кто я», пожалуй, верней всего ответить: я садовница. Мои братья и сестры, оставшиеся наверху, приглядывают за душами умерших, точно за цветами. Я пошла против их воли и спустилась сюда, чтоб позаботиться о тенях, застрявших здесь, забрать их наверх, но… всё оказалось сложнее, чем я ожидала.

Орфин окинул ее недоверчивым взглядом.

— Мне удалось покинуть Сады, но теперь… мне нужен помощник. Зрячий, достаточно отважный и умелый, чтоб проложить тропу разума к Элизиуму.

Он отвел взгляд, уже понимая, что сейчас грянет.

— Потому я буду рада, если ты станешь практиковаться и развивать свой талант. Например, глядя в Бытое через помехи древ.

Орфин тихо цыкнул. Как хитро Асфодель обвела его вокруг пальца! Она ведь весь разговор вела именно к этому моменту, не так ли? И не откажешься ведь теперь. Особенно если ее намеки правдивы, и он сам призвал печальную ведьму в чуждый ей мир.

Что-то было неправильное в том, как резко он оказался во всем виноватым. Но вряд ли такое кому-то покажется правильным, верно?

— Что ж, — улыбнулась она. — О чем еще ты хотел бы спросить? Хотя сперва скажи, удобно ли у меня в гостях? Может, тебе что-нибудь нужно?

Орфин со вздохом покачал головой. Что ему может быть нужно? Ожить? Получить крылья, как у гарпии? Все это явно за рамками даже самого щедрого гостеприимства.

Он чувствовал себя подавленным, хотя, казалось бы, наконец дорвался до безопасности и до ответов. Но вместе с ними он получил тонну ответственности и скользкий клубок сомнений. Неужели он впрямь забыл так много? Увлечение оккультизмом, какие-то ритуалы… Может, в его юности и был такой период, но сейчас Орфин ничего о нем не помнил.

Хотелось поговорить с кем-то равным или лучше вместе помолчать. Пропустить по стакану. Просто забыть хотя бы на полчаса про весь этот ад.

— Ну, главный вопрос: что вообще за дрянь здесь творится? — спросил он, натужно ухмыльнувшись. — Что это за место и почему я здесь?

— Прежде всего надо понимать, — обстоятельно начала Асфодель, — что эта прослойка бытия никогда не предназначалась для людских душ. Все вы задержались здесь случайно. Быть может, потому что отчаянно не желали отправляться дальше. Мне известно лишь то, что этот мир противоречит самой природе теней, и подолгу вы здесь не живете. Немногие, кому удается продержаться чуть дольше, делают это за счет других. Я наблюдаю за Пургой многие годы, и всё, что я видела — это как сильные пожирают слабых и как время разъедает печальные души, пока они не обратятся в ничто, в презренную пургу. Будь моя воля, я назвала бы это жалкое подобие реальности Горечью, хотя и такое имя слишком утонченно и красиво для него.

Орфин иронично смотрел в пустоту. Вот так утешение!

— Выходит, мы все обречены?

— Не теряй надежду, — грустно улыбнулась Асфодель. — Быть может, я еще смогу что-то исправить.

— Если вы смогли дать «многолетие» троим — то уж наверное, — он усмехнулся. — И всё же, какова цена? Свобода? Почему вы не предложите мне то же самое, если хотите моей помощи?

— Одного желания тут недостаточно, Орфин. Мне не сотворить четвертого фамильяра, поскольку истрачены иглы вечных сосен. Но даже если б могла, нужно соблюсти ритуал. Не каждая тень подходит его условиям, — она помедлила. — А ты хотел бы служить мне?

— Ну, я не хочу развеяться пургой.

— Понимаю. Тогда скажи, остался ли среди живых кто-то, любивший тебя?

— Ничего себе. И что будет с этим кем-то? Поставите его череп на юге треугольной поляны?

— Отнюдь, и не вменяй мне чужую вину. Того человека ждет лишь краткий разговор и акт доброй воли. Он останется цел и невредим.

— Кто меня любил, — повторил Орфин, будто расковыривая язву. — Не знаю, может, кто-то из давних клиентов.

— Сомневаюсь, что это подойдет. Неужели у тебя не осталось родственников?

— Почему, остались. Но в семье меня не особо любили.

— Прискорбно… Тогда, боюсь, я не в силах принять тебя в фамильяры. Но не сокрушайся. Если мы преуспеем, тени отправятся в прекрасные сады, где никто не становится пургой. Чтобы помочь друг другу, нам с тобой нет нужды заключать вассальный договор, хоть он и был бы подспорьем. Чтоб ты не таял, достаточно получать вдоволь мнемы — Никтос это обеспечит. Будь моим гостем, набирайся опыта, и когда будешь готов, откроешь для меня тропу в Элизиум. По рукам?

Орфин медленно кивнул. От таких предложений не отказываются.

Возвращаясь в архив, он размышлял над их долгим разговором. Хотел бы он ей верить, но… Одного взгляда на стены ее обители хватало, чтоб усомниться. И ведь это место не только выглядело жутко, оно еще и наполняло разум мучительными иллюзиями. Разве может его хозяйка впрямь сулить призракам что-то хорошее?

Впрочем, ему вспомнился Приют — такой возвышенный и благочестивый на вид. И такой грязный в своей сути. Может, ирония в том, что чудовищные Чертоги — это и впрямь воплощение света? В конце концов, Асфодель единственная, помимо Алтая, кто отнесся к Орфину по-человечески.

Мало того, она дала ему цель и надежду. Шанс избежать печальной участи прочих призраков, намеки на то, что он совершит нечто грандиозное. По правде, он не решался дать волю фантазиям об этом, слишком уж… самонадеянные выходили устремления. Открыть астральные ворота в лучший мир? Твою мать. Черт! Эта женщина в точности знала, как убедить человека делать то, что ей нужно, да еще и радоваться этому.

И всё же, вопреки недоверию, его глубоко зацепила идея развить талант, обучиться чему-то полезному. Черт возьми, он устал чувствовать себя беспомощным и барахтаться, как щенок в реке.

Миновав лабиринт, он вышел к нагромождению мертвой мебели… и замер. На окне, вздернув колено к подбородку, сидела гарпия. Ее фигура походила на чумного доктора в лохмотьях. Клюв черным крюком пересекал небо, а посредине головы блестел нечеловеческий огненный глаз. Сейчас ничего в ней не напоминало ту женщину, ради которой Орфин начал этот путь. Он видел лишь монстра. Изуродованный гибрид человека и животного.

Он застыл в проходе, как парализованный. Существо тоже не двигалось, лишь глядело круглым птичьим зрачком. Наконец Орфин опомнился.

— Убирайся! — рявкнул он.

Несколько секунд прошло в гнетущей тишине. Затем гарпия сорвалась с места и камнем ушла вниз — исчезла в пурге.

В тот же миг внутри него тоже что-то провалилось. Черт! Зачем он прогнал ее?

«Нет. Ты не будешь снова ее преследовать. Разве не хватило той трёпки?»