Память гарпии (СИ)

Глава 32. Катарсис

«Таинство слепящего очищения»

Никтос медленно поднялся на ноги, и Рита увидела себя в его маске — туловище еле виднелось за лозами, которые ее оплели. Ловчий шагнул к ней, и Рита задохнулась от острого отчаяния. Она ведь едва успела вспомнить себя! Нечестно отбирать память вот сейчас!

— Никт, стой! Пожалуйста!..

Вдруг позади у колодца раздался короткий плеск. Утробно зарычав, Асфодель взмыла над кровавым ковром и черным смерчем ринулась туда.

Рита не могла обернуться и рассмотреть, что произошло. Но путы, сжимавшие ее, немного ослабли, оттого что их хозяйка потеряла концентрацию. Не теряя драгоценные секунды, Рита раздвинула мясистые ветви и вырвалась из их плена.

Никтос, этот безликий раб, продолжал надвигаться, не меняя скорости. Но внезапно он заговорил, чего Рита меньше всего ожидала.

— Ты же сама просила меня о забвении, Тис, — неразборчиво прошелестел он. — Что изменилось?

Прежде, ища забвения, она и впрямь умоляла «брата» забрать все до последней капли. Тогда она жаждала исчезнуть и отчаянно боялась что-либо вспоминать. Возможно, в глубине души она знала, что нарушает свои же принципы, и не хотела сталкиваться с этим противоречием.

Все ответы на вопрос Никта казались слишком очевидными. «Я больше не фамильяр». «Я теперь свободна».

— Я вспомнила, кто я, и не хочу забывать. Пожалуйста, Никт, дай мне…

Вдруг от колодца донеслись треск и шипение. Отскочив подальше от ловчего, Рита обернулась на этот звук. Над жерлом колодца клубился пепел, сквозь который угадывался черный силуэт Орфина. Но миг — и он рассыпался, как обугленная веточка.

Рита охнула и прижала ладони ко рту и груди. Был — и нет. Щемящая тоска — как удар в солнечное сплетение.

Пепел осел, и стало видно, что колодец опустел и выгорел изнутри, покрылся угольными трещинами. Костяные стенки медленно остывали, отдавая жар в воздух, и тот колыхался, как над костром. Асфодель зависла над колодцем, вцепившись в его борт. Издав короткий пронзительный вопль, от которого заломило уши, она раскинула руки в лохмотьях обгоревших рукавов, и останки Орфина угольной крошкой взмыли над полом. Они закружились, свиваясь столбом черной пыли, в котором постепенно начали угадываться конечности. Мало-помалу вихрь обрел форму человека в плесневело-зеленом пальто, с восемью черно-рыжими глазами. Наконец последние крупицы золы встали на свои места, и фамильяр с протяжным хрипом рухнул наземь.

— Каков их ответ? — потребовала Асфодель, яростно сжимая кулак. — Говори!

Орфин слабо пошевелился, уперся лбом в пол, приподнялся на локте.

— А ты не видишь?.. Спалили гонца…

— Что они тебе сказали? Отвечай по делу!

Посланник заставил ее ждать. Он медленно поднялся на ноги, стряхивая пепел и золу с одежды. Оперся на борт выжженного колодца. Тишина звенела, как натянутая тетива.

— Они сказали «нет». Они не желают никого из нас в своих садах — ни сейчас, ни когда-либо. Они считают, что ты заигралась, что ты зря тратишь время вместо того, чтоб вести свой сад. И помогать тебе впредь они не намерены. Так что убирайся, Асфодель! Ты не нужна в этом мире и никого не спасешь!

Демоница взмыла выше, и клубящиеся в воздухе лоскуты ее одежд стали похожи на живые ветви.

— Опять твои выдумки!

Орфин оскалился.

— Как же. Мы для них просто сорняки, да и для тебя не многим больше, — он помолчал. — Тебе ни за что не убедить их. Что бы ты ни вырастила здесь — они не примут твои «саженцы»!

— Ты лжешь!

Правая рука Орфина вдруг дернулась назад, он охнул, и с хрустом призрачных суставов локоть вывернулся под невозможным углом. Рита зажала рот ладонями.

Асфодель опустилась ниже, подлетела вплотную к непокорному рабу, и, помедлив, вернула себе человекоподобную форму.

— Говори правду, — процедила она.

Хрип Орфина медленно перешел в сдавленный желчный смех.

— Правда в том, что я не могу больше лгать, Асфодель. Они забрали у меня и это. Прежде чем сжечь.

— Ты лжешь, — повторила она вкрадчивым напевом, словно колыбельную.

— Нет же. Подумай сама! — он вперился в Асфодель ненавидящим взглядом. — Разве ты не отправляла к ним других зрячих? Все канули. Не потому, что им не хватило умений! А потому что твоя семейка — заносчивые ублюдки! И не примут никого из нас — никогда!

Его терпкий голос и отчаянная решимость наполняли Риту трепетом. Она едва узнавала того мужчину, в которого была влюблена много лет назад, но некая искра по-прежнему горела в нем. Дьявольская харизма, перед которой Рита пасовала снова и снова. Ей стоило бы следить сейчас за Никтосом или вовсе бежать к лодке. Но вместо этого она завороженно смотрела на Орфина — на странное существо, в которое он превратился. Он нашел верные слова, не так ли? Он не просто так провоцирует Асфодель, а впрямь способен выкорчевать ее из этого мира. Рита надеялась на это так сильно, будто ее беззвучные мысли могли хоть как-то помочь Орфину. Болела за него, как самый верный поклонник.

Асфодель зарокотала в гневе, клубясь и разрастаясь. Орфин охнул, дернулся, его глаза расширились от боли. Посередине торса прошла щель, как удар топора. Он успел обхватить себя здоровой рукой за плечо, словно пытаясь срастись обратно. Но в следующий миг его разорвало напополам, и части туловища отбросило к стенам.

— Бессмысленно… — протяжно застонала Асфодель, и последние человеческие черты ушли из ее облика. — Напрасно… — Неестественно вытянувшись, ее спина сделалась высоким ивовым стволом, и длинные плети волос засвистели вокруг хлесткими белыми ветвями, рассекая насквозь древа. — Безразлично…

Рита бросилась к телу Орфина, инстинктивно увернувшись от древесного хлыста, грозившего снести ей голову. Она нырнула в каверну, образованную вздыбившимися корнями. Здесь дымилась большая часть туловища фамильяра. Плоть на линии разрыва чернела и корчилась, как края бумажной раны над свечой. Сломанная рука трепыхалась, точно лапа умирающего кузнечика. На остаток лица было страшно смотреть — оно почти полностью покрылось золой и корчилось в беззвучном крике. Рита позвала его по имени, но он был в агонии и забытьи.

За годы, проведенные в Пурге в качестве цепного зверя, Тис навидалась, натворила и испытала уйму жестокости. И как бы Рита ни хотела изменить это прошлое, сейчас оно сыграло ей на руку. Без этого горького опыта ей бы точно не хватило хладнокровия. Но вместе с цинизмом Тис Рита сохраняла достаточную трезвость ума и понимала: Орфина любой ценой надо вытащить из этого ада.

Она с яростью обернулась к Асфодели. Но той больше не было. Лишь огромное белое дерево распирало Чертоги, разрушая их изнутри. Одна из его рук-ветвей пронзила Миноса, и мощное тело быка слабо подрагивало, пригвожденное в кроваво-костяному своду.

Только Рита и Никтос оставались в сознании. Лица зеркального фамильяра, конечно, было не видно, в его позе явственно читались потрясение и замешательство. Маска отражала творящийся вокруг хаос.

— Прошу, помоги ему! — воскликнула Рита. Никтос мог бы дать Орфину мнемы, чтоб тот залечил раны.

Новый пучок шипастых лоз вырвался из торса Асфодели и прошил своды зала колючей проволокой. Части старых коряг попросту осыпались, словно их пожирал какой-то паразит. Обрушилась часть свода, и наверху открылся уголок серого неба. Следом за этим удар белых плетей рассек корни на полу, пробив ход на нижний этаж, к оазису с фортепьяно.

— Что… — просипел ловчий, — что она делает?..

— Никт, — Рита попыталась подобрать нужные слова, но в голове звенела какофония. — Она спятила! Нам придется убираться отсюда! Но прежде, прошу тебя! Дай ему мнемы!

— Почему ты заботишься о нем? — спросил фамильяр, отступая к провалу в полу.

— Потому что… считай, что он мое фортепьяно! — нашлась она.

Что бы это ни значило, Никтосу такое сравнение показалось понятным, и он склонил голову. Уворачиваясь от ярости белой ивы, он приблизился к Орфину и опустился на колени. Положил одну руку на грудь зрячего, а другой внезапно попытался взять Риту — она резко отпрянула, возмущенно уставившись на него. Повисла пауза.

— Не мою мнему, — холодно пояснил ловчий.

Рита сглотнула. Свободной мнемы у нее не осталось, она давно уже тратила собственную память, по крупицам теряя прошлое. Сколько потребуется Орфину на восстановление? Да и станет ли Никтос на самом деле помогать ему? Как бы то ни было… других вариантов она не видела. В конце концов, она прибыла в Чертоги, чтоб спасти Орфина и исправить собственные ошибки. Он попал в этот ад из-за нее; это она продала Асфодели его свободу. Пришла пора расплачиваться за это предательство.

Едва заметно кивнув, она опустила ладонь Никтосу на плечо, и руку охватил парализующий озноб.

Орфин очнулся с чувством неожиданного тепла и покоя. Над ним склонилось расплывчатое лицо в милых веснушках. Сознание возвращалось постепенно, и он улыбнулся Рите, потому что был ей рад. Он видел, что она тоже улыбалась, и глаза блестели, но затем ему на переносицу упала тяжелая капля. Вместе с этим прорезались звуки — треск костей-древ, вой ветра и неожиданно надрывная фортепьянная музыка — и стало четким зрение. Он понял, что выражение, которое прочитал как улыбку, было рыданием.

— Рита?..

Он рывком сел, пытаясь понять, что происходит. От резкого движения склонившаяся над ним фигура подернулась дымкой и начала рассеиваться, точно капля краски в прозрачной воде. Орфин попытался схватить девушку за руку в бездумной попытке удержать, но пальцы нашли лишь пустоту. Морок развеялся, и призрак Риты пропал навсегда.

Орфин смотрел туда, где только что была ее улыбка.

«Зачем? — тупо подумал он. — Зачем?»

Она канула, склонившись над ним, истратила всю память. Это точно не убийство. Она сделала это сама. Чтобы он исцелился. Хотя он теперь на игле и кануть не может. Какая несусветная глупость! Дал бы ей затрещину за такое, если б не канула навеки!

От этой мысли грудь свело острой горечью, и Орфин сжал зубы и зажмурился, сдерживая собственные слезы. «Как, твою мать, глупо!»

Пол Чертогов разверзался, их куски осыпались. Рой алой мороси с гудением носился по залу, набрасываясь на цепень и сжирая мясо. Ветви древ отчаянно цеплялись друг за друга, но их разъедало пыльцой, и части валились в пропасть. Слева внизу виднелась терраса и пришвартованная к ней лодка. Последний шанс выбраться отсюда. Рита должна была воспользоваться им!

А в центре зала — шипастое белое дерево обвивало само себя, прекрасное и чудовищное одновременно. В глубине его ствола под многочисленными наслоениями леденистой коры виднелась фигурка Асфодели, неожиданно маленькая по сравнению с этим гигантом.

Орфин поднялся на ноги и тяжело посмотрел в сторону лодки. Ясно представилось, как Рита умоляет его бежать. Но сама ведь она этого не сделала. О чем она думала? Надеялась, что хватит памяти на двоих? Или понимала, что это ее конец? И хотела таким образом искупить предательство Тис?

Как бы то ни было… В Чертогах разворачивался настоящий апокалипсис — скоро от них не останется ни одного древа. Интересно, что чувствует пленник коряги, когда та исчезает в бездне под Пургой?

Горько вздохнув, Орфин шагнул прочь от ямы в полу. Уклоняясь от плетей, он добрался до ледяного древа, занёс ладонь и коснулся щеки Асфодели, мокрой от слёз. Толкнул свои чувства внутрь нее и легко провалился в другие, глубинные, Чертоги.

Сады — вот, что наполняло все мечты и помыслы белой ведьмы. Мир внутри нее оказался из бледного хрусталя, звенящий и сверкающий. Холодные бусины ягод бренчали друг о друга, пока Орфин пробирался сквозь заросли, раздвигая их руками. Края листьев резали пальцы.

Он толком не знал, куда идти, пока не увидел впереди среди ледяных цветов показалась худощавая спина с выпирающими лопатками. Она ощетинилась белыми позвонками, напоминавшими скелет динозавра.

«Как ты смеешь врываться ко мне?! — прозвенел лес мучительным диссонансом. — Чего ты хочешь?!»

— Асфодель, ты должна остановиться, — сказал он устало. — Ты уничтожаешь всё, что делала годами. Ты убиваешь свой сад — призраков, которых сама хотела сберечь.

— Что с того? Элизиум все равно отказался принять их.

— Им ещё можно вернуть человеческий облик. Как Рите.

— Тени в Пурге обречены. Неважно, люди или древа. Неважно, как они канут. Это все равно случится с каждым.

— То же можно сказать и о живых людях. Но разве ты не говорила, что их жизни для тебя священны? Или ты лгала?

— Живые — это другое.

— Почему? Да и вообще — тебе ли судить? Ты не была ни человеком, ни тенью, ты не знаешь смертности. Поэтому поверь мне! Во-первых, разница невелика. А во-вторых, мы хотим жить лишний год или лишний день, хотим мыслить и осознавать себя, помнить вчерашний день и планировать завтрашний, даже если это больно. Не тебе забирать у нас это.

Она долго молчала.

— Ты хочешь сказать, что я с самого начала только мешала вам? И никому из вас не нужны мои сады?

— Я… верю, что ты исходила из благих побуждений. Но всё пошло наперекосяк, и ты не сумела вовремя признать ошибку и остановиться. Раньше этот некропилаг был крупным центром загробной жизни, с культурой и экономикой, но от них ничего не осталось. Из-за тебя.

Стеклянный мир вокруг них звенел и медленно погружался в темноту.

— Уходи, — едва слышно сказала она.

— Нет, Асфодель…

— Уходи! Я услышала тебя. Я вас более не потревожу. Теперь оставь меня!

— Это еще не всё. Есть те, кому, в отличие от нас, нужна твоя забота, Асфодель. Твой сад в Элизиуме.

— За ним присмотрят братья и сестры.

— А если нет? Ты в ответе за те цветы.

— Но что, если они тоже не хотели вечности?

Орфин закатил глаза.

— Я не знаю. Может, и не хотели. Но теперь это уже неважно. Они на твоем попечении, а ты их бросила. Что, если твой сад уже гибнет? Я позабочусь о тех, кого ты оставляешь здесь, в Пурге. Но ты должна вернуться наверх. К тем, кто по-настоящему нуждается в тебе.

Впервые за разговор она обернулась к нему и подняла взгляд. Звериные черты пропали, она снова выглядела полубогиней. Вот только вместо привычной безмятежности лицо выражало страдание, и слезы белым древесным соком катились к подбородку. Сомкнув веки, она кивнула с горьким вздохом, и мир вокруг переменился — они снова оказались в Чертогах. Вернее сказать, в их руинах.

Белое древо осталось стоять неподвижно, а усталая женщина просто вышла из его нутра. Она опустилась босыми стопами на корни и прохромала несколько шагов, окидывая взглядом причиненные разрушения. Ее внимание остановилось на Миносе — человек-бык неподвижно висел на стене, тяжело уронив морду, сквозь его грудь и живот проходила массивная белая ветвь. Асфодель взмахнула рукой, и тело Миноса рассеялось кровавым вихрем. Тот устремился к земле и неспешно сформировал фамильяра обратно. Откашлявшись после болезненного перемещения, Минос отрывочно, но жарко поблагодарил Асфодель. Орфин поджал губы, находя нелепой его привязанность.

— Я смогу провести в Элизиум пару теней незамеченными, — объявила Асфодель, подходя к колодцу.

Она улыбнулась фамильярам. Минос, как ребенок, потянулся к ней. Никтос, игравший внизу на фортепьяно, прервал мелодию на неустойчивой ноте, и повисла гнетущая тишина.

— Здесь мой дом, — прошелестел он. — Я предпочел бы остаться.

Асфодель нахмурилась, как обычно, не понимая чувства людей, но спорить не стала.

— В таком случае… — она окинула взглядом зал и вдруг подобрала что-то из-под ног. Раскрыла ладонь, демонстрируя Орфину семя с зацепкой — одно из тех, которыми она обращала призраков в древа. — Я могу забрать ее.

— Чего?

— Я ведь говорила, что даю своим цветам вечность, — она улыбнулась и покрутила семечко в пальцах. — Твоя подруга пережила удивительные метаморфозы, и я не знаю, какие всходы даст ее душа. Но могу сказать одно: она не канула в небытие; что-то от нее еще осталось. И в садах я дам ей прорасти.

— Но я же видел, как она… развеялась. Зачем ты?..

Орфин все же протянул руку и осторожно забрал семя. Попытался заглянуть в его скрытый мир, но не смог.

— Знаешь, это жестоко — давать ложную надежду.

Впрочем, не то чтоб он был удивлен холодной бесчувственностью Асфодели.

— Я никогда не лгу. В этом семени действительно заключена ее частичка. Семена работают подобно иглам — пригвождают толику памяти, так что ее нельзя развеять.

Орфина охватила еще большая горечь от того, что ему даже расстаться и отпустить Риту нормально не давали.

— И что взять с одной крупицы? Она развеялась! С фамильярами ведь такого не происходит!

— Ну, прости, что сообщила тебе. Думала, тебя это порадует. Что ж, — она потянулась, чтоб забрать семя с ладони Орфина, но он импульсивно закрыл кулак. — Не хочешь, чтоб она попала в Элизиум? Земля и вода, мне никогда не понять, что творится в ваших головах!

К своему стыду, Орфин и сам не знал, как толковать собственные чувства и мысли. Он не верил в благость Элизиума и то, что людей стоит помимо их воли навечно превращать в цветы — неважно, красивые или уродливые. Но если это единственная форма, в которой Рита могла теперь существовать?

Должно быть, это пустое упрямство, но он опустил руку с семенем в карман пальто. Асфодель пожала плечами. Слегка погладив Миноса по руке, она шагнула к колодцу, взошла на его борт и, окинув последним взглядом свои владения, исчезла вместе с быком в столбе белых цветочных лоз.

Несколько минут Орфин осоловело смотрел в пространство над колодцем, пытаясь осознать, что только что произошло. Мелодия, которую играл Никтос в своеобразной оркестровой яме, стала громче и драматичней. Наконец Орфин немного пришел в себя и приблизился к борту. На дне опустевшего колодна колыхались заросли белого тростника. На вершине каждого стебля сиял цветок изменчивого пламени, и от всех них поднимался запах чистейшей питательной мнемы. Прощальный подарок Асфодели — небольшая контрабанда гелиоса.

Орфин слабо усмехнулся такому прагматизму. Что ж, да, ему бесспорно понадобится немало энергии, чтоб выполнить данное Асфодели обещание.