Память гарпии (СИ)

Глава 19. Прометей

«И не избегает наказанья, и не избавляется от боли»

Тисифона спускалась по лабиринту внутри лабиринта. Текла по организму Чертогов, как кровяная клетка, его естественная часть. Просачивалась между мускулов и цеплялась за кости. Она знала этот термитник как свои пять пальцев, все тайные ходы, где стволы прилегали друг к другу недостаточно плотно, все скрытые места. Вернее, она думала, что знала. Оказывается, Чертоги ещё таили секреты.

Она ненавидела это нагромождение плоти, но нельзя отрицать: оно служило ей домом. Всю коду, сколько она себя помнила. Каково, интересно, будет навсегда его покинуть?

Однажды, после того как Тис прикончила несколько бутылок особенно ядреного мнемотика, ей пришло на ум сравнение: если все древа — это часть Асфодели, то Чертоги — это ее утроба. В тот момент эта мысль показалась гениальным озарением. Но протрезвев, Тис уже не понимала, где тут логика.

Ниже покерного оазиса, на который указал зрячий, шли тугие переплетения тоннелей. Среди них Тис пересеклась с Миносом, верным стражем Асфодели. Он проводил ее пылающим взглядом, но не вмешался. Благодаря красноречию Орфина ей и впрямь снова позволили бродить по Чертогам. Что ж, очень вовремя.

Но сколько Тис ни крутилась здесь, ничего похожего на тайник или на цветы не увидела. Ее разбиралась злость: неужели зрячий обманул? И только зря разбередил ее надежды. Но ради чего ему было сочинять эту заковыристую ложь?

Не зная, куда еще податься, Тис спустилась этажом ниже, в алый зал, где когда-то поставила Орфина на колени. В его пустынной тишине особенно зловеще ощущалась власть Асфодели над этим дворцом крови.

Под сводчатым потолком висела метровая костяная люстра, разливая мягкое сияние. Сощурившись и запрокинув голову, гарпия присмотрелась к ней. Плетеный конус казался жутким кружевом, собранным из всех возможных костей. Он висел здесь всегда, сколько Тис себя помнила. Неудивительно, что она не обращала внимания.

Оттолкнувшись от пола и взмахнув крыльями, она подлетела к потолку и схватилась руками за выступающие ветви. На костяных сочленениях люстры крепились небольшие прозрачные колбы, закупоренные пробками. Внутри каждой мерцал маленький белый цветок. При виде них перехватило дыхание.

Тис схватила ближайший сосуд и выдернула его из люстры — в кости осталось углубление точно по форме овального дна. Но прежде чем Тис успела приземлиться, вся поверхность алого зала пришла в движение. Мускулы на стенах пульсировали, как огромное сердце; корни пола шевелились подобно змеям. Тис зависла в воздухе и затравленно огляделась. Коридоры слишком узкие — ей не удастся пролететь по ним, не задевая коряги. В тот же миг в голове раздался до боли знакомый голос, и Тис зажмурилась от отчаяния.

«Срочно лети в алый зал, птичка! Лови вора!»

На мгновение Тис не поверила этой удаче.

— Лечу! Почти там! — отозвалась она и, выждав несколько взмахов крыльев, приземлилась.

Вскоре здесь оказались двое других фамильяров и сама Асфодель. Поверхности успокоились, когда она увидела, что ловить некого.

— Я осмотрюсь вокруг? — предложила Тис. — Вор не мог уйти далеко!

— Вперед, — Асфодель дозволительно махнула рукой и обратилась с командами к Миносу и Никтосу.

Тис в два счета добралась до выхода из Чертогов и, внутренне ликуя, оседлала ветер. Маленькая горячая склянка была плотно зажата в ее когтях. Но долго наслаждаться вольным полетом не удалось — в голове снова прозвучал ненавистный голос.

«Видишь кого-нибудь, птичка?»

— Да. Преследую их.

«Это зрячий? Он сбежал?»

Тис тяжело взмахнула крыльями, преодолевая встречный вихрь пурги.

— Похоже! Да, это он!

«Верни его невредимым!»

— Сделаю!

Несколько минут Тис боролась с ветром и наконец приземлилась на обломок старого острова. Перекинувшись в человека, она уставилась на склянку с огнецветом и прижала костяшки пальцев ко лбу. Проклятье! Как теперь выкручиваться?

— Госпожа? — позвала она мысленно и почувствовала присутствие Асфодели как давление на виски. — Я… не успела. Зрячий был с тремя другими. Двое гончих и крепчий. Они забрали у него какую-то бутылку и порешили.

«Что это значит?»

— Он канул. Только что. Рассыпался пургой у меня на глазах.

В животе Тис сжался комок холодной боли.

— Я не виновата! Я гналась за ними, но налетел вихрь! Они уходят! Отпустите, госпожа, дайте их прикончить!

«Просто верни мне бутылку», — приказала Асфодель отрешенно, и хватка ее власти ослабла.

Медленно выдохнув, Тис позволила себе надеяться. Кажется, хозяйка купилась на уловку. А если так, у Орфина, и правда, будет шанс спастись от нее.

«…Будем спорить и танцевать, пока ты не вспомнишь себя». Какое сладкое будущее могло бы их ждать. Пусть даже он хотел быть с этой пресловутой Ритой, а не самой Тис… Жаль, но этому не суждено случиться.

«Не вернусь». Эта мысль наполняла Тисифону горечью и трепетом одновременно. Неужели пляска смерти наконец подходит к концу?

Если верить Орфину, с перехода Тис прошло меньше трех лет. Безумие. Ей казалось, что служба Асфодели тянется целую вечность. И всё это время злость и отчаяние клокотали внутри, как сгустки вопящей пустоты.

Почему это не прекращалось? Почему все вокруг рассыпались пургой, исчезали в забвении, а ее агония всё длилась и длилась? Неужели в ее прошлом столько грехов, что она заслуживает вечное рабство, обречена быть живым оружием? Уж лучше думать, что никогда не была человеком. Искусственное создание, фамильяр, чудовище Франкенштейна…

Она задавала себе эти вопросы годами, вновь и вновь летая по некропилагу по приказу Асфодели. Пока однажды спонтанный разговор с врагом не подарил ей надежду.

Тис снова раскинула крылья и устремилась к группе островов с массивным бело-золотым храмом, проступающим сквозь пургу. Она приземлилась на просторном балконе возле купола и выстучала на трубах особую комбинацию, подав тем самым сигнал.

Ждать пришлось долго, но наконец дверца в стене открылась, и за ней показалась алая ткань. Отец Лукреций оставался в тени за узким проходом, а гарпия под открытым небом — так сохранялась относительная безопасность обоих.

— Да простят тебя небеса, — приветствовал священник.

— Вы опять за свое?

— Ты знаешь мое условие: коли пришла для беседы, прими приличествующий облик.

Тис тихонько щёлкнула клювом, но подчинилась. Желание видеть ее человеком — все равно что обнаженной — странно роднило Лукреция и Орфина.

— Если я принесу огнецвет, вы же сразу сможете меня освободить? — спросила она резко.

— Помнится, ты не верила в благодать.

— Пока не увидела собственными глазами, — она усмехнулась. — Так что будет, когда я принесу ее?

— Я разожгу с ее помощью очищающее пламя в самом сердце Приюта. Ты войдешь в этот огонь, и он сожжёт твои цепи и освободит душу, — ответил он размеренно и степенно. — Так где ты видела благодать?

Тис медленно кивнула собственным мыслям. Дальше тянуть нельзя: Асфодель в любой момент может снова за нее взяться.

— Огнецвет у меня, — сказала она. — Но внутрь я не пойду, разводите костер тут.

— Святое пламя нельзя разжечь где попало, дитя.

Они оба ждали, пока другой уступит. Но время было на стороне Лукреция, и Тис с досадой сдалась.

— Ведите.

Она нырнула в дверцу. Лукреций возвышался плотной горой — он был даже крупнее Миноса, весь накачанный мнемой, собранной с прихожан. И всё же он обыкновенный крепчий, а не фамильяр.

— Так где ты нашла благодать? — спросил пастор, пока они шагали по белым коридорам. Трубы вокруг гудели.

— Не ваше дело.

Вслед за священником она спустилась в шестиугольный зал, освещенный свечами. В центре висело латунное блюдо с ртутным мнемотиком, под ним стояла кованая жаровня.

Низкий потолок и мерцающие отсветы в полумраке создавали почти интимную атмосферу, но вместе с тем навевали мысли о катакомбах. Тис угнетало это место. Казалось, здесь особенно далеко до неба.

Лукреций зажег пламя под блюдом и повелительно кивнул Тис.

— Итак?..

Поколебавшись, она передала ему флакон. Пастор откупорил его. В его аккуратных движениях таилось плохо скрытое нетерпение. Наклонив сосуд, Лукреций слегка встряхнул его, и сквозь горлышко на мясистую ладонь вылился раскрытый жасмин. Его лепестки трепыхались, как языки пламени. Он превратился в весеннюю ветвь с бутонами, потом в астру.

Тис зачарованно наблюдала за этими трансформациями.

— Поразительно, — с придыханием сказал священник. — Подумать только: нечто столь нежное обладает такой мощью… — его голос звучал низко и гулко, эхом отражаясь от округлых стен и металлических труб.

Он поднес цветок к носу и втянул аромат — лепестки затрепетали от движения воздуха и прильнули к ноздрям. Надавил коротким ногтем на основание лепестка, оторвал его, как крыло мотылька, и бросил в бурлящую лету. Лепесток огненной каплей ударился о поверхность, и серебристая жидкость вспыхнула золотом.

Наклонив блюдо к губам, Лукреций сделал несколько глотков — каждый больше предыдущего. Кажется, он поступал совсем не так, как они договорились. Где священный костер? Да и блеск в его глазах становился всё маниакальней.

— Так, отдайте сюда!

Тис рванула вперед, чтоб выхватить огнецвет, но Лукреций успел скрыть его в сомкнутой ладони.

— Прости, дитя, — ласково сказал он, — но пока ты не заслуживаешь Вознесения. Твои грехи слишком велики. Ты должна послужить Приюту и исправить содеянное. Но не бойся: я направлю тебя и помогу.

Он поднял кулак ко рту, захватил губами белый комочек пламени, медленно прожевал и проглотил его. Его глаза на миг блаженно закатились.

— Итак… — он облизнул губы, — Первый шаг к вознесению позади, дитя, но одного цветка мало. Принеси мне все, что смо…

Терпеть это дальше Тис не собиралась. Она бросилась на священника, наращивая когти и клюв прямо в прыжке. Жирная туша пошла волнами под ее ударом. Вспорола ему грудь задними когтями, оставив две глубокие борозды — обычного призрака такие раны рассекли бы натрое, но церковник был слишком массивным. Из разрезов в его плоти повалил жир, и они стали быстро затягиваться. В раже Тис наносила удар за ударом — куски плоти повисали в ее когтях и рассыпались пургой. Но Лукреций лишь улыбался, словно и не чувствовал ничего.

— Ах, а я так надеялся, что обойдется без этих бесчинств.

Плоть забугрилась под мантией священника, и в считанные секунды из отъевшегося увальня он превратился в трехметрового богатыря. Вся масса пастора вздулась мускулами, и он выглядел теперь чудовищной горой мышц в красной накидке.

Он выбросил вперед руки, чтоб схватить гарпию, но Тис увернулась.

— Одумайся! — вскричал священник, вознося огромные кулаки. — У тебя ещё есть шанс на спасение! Покорись мне!

— Никогда!

— Воистину жаль, — величественно прошептал Лукреций. И добавил громко и властно: — Взять ее!

Тис резко обернулась, ища взглядом новых врагов. В тот же миг со стороны пастора прилетел мощный хук по виску, который отбросил ее на пару метров. Наверное, голова обычного призрака раскололась бы от такого удара, но внутри Тис бурлило столько мнемы, что она успевала залечивать любые повреждения.

С боевым кличем она ринулась в новую атаку, но вдруг шею сковал колючий мороз, а за спиной мертвым грузом повис кто-то — ловчий, который стремительно выкачивал из нее эту самую мнему. Его вторжение прямо-таки обжигало холодом — больнее, чем это получилось у Никтоса или Стилета. Совладав с внезапной болью, Тис скинула его и отшвырнула подальше — в полете он напомнил обтянутый кожей скелет в черном балахоне. Но мнемы он успел забрать изрядно.

Гнев и страх орали наперебой. Лучше убираться отсюда. Лукреций и второй церковник блокировали ей пути отступления. Тогда Тис схватила жаровню — угли зашипели, разлетаясь в сторону пастора — и зарядила ее резным краем по стене. Она вложилась в этот удар, и он удался — удалось пробить ход. Тис кинулась в него, и впереди забрезжил палевый свет неба.

Но стоило ей вырваться к нему, как воздух впереди засвистел стрелами, и десяток наконечников пробил ей грудь и живот. Тис пошатнулась. Раны не прикончили ее, но древки и зубцы, застрявшие внутри, причиняли боль. Тис не могла исцелиться, пока они там, а доставать — долго.

Взвод солдат в бело-золотой форме заряжал новую порцию снарядов. Тис успела бы взлететь над ними, но убраться достаточно далеко — нет. Захрипев от боли, она призвала крылья и раскинула их на две метра в каждую сторону, как грозное знамя. Широко разведя лопатки, она махнула крыльями вперед, так что нижние перья чиркнули по полу. Второй раз, третий — как можно быстрее, так чтоб поднять ветер. Пурга завихрилась между ней и взводом. Пользуясь этой завесой, Тис оттолкнулась от земли, раскаляя мышцы бедер, и взмыла. Несколько взмахов — и она будет спасена.

Мощный снаряд пробил ей живот насквозь. Его стальные лепестки гарпуном раскрылись за спиной, и он зацепился, повис мертвым грузом. Вниз от него уходила толстая цепь, которую сжимал Лукреций.

Он потянул на себя, и железные крюки впились в поясницу, рывком увлекая Тис на землю. Она рухнула на локти и колени. Дернулась, чтоб взлететь, но Лукреций навалился всем весом — ее копчик и шею беспощадно вдавило в бетон.

Она вопила по-птичьи, извивалась под ним и била крыльями, но не могла вырваться. Одуренная битвой, не разбирала слов, хотя слышала мерзкий голос над ухом. Даже зрение предавало, и всё перед глазами дробилось на черно-белые пятна.

В какой-то миг ей почти удалось сбросить ублюдка. Но тут же в лоб и макушку впились холодные пальцы. Сдавили. И начали с бешеной скоростью выкачивать мнему — всё, что осталось.

Тис охватил мертвенный озноб, гулкая пустота и сухость невидимыми трещинами разбежались по телу. Ее иссушали, как пучок травы, вывешенный на солнце.

— …Больше нечего, ваше святейшество, — донесся надтреснутый голос. — В ней нет памяти, но…

— Поразительно.

Пауза. Какие-то шаги.

Тис с трудом вынырнула из забытья. Ну уж нет, она не позволит им!.. так просто!..

Образы плыли перед глазами, и ей не сразу удалось сфокусировать взгляд. Кто-то, взметая пургу, шагал к Тис с мотком цепей в руках. Она оттолкнулась от пола, чтоб встать, но тело оказалось свинцовым. Каждое движение изматывало, словно вокруг густое болото. Она смогла подняться на четвереньки, но кто-то толкнул ее, и она снова тяжело повалилась в пыль.

В поле зрения вошел Лукреций — снова в форме толстяка. Тис хотелось думать, что он стал меньше после схватки с ней, но… если и так, то незначительно. Подойдя, он склонился к ней. Тис извернулась и ударила его сгибом крыла по лицу, выплюнув ругательство. Он невозмутимо смахнул с щеки прилипший пух.

— Следи за речью, дитя. Ты уже в цепях, — с этими словами он защелкнул громоздкий золотой обруч на ее запястье. — Дело за малым — выяснить, где ты нашла огнецвет. И ты, конечно, скажешь мне.

— С хрена ли?.. — Тис запоздало попыталась отдернуть руку, но в ответ забренчали звенья. Отчаяние обожгло глаза. Она разразилась бранью, из последних сил пытаясь не зарыдать.

Поборов ее жалкое сопротивление, он надел второй наручник, поднялся и махнул кому-то, кто стоял по другую сторону от Тис:

— Руби.

Что-то тяжело свистнуло в воздухе над ней. Удар пришелся по спине, на самое основание крыла. Хрустнули кости, и боль окатила всю левую половину туловища — точно выплеснули ведро расплавленного золота. Топор поднялся с хлюпающим звуком. Рухнул снова, обрубая остаток — и отсеченное крыло сползло на пол. Его срез упал прямо напротив клюва Тис, а концы оперения закрыли ей пятки. В ушах гулко зазвенело, словно ее контузило. Горло сводило от крика.

Жуткая правда вдруг предстала перед Тис обнаженной и высвеченной во всем своем уродстве. Цепи и обрубки крыльев — вот точное физическое воплощение всей ее судьбы. Бороться нет смысла.

Когда гарпия перестала кричать, Лукреций присел рядом с ней.

— Ты нашла благодать у ведьмы, вне всяких сомнений, — ласково сказал он. — Почему же поиски заняли так много времени? — он намотал ее локон на толстый палец. — Не иначе как грехи ослепили тебя. Я наставлю тебя на истинный путь, дитя. Ты еще будешь благодарна. Так где ведьма прячет это сокровище?

— Ты не найдешь… подавно!.. мразь!..

— Опять пустые сквернословия, — он вздохнул и склонился к самому уху, так что мясистые губы почти касались его. — Дурочка, ты ведь сама ненавидишь демоницу. Я мог бы разделаться с ней — но нет, ты решила страдать за нее, как верная собачонка?

Тис зарычала. Аргумент попал в самое сердце. В какой бы ярости она ни была на Лукреция, никто не сравнится с Асфоделью, и шанс поквитаться с нею был почти так же соблазнителен, как свобода. Может, справедливость существует, и эти двое истребят друг друга к чертовой матери? Эта мысль наполнила Тис мрачной надеждой.

— В алом зале… В люстре под потолком.

Черные глаза Лукреция сверкнули. Поднявшись во весь рост, он величественно провозгласил:

— Твое Вознесение стало на шаг ближе!

Он снова подал знак палачу, и тот, тяжело ступая, обошел Тис и занес топор для нового удара.

Без мнемы Тис едва могла пошевелиться. Изнутри рвались искры, чтоб затянуть раны, но пробиться им не удавалось. Глубоко в горле как будто пульсировала маленькая молния и пыталась разжечь энергию по всему телу, но невидимая оболочка сдерживала ее. Чувствуя этот зуд под шеей, Тис смутно вспоминала, как туда вонзали иглу.

Она лежала в камере часами. Подумать не могла, что когда-нибудь будет настолько бессильной.

Асфодель могла бы вытащить ее отсюда. Но звать ее? Чего ради унижаться?

Все кончено. Последняя надежда рухнула. Ей никогда не освободиться, а раз так — за что вообще бороться?

Символ песочных часов на поворотном механизме в двери замер в горизонтальном положении, как знак бессмысленной вечности, лежащей впереди. Черт знает сколько прошло времени, но вот разум Тис прорезал голос — он прозвучал почти оглушительно в болотном безмолвии ее мыслей.

«Что же ты натворила!»

Тис молчала.

«Тени штурмуют Чертоги. Все, с кем удалось поговорить, признаются, что это ты — гарпия — выдала, где гелиос. Предала меня! Похитила огонь, а теперь остаток заберут тени?»

— Гениально, — опустошенно подумала Тис в ответ.

«Делать из тебя фамильяра — с самого начала было ошибкой. И как в твоей головешке умещается столько подлость и лжи?! О чем еще ты врала? Что со зрячим?»

Если сказать Асфодели правду — может, она смягчится? Снова даст Тис работу, а значит и мнему. Но надежда на то, что хотя бы Орфин нашел некое благополучие, давала Тис зыбкий, но покой.

— Канул. Прикончила его.

Гнев хозяйки прозвучал скрежетом в голове, и зубы свело болью. В животе начал раскручиваться маленький жгучий вихрь.

«Я дала тебе бессмертие и крылья — и вот твоя благодарность?! Паршивая девчонка! Я ведь говорила ему, что тебя не исправить! Да ты хоть знаешь, что наделала?! Без огней гелиоса я никого больше не смогу спасти!»