Память гарпии (СИ)

Глава 21. Икар

«К светилу небесному реешь отважно»

Остров Приюта ощетинился пиками. Неподвижные стражи, похожие на прекрасные статуи, окружали его по периметру и стояли парами у входов в собор. Орфина вели мимо них, и его слепленное заново лицо отражалось в гранях золотых наконечников и в высоких сверкающих щитах. Непривычные черты всякий раз напрягали его.

Проходя мимо группы рабочих, счищавших цепень, он узнал женщину, пережившую нападение фантомов вместе с ним. Сейчас ее лицо выражало блаженную пустоту. От мысли, что он мог бы остаться среди них, Орфина пробрала легкая дрожь.

Он панически соображал, как же не выдать себя… пока не понял, что задача сводится к другому: правдоподобно играть роль. Перевоплотиться в опытного кочевника-зрячего и вести себя как он. Его «персонаж» торопился бы поскорее разобраться с заданием Приюта, чтоб вернуться к своим. Он должен быть деловым, немного нахальным: он ведь не знает, насколько это место лживое и опасное. И он точно не станет считать себя пленником. Человек с ментальностью жертвы не прожил бы в Пурге долго.

Пройдя мимо достроенного моста — широкого и монументального — Орфин заметил неуютную деталь на его перилах. Их покрывал странный барельеф из мраморных лиц, причем каждому чего-то недоставало. Одни без глаз или рта, другие болезненно ассиметричные, третьи вовсе выглядели как грубый набросок. Словно скульптор пытался вспомнить лицо близкого, но тщетно.

Ближе к вратам Приюта Орфина досмотрели и забрали почти всё, что кочевники дали ему с собой — нож и всякие хитрые приспособления от Тохи. Незамеченным остался только маленький стеклянный шарик, болтавшийся на шее, как украшение.

Когда сопровождающие подвели его к порогу церкви, за которым виднелся проклятый амвон, Орфин на миг обмер. Показалось, что стоит шагнуть через врата печи-приюта, и он сгинет — рассыпется пылью или впадет в вечную кататонию. Но матерый кочевник не испугался бы, и Орфин сморгнул страх. Ноги одна за другой переступили порог, и высокие белые своды окружили со всех сторон. Вот сцена, где его память едва не выпотрошили. Не вспоминай! Он подходил всё ближе, но ужас оставался заперт там, в уголке сознания, под надежным контролем.

— Все в порядке? — строго спросил провожатый, заметив, что зрячий отстал.

Орфин проглотил ком в горле.

— Я просто… давно не видел ничего столь прекрасного.

Путь лежал вверх, в картинную галерею, возникшую в Приюте совсем недавно. Поднимаясь по белокаменным ступеням, Орфин бросил взгляд на трубу с золотым вентилем — теперь его закрывала кованая решетка. Похоже, его попытка саботажа не прошла бесследно. Теперь ни одному чужаку было бы не под силу повернуть вентиль. Да, эту дыру Приют залатал. Но, возможно, она не единственная?

Углубляясь в широкие коридоры с безупречно ровными стенами, Орфин ловил странное чувство — разом тревогу и азарт. Удушливо-захватывающее волнение от риска.

Вдруг ему и впрямь удастся обдурить Лукреция? Если произвести правильное впечатление, изобразить компетентного специалиста, то можно внушить пастору любую чушь, чтоб в будущем он опирался на нее в своих решениях. Заставить его ошибиться, лишить контроля.

Но стоило увидеть Лукреция, и все мантры, всё самовнушение слетело, оставив почти паническую робость. От этого человека веяло властью. Орфин слегка сжал зубы, пытаясь не впустить в себя отчаяние.

Лукреций поблагодарил провожатого и поманил Орфина к себе коротким жестом.

— Как вы находите эти картины? — спросил он после обмена приветствиями. — Возведя малый собор, мы освободили несколько залов, и я решил устроить галерею. Вы, как страстогляд, конечно, любите живопись, не так ли?

Орфин окинул взглядом рисунки на плитах — сочные, неестественно выпуклые композиции из набухших фруктов и дичи на золоченых тарелках. Они казались чудовищно неуместными в Пурге, а тем более в Приюте, который так рьяно отвергал Бытое. Наконец он нашелся с ответом.

— Натюрморты кажутся малость мертвенными.

— Я тоже думаю, что стоит их чем-то разбавить. Скажем, добавить сюда мой портрет, как считаете?

Галерея натюрмортов, больше похожих на гимн чревоугодию, и подобное груше заплывшее лицо Лукреция в конце…

— Это будет нести глубокий смысл.

Пастор пристально поглядел на гостя и улыбнулся.

— Да вы остряк? Мне это нравится. Я буду счастлив побеседовать, но прежде — к делу. Простите, если мое приглашение было передано недостаточно вежливо и показалось вам грубым…

На этих словах они прошли под высокой аркой и ступили в соседнюю галерею, где стоял резкий запах гари: то ли сварка, то ли подпаленная кожа. Здесь зодчие трудились над сгустками пурги, которую приносило ветром через высокие сводчатые окна — вылепляли из нее золотые крылья в человеческий рост. В дальнем конце зала женщина в черной рясе и один из зодчих пытались приделать завершенные крылья к спине стража. Именно оттуда доносился запах.

В центре под потолком висели темные орлиные крылья, и при виде них у Орфина перехватило дыхание. Он почувствовал покалывание на щеках и понял: если сейчас же не успокоиться, маска спадет. Но он не мог пройти мимо. Замедлив шаг, он приблизился к крыльям и спросил, изображая праздное любопытство:

— А это что?

Лукреций пояснил довольным тоном:

— О, отличный вопрос, мой дорогой гость. Это трофей и символ победы Искателей Покоя над чудищем Пурги, безумной гарпией. А также причина, по которой вы здесь.

Что-то внутри сжалось.

Стараясь сохранять внешнюю невозмутимость, Орфин последовал за провожатым прочь от крыльев, но их образ отпечатался на сетчатке, как черное солнце. "Что же ты наделала, дура… Разыграла свой план до конца и нашла покой? Как же…»

— Не буду лукавить, — продолжал пастор, — меня давно волновало, как подарить прихожанам полет. Гарпия владела этим искусством безупречно, из чего я делаю вывод, что она тоже не лишена благодати. Жаль, что этот свет потонул в жестокости… И всё же ее крылья послужили нам вдохновением и образцом, и я надеюсь, это искупит часть грехов проклятой женщины.

Пастор сделал небольшую паузу, и Орфин наконец смог вклиниться в его монолог.

— Крылья не распадаются пургой… Выходит, она не канула? — вопрос прозвучал неестественно ровно и сухо.

— Верно, но почему тебя это волнует?

— Гарпия… доставила нам массу проблем. Хочу точно знать, что…

— Уверяю: больше она вас не побеспокоит.

Маска трещала по швам. Но удержать ее нужно было любой ценой, и Орфин призвал единственное, что смог — браваду.

— Хах, ну, трофей — что надо! Мы тоже повидали немало тварей. Последним был двухголовый паук. Раскинул тут настоящую паутину и вопил как безумный. Ну, и намучились мы с ним!

— О, я слышал об этом существе. Несчастное отродье.

Лукреций вежливо помолчал и вернулся к разговору о крыльях.

— Итак, ты удивишься: зачем нам страстогляд, если задача — воссоздать крылья? Но перед тобой лучшие зодчие всего некропилага, искусные в своем деле. Они превосходно воспроизводят конструкцию и форму крыльев. В их работах также предусмотрено ложе для благодати — той искры, что снабдит крылья энергией полета. И всё же каждая пара крыльев с изъяном. Благодать — очень капризный материал, и зодчим не удается рассмотреть его особенности. Это задача для такого, как ты. Поэтому я пригласил тебя и попрошу подобрать образцы, подходящие для полета.

Орфин прищурился.

— Разве ваша религия не говорит, что моя каста от дьявола? — не удержался он.

Сбить Лукреция с толку не удалось.

— Никакого дьявола не существует, дитя мое. Это выдумка, способ людей говорить о собственных грехах. Твоя каста действительно дальше других от Вознесения, и вам сложнее принять тот свет и надежду, которые несет Приют. Однако сей печальный факт не мешает мне обратиться к тебе за помощью. Более того, я лелею надежду, что наше сотрудничество откроет тебе глаза, и ты пожелаешь остаться в этих стенах.

Надо признать, звучал он очень убедительно. Орфин даже на миг испытал облегчение, почти поверив, что ему дадут легко уйти. Но стоило Лукрецию ввести его в следующую комнату, как Орфин понял, насколько наивна эта надежда. Священник показывал ему слишком секретные вещи, чтоб потом отпустить.

Они поднялись по винтовой лестнице в шестиугольный зал без окон. Сквозь резной потолок пятнами падал свет, как в летнем лесу. На дюжине изящных столиков-витрин блестели стеклянные колпаки, под которыми белым пламенем сияли цветы и ягоды. Каждую секунду они причудливо меняли облик — соцветие черемухи превращалось в свечу каштана, затем в гроздь смородины, в чайные почки. Спутать невозможно: это были огни гелиоса, такие же, как Асфодель показывала Орфину в Чертогах.

— Откуда они у вас?..

— Это благодать, дар Всевышнего.

— Да, но… он вам напрямую этот дар выдал?

— Твой скепсис неуместен, страстогляд. В любом случае твоя задача не касается их происхождения.

— Так что вам нужно?

— Изучи их. Выясни, почему они оказывают разное действие на крылья.

— Какое, например?

— Одни крылья начали петь, точно арфа. Другие таять, как свеча. Найди благодать, которая позволит крыльям летать — и вернёшься к своим машинам. Мы щедро заплатим за потраченное время.

Покидая комнату с гелиосами, Лукреций оставил двух стражей наблюдать за Орфином. «Они подскажут, если у тебя возникнут вопросы». Сомневаться в истинной роли мраморных призраков не приходилось.

Орфин поднял один из стеклянных куполов и тут же ощутил мурашки по затылку от мощного излучения, разошедшегося невидимой волной. Тепло жизни, чистейшая энергия. Казалось, если вобрать это пламя в себя — недолго и воскреснуть. Под бдительным взглядом статуй Орфин осторожно коснулся огня — его жар оказался приятным и покалывал щекоткой, словно приглашая заглянуть в себя. Поддавшись течению, Орфин окунулся в грезы неведомой сущности — подобно тому, как в Чертогах он нырнул в кошмар древа.

Рассвет заливается розовой водой в окно поезда и плещется под стук колес. Ты бежишь среди влажного утреннего тумана, ныряешь в него с головой и плывешь под волнами, делая мощные взмахи руками. Как дельфин в стае. Их трели — как смех лучших друзей.

Орфин оторвал руку от огня, и дивный фильм прервался. Он был звеняще-чистым, но бессвязным, как счастливое сновидение. Образы стремительно утекали из памяти, оставляя лишь ощущение плавания и розовый цвет. Запомнив это, Орфин накрыл цветок куполом и двинулся к следующему.

Шахматы и ребенок.

Свет среди космоса, азарт приключений.

Каждое видение поражало Орфина по-своему. Такие светлые и мимолетные по сравнению с кошмаром древа…

И всё же ему нужен был план, как вернуться на лодку.

Орфин бросил косой взгляд на стражей, затем на длинный прямоугольный люк в полу, закрытый тяжелой плитой. Даже если стражи не станут ему мешать, Орфин сомневался, что сможет ее сдвинуть. Это задачка для крепчего. Как же убедить их выпустить его?

Орфин продолжал бродить между витринами, пробуя новые гелиосы. Он незаметно нащупал на груди холодный шарик и зажал его в кулаке. Наконец он вернулся к третьему цветку. Тот успел превратиться в ландыш, грецкий орех и колосок пшеницы. Подняв прозрачный колпак, Орфин позволил ему выскользнуть из рук. Стекло со звоном разлетелось по полу. Одновременно с этим Орфин ударил небольшой хрустальной сферой о край витрины. Она тоже разбилась, вонзившись в ладонь осколками, но звуки слились в единый протяжный «дзынь», и стражи не заметили хитрость. Они, тем не менее, всполошились, и один грозно навис над Орфином, а другой ударил по трубе, оповещая начальство.

— Уф… — выдохнул Орфин, — вот я растяпа…

Он потянулся раненой рукой к цветку, но страж перехватил ее.

— В чем дело? Могу я продолжить? Этот огне… эта благодать кажется самой подходящей, но я хочу перепроверить.

Страж неохотно отпустил его, и Орфин поднес кулак к гелиосу — тот в этот миг принял облик астры. Опустив руку к самым лепесткам, он слегка разжал пальцы, и порошок, прежде живший в сфере, незаметно высыпался внутрь цветка. Пламя подхватило блестящие крупицы, вобрало их в себя и продолжило менять формы как ни в чем не бывало.

Напольная плита забурчала, и в лабораторию поднялся Лукреций. Орфин предложил ему этот цветок, и священник довольно его осмотрел. В его толстых пальцах возникла колба, и он поймал огонек внутрь.

— Благодарю.

— Я бы хотел посмотреть, как вы активируете их. Никогда не сталкивался с такой технологией.

— Что ж, хорошо.

Они вернулись в зал с крыльями — там по-прежнему стоял запах подпаленной плоти. Вслед за Лукрецием Орфин прошел под обрубками, подвешенными к потолку, заставив себя не кинуть взгляд на них. Призраки остановились возле массивных золотых крыльев, высившихся на подиуме, как экспонат. На широком перешейке, за который предполагалось крепить крылья к спине, была выемка — то самое "ложе для благодати".

Лукреций перелил живой огонь в паз. Глаза пастора блестели взбудоражено, почти похотливо. Жидкость растеклась по внутренним каналам крыльев, и эти жилы засияли сквозь металл. В следующий миг зал озарился слепящим светом. Ожидая подобного, Орфин в последний момент успел вскинуть руки и плотно загородить ими глаза. Но даже так — тех первых лучей, которые достигли его, хватило, чтоб выжечь полосы, пылающие теперь в темноте опущенных век. Вокруг послышались крики — но не боли, а изумления.

— В-ваше святейшество! — взволнованно воскликнул один из зодчих. — Что это было?

Крепчий с остовом крыльев за плечами смачно выругался, но без злобы — просто потрясенно.

Двадцать с лишним призраков, заполнявших технологический зал, резко очнулись, разбуженные слепящей вспышкой, и теперь наперебой добивались внимания и ответов Лукреция.

Орфин не смог сдержать торжествующую улыбку. Выкуси, черт возьми! Эмоции в голосах окружающих людей звучали для него звонче и чище любой музыки.

Пользуясь суматохой, которая воцарилась в зале, он поспешил прочь. В коридоре ему встретилась пара девушек-стражей, но они спорили об униформе и не обратили на него внимания. Похоже, вспышка добила и досюда.

Выбравшись из стен Приюта, он поспешил к мосту, чтоб, как в прошлый раз, перебраться на соседний остров. Но вовремя заметил сутулую фигуру в черном балахоне, замершую у перил. Исповедарь стоял на верхней точке моста, широко расставив руки на одной стороне перил и слегка подавшись вперед. Задумчиво глядел в бездну.

Орфина укусила жажда мести. Пару секунд он, прищурившись, смотрел на ловчего. Это ведь его руками церковь выкачивает память… Но, медленно выдохнув, Орфин все же отступил. Он помог этим людям, чем мог. Лучше не лезть еще раз на рожон.

Назначенное время, когда кочевники должны будут его забрать, уже почти настало. Орфин двинулся вдоль каемки острова, высматривая крепление лодки. Статуи-стражи снаружи Приюта остались беспамятными, но не замечали его благодаря туману. У пары из них на спинах были неудобные золотые наросты — явно результат трансмутаций, которыми теперь баловался Лукреций.

Постепенно в душе поднималась тревога. Что, если кочевники бросили его тут? Орфин пытался убедить себя, что быть такого не может! Но где тогда лодка?

Был и другой повод для беспокойства — он засел в груди, как репейник. Перед глазами то и дело всплывал образ тех ужасных обрубков, от вида которых все внутри переворачивалось. Снова и снова приходилось заглушать эти эмоции, чтоб не рисковать маской.

«Нельзя же просто бросить ее здесь… — Орфин помассировал веки. Глазницы ощущались неправильной формы под пальцами. — Но каков твой план? Ты даже не знаешь, где ее искать. Не говоря уж о том, заслуживает ли она спасения… Грубая, жестокая, недалекая — что тебе вообще нравится в ней?»

Вдруг он заметил движение в Пурге — приближалась лодка. Она шла ниже уровня острова и остановилась метрах в трех под ним у самого края, где стоял Орфин. Это был продолговатый плот с невысоким бортом, размером не больше кровати. Они с Тохой махнули друг другу. Кочевник сидел по центру лодки и флегматично возился с ножом.

— Ну? — позвал он. — Чего ждешь, Мангуст?

Пожалуй, новое прозвище Орфину нравилось.

— Я… мне нужно закончить еще одну вещь.

— Что ты опять удумал?

— Извини… просто подожди меня тут немного. Пожалуйста. И… можешь подкинуть нож? Или гранату?

Тоха возмущенно уставился на него.

— А ну, быстро полезай в лодку! — велел он яростным шепотом.

— Ладно-ладно, понял. Просто… дай мне немного времени, прошу!

И, не дожидаясь ответа, он бросился обратно к зданию Приюта. Если Тис где-то здесь, то скорее всего в подвале. Правда, ключ от него у Геласия… Что ж, вот и повод поквитаться.

Он вкрадчиво ступил на мост и стал подниматься по его пологим ступеням. Искаженные каменные лица слепо глядели на него с обеих сторон. Геласий не двигался.

Орфин припомнил, куда исповедарь убирал ключ в тот раз — в правый карман. Сейчас казалось, что никаких карманов в церковной одежде нет в помине, лишь глубокие черные складки. Ну ничего. Шаг, еще шаг.

Когда между ними оставалась пара метров, Орфина окатило тревогой. Одежда ведь являлась по сути частью тела призрака. Можно ли вообще что-то выкрасть из чужого кармана? Не говоря уж о том, чтоб обобрать ловчего…

Эта мысль отвлекла его, и он ступил слишком громко. Геласий обернулся. Орфин едва не подпрыгнул на месте. Старый священник выглядел таким же безжалостным, как прежде. Но теперь на его худом лице под капюшоном читалась также удрученность. А при виде чужака к ней добавилась еще и нотка брезгливости.

— А, ты… — буркнул он и поджал губы. — Уже помог нашему пастору?

Орфин мысленно сосчитал до трех и покрепче натянул воображаемую маску. С каждым разом притворяться было всё проще.

— Вы очень враждебно на меня смотрите, — усмехнулся он. — Хотя, кажется, я не успел вам насолить. Единственное, что вам обо мне известно — это каста. Зрячий, или страстогляд по-вашему. Рискну предположить, что вы недолюбливаете всю мою братию. Это так?

— Меня не волнует твоя каста, кочевник. Только дела церкви. Так ты закончил свою работу?

Орфину совсем не нравился тон, с которым Геласий повторял этот вопрос.

— Боюсь, что еще нет. Хотя, знаете, я даже рад здесь задержаться. Я попал сюда по принуждению, но стоило увидеть это великолепие… — шаг вперед. — Что в Пурге, что по ту сторону, — он прижал ладонь к центру груди. — Заставляет трепетать. Единственное, что омрачает это святое место — ваша постная мина, простите за прямоту.

— Ты даже не представляешь, кто я, да, кочевник?

Голос Геласия почти слился со завыванием пурги. В его взгляде читалась ледяная ненависть, несоразмерная этой ситуации. Вряд ли он был чистым мизантропом… Наверное, его и впрямь бесили зрячие. Но почему?

Орфин прищурился.

— Стойте-ка. Ведь мы уже виделись, — вкрадчиво сказал он. — Но ты не помнишь меня. Еще бы. Столько ненависти…

Геласий почти не изменился в лице, лишь чуть нахмурил седые брови. И всё же Орфину показалось, что он попался на крючок.

Он подступил еще ближе и понизил голос:

— Меня забавляет, что в этой жизни ты священник. Кто бы подумал, а? Хах… — он сочинял на ходу, упиваясь собственным блефом. — Я знаю, почему ты так ненавидишь зрячих. Так упиваешься болью. Но скоро эта лавочка прикроется, и ты отлично это знаешь, не так ли? Зрячие слишком полезны, и твой хозяин больше не может обходиться без наших услуг. А значит, и тебе придется примириться с тем, что рядом всегда есть кто-то, способный видеть за пределами этого унылого серого мирка. Ты так цепляешься за чужую боль, за этот симулякр насыщения и жизни — еще бы! Столько лет заперт здесь, ни разу не видел ни обрывка настоящей жизни. А они же прямо здесь, где ты стоишь, — он махнул рукой вокруг. — Кричат и извиваются. Беспечно упиваются собой и друг другом. А чем довольствуешься ты? Я мог бы показать их тебе, провести…

— Это ересь! — хрипло выкрикнул священник. — Ты… мерзкое отродье!..

Но он не нападал, и его глаза лихорадочно блестели.

Орфин сделал последний шаг вперед.

— Никто не узнает.

Он плавно протянул к ловчему руку. И когда пальцы коснулись черной ткани, последовал холод, но не боль.

Дальнейшее произошло будто само собой. Как течение воды, которое вскипает брызгами на камне.

Орфин ушел ладонью глубоко в шершавые складки, одновременно схватив другой рукой костлявое плечо Геласия. Как только ключ скользнул ему в руку, он резко толкнул старика, и тот перевалился через перила. В последний момент Орфина прошибло парализующей болью — ловчий успел-таки вцепиться в кусок памяти и вырвать его, словно зверь, который пытался ухватиться зубами. Пары секунд этой боли хватило, чтоб Орфин сам едва не ухнул в пучину пурги. Он отчаянно махнул рукой и чудом уцепился за что-то на рельефе перил. Удержался и выкарабкался обратно. Оказалось, его пальцы угодили прямиком в распахнутый рот одного из каменных лиц.

А затем он заметил стремительно тающую внизу черную фигуру, и вся Пурга застыла в одном мгновении. Ничто не смело пошелохнуться, и всё же вихри продолжали вращаться, а падающий человек уменьшался с каждой секундой, пока наконец не исчез в сером мареве. Разум Орфина просто не поспевал за этим, за прежней неизменной скоростью мира. Он остекленел, как и его взгляд, устремленный вниз. Время мчалось мимо.

Что сейчас произошло? «У тебя шок. И сейчас не лучший момент для него».

Орфин заставил себя опустить веки. Его била дрожь, мнема гудела в жилах, горячая, как кровь после забега. Он вспомнил, фрагмент за фрагментом, зачем вообще ввязался в эту авантюру. Ощутил тяжесть ключа в пальцах. Нужно было спешить в подвал. Но он не мог сойти с места.

Это было… убийство? Слово эхом отдавалось в мыслях. «Нет, нет, нет… Он прикончил бы меня иначе. Это был единственный выход. Я сделал то, что было необходимо! И это было… убийство?.. Да можно ли вообще убить призрака?! О, ты отлично знаешь… Прекрати! Он был чудовищем! А ты? Хватит, пожалуйста, хватит! — он крепче сжал в кулаке ключ. — Я должен идти».